Рэм

– Можно ему поверить, деньги никогда не лишние, да? – с ленцой начал рассуждать Толик. – Но, с другой стороны, как же возмездие? Наказание? Оно же стоит больше денег?

Картинка на экране пошла рябью, замигала иконка выбора – выстрелить или договориться? Договориться или выстрелить?

– Если я его застрелю, будет куча проблем. Копы примчатся, вертолеты там, отряды с танком. Убежать будет сложно. И дорого. Зато репутация среди парней повысится. – Толик больше не смотрел на экран, он смотрел на Рэма, в мягком свете абажура его разбитое лицо стало походить на морду киношного монстра. – А если возьму деньги… Мне ни одна тварь руку не подаст. Зато будет бабло. Бабло – это хорошо.

Замолчал. Только мужик на экране все скулил и скулил да настойчиво пищал истекающий временем таймер: пора было решать.

– Ну, Рэмыч, что мне выбрать?

Ответ с трудом прорвался через слипшееся от страха горло:

– Деньги.

Толик растянул тонкие губы, но тут же сморщился от боли.

– Деньги, значит? – проговорил он и отвернулся. – Деньги…

Кнопка скрипнула под его пальцем. Раздался выстрел, на экран фонтаном брызнула кровь. Названный Джимми повалился в лужу собственной мочи.

Толик отбросил джойстик, поднялся, выключил приставку. Рэм не мог пошевелиться, тело перестало слушаться, но это было хорошо. Лучше, чем рухнуть на пол и начать молить о пощаде, как бедолага Джимми. Тем более ссаться на мягкий ковер.

– Знаешь, чем жизнь лучше игры? – спросил Толик, усаживаясь обратно. – В жизни все не так однозначно. И репутация – не шкала сбоку экрана, а совокупность отношения к тебе тех, от кого ты зависим, разделенная на тех, кто зависит от тебя.

Толик удивился внезапной своей мудрости, крякнул даже. Логика в ней, конечно, хромала, но Рэм уточнять не стал. Он слушал. Где-то далеко забрезжила надежда.

– А еще от трупа не открестишься, тупо перекрасив тачку и сменив прическу, – закончил Толик и вдруг расхохотался: – Видел бы ты себя сейчас, мужик!

Размахнулся, хлопнул по плечу. Рэм позорно дернулся, зажмурился даже. Это рассмешило Лимончика еще сильнее.

– Короче, мы сами вчера накосячили пиздец. У девки этой батя охранник, а охранники с кем корешат? Правильно, с другими охранниками. А они кто? Правильно. Бывшие менты. Тронь мы его дочурку, сарафанным радио бы разнеслось к утру. На хрен надо такую пьянку, да?

Рэм коротко закивал, самому тошно стало от своей поспешности.

– Но личико ты Цынге попортил, конечно. Был бы мозг, было бы сотрясение. – Толик неодобрительно покачал головой, распухший нос слегка кривился влево. – Во сколько мы вред оценим? – Задумался. – Косых в двадцать, да?

Двадцать тысяч можно было нарыть прямо сегодня. Поднять все нычки, залезть под бабкину салфетку, ничего, не заметит даже. Обойтись откупными, к тому же такими маленькими, это ж какая удача! Кажется, Рэм улыбнулся даже, но Толик продолжил:

– Ну и мне восемьдесят, да? Для круглого счета.

А вот это уже было плохо. Очень плохо. Восемьдесят не было ни в заначках, ни в бабкиной салфетке. Было две недели назад, но сорвало колонку, пришлось покупать новую, потом ставить, потом счетчики менять и кран в туалете. Бабка все причитала, что дорого, а Рэм сам себе удивлялся, денег жалко не было. Наоборот, оказалось, что тратить их легко. Особенно когда бабка потом каждый вечер меленько крестила новую колонку и шла мыться, гремя блестящим шлангом массажного душа.

Вот там и остались его спасительные восемьдесят косых, да разве скажешь об этом Лимончику?

– Заходи завтра, еще поиграем, – бросил ему Толик и поднялся на ноги, руку даже протянул. – Часиков так в десять. Утра.

Каждым уточнением он будто забивал гвозди в крышку гроба. Пот на лбу и спине уже откровенно вонял травяной горечью. Но протянутую руку Рэм, конечно, пожал.

– Тогда до завтра, Толь, – сами собой проговорили онемевшие губы. – Я еще лошадку принесу.

Но Толик уже рухнул на диван, зажужжала приставка. Аудиенция закончилась, цена откупного названа, можно идти. Рэм вышел из комнаты, побрел на отблески лампасов Черкаша, тот молча отпер входную дверь, вытолкнул Рэма в подъезд.

Знакомо пованивало кошачьей мочой. Может, Маркиз и сюда забегал. Царство ему кошачье, мята пусть ему будет пухом. Где-то в глубине квартиры, оставленной за спиной, Толик учился быть настоящим гангстером – широкоплечим и чернокожим, с вязью на бритом затылке. И у него неплохо так получалось.

Рэм спустился по лестнице, вышел во двор. На лавочке сидел Серый. Под его ногами валялось с пяток скуренных до фильтра бычков. Он поднял на Рэма глаза, слабо улыбнулся:

– Обошлось?

Можно было попросить денег у него, Серый отдал бы все, что у него было, в этом Рэм не сомневался. Как и в том, что было у Серого совсем чуть-чуть, а еще отец-алкаш и мать с культей вместо правой руки – отдавило на заводе. А еще сестренка-шестилетка. Дашка, кажется.

– Обошлось, – буркнул Рэм, кивнул Серому и двинулся к станции.

Ехать было далеко. Час двадцать духоты и покачивания, торгашей и попрошаек. Рэм всем сердцем ненавидел электрички, особенно сейчас, когда любой скользящий взгляд на соседа мог утянуть на самое дно полынного водоворота.

Сиди потом, задыхайся, кашляй горечью, не ощутимой никому, кроме тебя самого. А будущий мертвец будет коситься неодобрительно и стараться не дышать, мало ли что за бацилла у тебя, подхватить еще не хватало. Он же не знает, что жить ему дня три, а потом обдолбанный подросток на мопеде впечатает его безбацилльное тельце в стену. Он не знает, а ты знаешь. Вот и кашляешь, блюешь почти, знанием этим, мать его через три колена.

Но вечерняя электричка была прохладна и пуста, Рэм забился в дальний угол, накинул капюшон толстовки и моментально уснул. Растолкал его бородатый контролер в форменной безрукавке на голую грудь.

– Слышь, парень, тикай давай, мы в депо.

Рэм тут же вскочил, вышел на перрон и зашагал в сторону метро. В заспанной шальной голове словно кашу манную разлили. Вязкую, холодную и с комочками. Сунешь ложку, и она застынет, как вкопанная, пробивая собой корочку холодного маргарина. Но хочешь не хочешь, а размышлять было о чем.

Например, как бы так пробраться в отчий дом, чтобы никто не заметил. Время перевалило за одиннадцать вечера, по всем приметам отец уже завалился спать, и мама с ним, куда ей деваться, не дай бог зашуршишь пакетом, потревожишь сон.

Если не звенеть ключами, не скрипеть порогом и не тупить, то в квартиру можно пробраться без особых проблем. Был еще вариант, что ключи эти, которыми нельзя звенеть, просто не подойдут. Отлучение от дома обычно сопровождается лишением права в него вернуться. Так что отец мог запросто сменить замки. Что делать в таком случае, Рэм не знал, а потому просто не стал ломать голову.

С пугающим равнодушием он ехал по знакомому маршруту. С Ленинградского вокзала на кольцо, с кольца – на зеленую, по зеленой – на Сокол. Выбрался наверх, огляделся, вот они – старые приятели. Ларьки с сигаретами и мороженым, 24-часовой магазин, ремонт обуви, пицца с одноглазым пиратом на вывеске. Шагать в сторону дома было легко и странно одновременно. Ноги сами знали, куда им идти. Где свернуть на переход, где обойти футбольную площадку, как лучше сре?зать через дворы.

Два года он не был здесь. С того дня как выполз из подъезда, скулящий пес, мальчишка, нахватавший заслуженных оплеух, офицерский сын, которому давно пора было к ним привыкнуть. Брел по тротуару, сплевывал кровь, трогал распухшую губу и перебирал в голове самые страшные варианты мести. А потом его окликнули. Тетя Тася. Хорошая такая – добрая, низенькая, круглая. Местный дворник, по совместительству консьержка и кормительница бесхозных котов.

Он не обернулся, зашагал быстрее. Но был схвачен, повернут лицом. Тетя Тося умела быть сильной, жизнь научила. И на разбитые губы насмотрелась, и на побитых мальчишек тоже.

– Папаша, небось? – спросила, подбоченилась. – Говнюк! Такой человек большой, а руки распускает…

Она еще что-то говорила, но Рэм не слышал. Его захлестнула знакомая уже, непривычная еще горечь. В белесых, подслеповатых глазах тети Таси почти не осталось жизни, до зимы только если.

Кругом заснеженный двор, она убирает снег, раскидывает его лопатой – а в самой роста в половину длины черенка. А потом как-то мякнет и медленно валится на расчищенную дорожку. И лопата вместе с ней.

Вот тут-то Рэм и заревел. Позорно, как первоклашка. Оттолкнул тетю Тасю, побежал к метро и больше во двор не возвращался. Хорошо, хватило ума взять документы и денег каких по мелочи. Из отцовского сейфа он их и прихватил. Код был простой – 11072011. Дата, когда отцу дали полканские звезды. Не дату же рождения сына загадывать, право слово.

А теперь из этого сейфа придется выгрести куда больше. Двадцать на восемьдесят. В сумме сто. Для отца – ерундовая мелочь, не заметит даже. Для Рэма – способ спасти потрепанную шкуру. А то ведь разделит его Толик между бандерлогами, как убитого медведя. А голову прибьет над телевизором, чтобы любоваться, пока месит нарисованными кулаками нарисованных людей.

Когда домофон пискнул, пропуская Рэма в подъезд, манная каша в голове превратилась в застывающий бетон. От страха подташнивало и качало, как от трех бутылок пива на голодный желудок. Рэм зашел в лифт, нажал на шестерку, глянул на себя в мутное зеркальце и тут же отвернулся. В холодном свете лампочки, больше подходящей моргу, чем кабине лифта, любой станет похож на мертвеца. Особенно тот, кто давно ходит по тонкой границе полнейшего небытия. Смотреть на это неприятно, но поучительно. Только учиться не хотелось. Хотелось поскорее закончить ограбление, не обделавшись в процессе.

В дрожащих руках связка ключей опасно позвякивала, Рэм чертыхнулся через зубы, но тут же заткнулся, опасаясь, что мама услышит запретное слово быстрее, чем звук открывающейся двери. Дверь и правда открылась. Ключ свободно скользнул в замочную скважину, бесшумно повернулся два раза. И порог не скрипнул, и пол не подвел, и стены смотрели на Рэма привычными бежевыми цветочками. И пахло знакомо – немного стряпней, чуток отцовским одеколоном, кожаной обувью и пылью на антресолях. У Рэма даже в носу закололо: он и не думал, что так соскучится по такой банальщине – запаху дома, в котором жил.

Но соскучился же. Захотелось скинуть обувь, бросить ключи на полку, разорвать тишину, темноту и покой, крикнуть:

– Мам, я дома! Есть что пожевать?