В ритме танца любви

– А я объясню, – девушка обхватила запястье с браслетом другой рукой – ей нравилось прикасаться к холодному металлу, особенно если не задумываться о его стоимости. – Это ведь не серебро, верно?

– Чёрт, – Эмбриагез слегка прижал нижнюю губу зубами, сияющими даже в полумраке, потом улыбнулся и обречённо вздохнул. – Как Вы догадались?

– Увидела пробу. И едва не заработала инфаркт. Рауль, мы с Вами почти не знаем друг друга, суток не прошло с того момента, как мы познакомились, а Вы дарите мне украшение… – Клэр едва не подавилась этим словом, – из платины. Я не имею представления даже о приблизительной её стоимости, но уверена, что это безумно дорого.

– Может быть, это залог. Своеобразная гарантия того, что Вы не исчезнете из поля моего зрения. Или, возможно, я собираюсь Вас как-нибудь шантажировать. Клэр! Я ведь не маленький мальчик, – голос Раулязазвучал ниже, и по телу девушки пробежали мурашки. – Вы понравились мне, и я не стану делать из этого секрета. Слава Богу, мы живём не в восемнадцатом веке, когда юноша месяцами сочинял письмо-признание, завуалированное громоздкими оборотами речи. Я сразу выкладываю карты на стол – притворства мне хватает на работе.

Клэр закрыла глаза. «Галлюцинации, – решила она. – Совсем крыша поехала».

– Многовато информации для одного дня? – понимающе спросил мужчина, поймав себя на мысли, что с нетерпением ждёт ответа своей спутницы.

– Не особенно. Но дело в качестве, а не в количестве, – не открывая глаз, объяснила Клэр. – Вот сейчас Вы рассказываете мне чудесную сказку на ночь. Можно обойтись без колыбельной.

– Вы мне не верите? – напряжённым тоном задал вопрос Рауль. Девушка распахнула ресницы:

– Будь Вы на моём месте – Вы бы поверили?

С минуту они молча смотрели друг на друга. Наконец Эмбриагез нехотя кивнул:

– Я Вас понимаю, – признался он. – Хотя, кажется, не давал повода усомниться в себе. Всё дело в общественном положении?

– Не только, – Клэр потянулась за водой, потому что щекотливая тема диалога давалась ей с трудом, в горле пересохло. – Я выросла в Англии, где отношения между людьми не бывают открытыми. Всегда держится дистанция, чувства принято скрывать, а слова подбирать так тщательно, словно от этого зависит Ваша жизнь. Там не знакомы с сутью доверия, зато прекрасно понимают термины «партнёрство», «бизнес», «контракт». Мне было сложно привыкнуть к осторожности, а теперь трудно отказаться от неё.

– Привыкнуть? – переспросил Рауль. – Разве осторожность не является безусловным рефлексом?

– Да, но не настолько развитым. Лондон покровительствует политике рационального подхода ко всему на свете и пропагандирует сдержанность. С тех пор, как я переехала в Англию, я так и не смогла смириться с этим.

– А где Вы жили раньше?

Девушка мечтательно улыбнулась:

– В Ирландии. Моё детство прошло в деревушке Беллик, небольшой, но прославившейся мастерами керамики и гончарного дела. Это неподалёку от древнего города Эннискиллена, центра графства Фермана в провинции Ольстер. Шесть лучших лет моей жизни я провела на Нижнем Лох Эрне – самом красивом озере на свете, в доме бабушки и дедушки.

Мужчина глаз не мог оторвать от рассказчицы. Клэр ненадолго приоткрыла завесу тайны, позволив Раулю почувствовать энергию её души. Она осветила её лицо изнутри, зазвучала в проникновенном голосе, перекликаясь с эхом глубокой, нежной привязанности к близким людям, гордости за свою страну и любви к её нетронутой красоте… Ртуть серебристых глаз закипела и расплавилась, но затвердела и подёрнулась пеленой, когда девушка продолжила свою историю.

– К сожалению, с желаниями маленьких детей не принято считаться, поэтому меня забрали родители, – Клэр надавила на последнее слово, к тому же произнесла его сквозь зубы. Эмбриагез взял это на заметку, чтобы не задавать неприятных для девушки вопросов. – И я очутилась в царстве проливных дождей и вечного тумана. Звучит неплохо… вот только жить непереносимо.

– Мне жаль, – тихо произнёс Эмбриагез. Ему действительно было жаль маленькую девочку, окружённую теплом и лаской, привыкшую к свободе бескрайних изумрудных просторов и хрустальной глади Лох Эрна… и вынужденную променять их на бездушные серые дома.

– Мне тоже, – вздохнула Клэр. – Наверное, я утомила Вас своей ностальгической повестью? Выискалась Шахерезада на Вашу голову…

– Я готов платить Вам жалование за восхитительное «утомление», – с улыбкой предложил Рауль. – Расскажите ещё-что-нибудь, – попросил он. – Если, конечно, не хотите спать. Я бы на Вашем месте хотел.

– Нет, Вы бы целый день не могли избавиться от ощущения, что грезите наяву. Я вряд ли смогу заснуть в Вашем присутствии, – девушка платила за откровенность Рауля той же монетой. – Не потому, что не доверяю Вам. Не хочу терять времени зря. Так о чём Вы хотели бы узнать? – перевела тему Клэр, давая понять, что дискуссия по этому вопросу закрыта или, по крайней мере, откладывается. Эмбриагез разгадал её манёвр, но возражать не стал.

– Я столько слышал о Вашей родине… Даже не знаю, о чём спросить, с чего начать. Хотя подождите, – сообразил он. – О чём я только думаю! Ирландские танцы!

– Ничего себе! – воскликнула девушка. – Я же не замолкну до самой Барселоны. Задавайте тогда вопросы, – нашлась она, – а я постараюсь удовлетворить Ваше любопытство.

– Согласен, – Рауль на мгновение задумался. – Вы когда-нибудь видели исполнение танца вживую? Не постановку, а импровизацию? Или какое-нибудь состязание?

– Да, – Клэр улыбнулась своим воспоминаниям и безотчётным движением прижала руку к сердцу. Вне всяких сомнений, девушка дорожила этим событием и бережно хранила его в своей душе. – Ежегодная осенняя ярмарка и празднество по случаю Дня Святого Патрика семнадцатого марта собирали толпы народа. Только тогда можно было по-настоящему постичь искусство танца и прочувствовать его. Кейли, это парные танцы, были подвластны каждому, их исполняли все желающие, без специализированной обуви.

– Хм, кейли… надо запомнить. Какие ещё есть разновидности?

– О, их очень много. Взять хотя бы джигу – лайт, хэви, сингл, дабл, потом сет-танцы, рил… Профессионалы показывали хорнпайп или требл джигу. Что это было за зрелище! – в голосе Клэр зазвенел восторг. – Танцоры выстраивались на сцене в одну или две ровных линии и приводили народ в настоящее неистовство своими отрепетированными, или, скорее, тщательно отполированными движениями. Сухой, рассыпчатый треск от соприкосновения жёсткой обуви с толстыми досками складывался в своеобразную мелодию, песню, в которой вместо хора голосов звучали щелчки и удары. Синхронность и чёткость завораживали, будто заставляя сердца людей биться в унисон, подстраиваться под единый ритм… Я не подберу слов, достойных этой картины, Рауль… – девушка перевела дух. Детские впечатления оказались очень сильными, поэтому описание выходило красочным, образы – яркими.

– А по-моему, получилось здорово, – похвалил рассказчицу Эмбриагез. – Кстати, а Вы сами пробовали себя на этом поприще?

– Ещё бы, – с жаром произнесла девушка. – В Беллике я ходила в дневную студию, которая занималась подготовкой детей к школе и выявлением у них талантов. Там состоялось моё официальное знакомство с танцем. Обучение началось со слип-джиги, или скользящей. Одно из главных отличий этого вида – в обуви, смахивающей на балетные пуанты. Учителя говорили, что степ в жёсткой обуви нужно заработать, поэтому все мы относились к урокам очень добросовестно и ответственно. Хотя сейчас мне кажется, что преподаватели просто-напросто берегли свои нервы, – хихикнула Клэр. – Вообразите тридцать шестилетних малышей в обуви с металлическими набойками. Табун гарцующих лошадей, цокающий железными подковами по мраморной площади, издавал бы куда меньше шума.

– Пожалуй, – сравнение рассмешило Рауля. – Но Вы всё-таки заслужили право на степ?

– Много позже, – некоторое время девушка смотрела в окно, за которым проносились светящиеся точки далёких фонарей. – Буквально за неделю до того, как я должна была перейти в группу другого, более высокого уровня, меня увезли. А в Лондоне в силу некоторых обстоятельств мне пришлось сделать перерыв. Вернее, я продолжала танцевать дома – что-то вспоминала, что-то придумывала… Но мне был нужен наставник. Давайте остановимся на этом моменте, – попросила девушка.

– Устали? – Мужчина с беспокойством посмотрел на спутницу.

– Не очень. Но глаза начинают побаливать.

– Давайте помогу, – Эмбриагез легко поднялся и достал для девушки подушку с простынёй и плед. В нём не было особой необходимости, температура в помещении поддерживалась при помощи кондиционера, но Рауль решил подстраховаться.

– Благодарю, – Клэр тоже встала, широким взмахом расстелила простынку и развернула сложенный плед. – Это лишнее, – девушка забросила подушку обратно.

– Забавно, – Эмбриагез обвёл рукой свою полку, и Клэр увидела точно такой же набор принадлежностей. – Я тоже не любитель чрезмерно мягкой постели.

– Странно… У меня сложилось другое впечатление о представителях элитного общества, по крайней мере, в вопросе кровати, – поделилась мнением девушка, возвращаясь на своё место. – Она должна быть огромной, с кучей подушек, ортопедическим или водяным матрасом…

– И горошинкой под ним, – хохотнул мужчина. – Отчасти Вы правы, но в моём случае дело обстоит по-другому.

– А что мне до других? – улыбнулась Клэр, откидывая с лица прядь волос. Браслет тихо звякнул, и девушка смерила Рауля долгим взглядом. – Полагаю, мы ещё вернёмся к этому разговору.

– Вы мне угрожаете? – поинтересовался мужчина, делая шаг в сторону постели Клэр.

– Я ставлю Вас перед фактом, – невозмутимо ответила она. – Расставаться с браслетом мне не хочется, но сейчас, когда я знаю, что он стоит гораздо больше…

– Помните теорию лотерейного билета? – Рауль наклонился и, упираясь одной рукой в стену, другой дотронулся до лица девушки, не разрешая ей отвести взгляд. – Считайте, что Вы заплатили за него больше половины доллара. Поэтому приз оказался дороже.

Девушка оцепенела, не в силах ни вдохнуть, ни пошевелиться. Зато сердце совершенно ошалело, рискуя оборвать все сосуды, которые к нему крепились. «Как просто лишить человека воли», – подумала она, мимоходом анализируя собственные ощущения. От прикосновения горячей ладони кожа начинала пылать, властный взгляд приковал к себе беспомощный и опутал сетями всё тело, обездвижив его. Но стоило мужчине задержать внимание на губах Клэр, как она резко отпрянула, едва не ударившись об стену.

– Ладно, – девушка нашла в себе силы на судорожный вдох, когда Рауль отодвинулся от неё. – Вы, оказывается, упрямый…

– Кто бы говорил, – заметил Эмбриагез с лёгкой иронией в голосе. – Доброй ночи, Клэр, – тепло добавил он, выключая светильник.

– Сладких снов, – пожелала девушка, следуя его примеру и щёлкая выключателем.

Они ещё долго лежали без сна. Каждому было, о чём поразмыслить, хотя Клэр старалась отключиться от досаждающих воспоминаний и переживаний, в какой-то момент она даже начала считать прыгающих через забор овечек, затем кроликов. Потом девушка поняла всю абсурдность этого действия и обратилась к проверенному средству – релаксирующему дыханию. Заодно она стала вспоминать текст «Гамлета», который учила ещё в школе и наконец-то смогла заснуть.

У Рауля вообще не бывало проблем со сном: чтобы выдержать безумный график работы, он приучил себя засыпать за секунды при помощи самовнушения. Мужчина и сейчас мог воспользоваться этим способом, но ему было необходимо разложить всё по полочкам. Рауль думал о том, что сказал ему Гвидо – ему самому нравилась идея сделать Клэр своей постоянной партнёршей. Их импровизированное выступление на Монмартре получилось на удивление гладким, слаженным – что говорить о том, какие перспективы открывались в том случае, если бы движения были отрепетированными. Эмбриагез не мог сказать, в чём крылась тайна удачного танца, но чутьё подсказывало ему, что из них может получиться великолепная пара. Загвоздка была лишь в том, что Рауль не знал, в каком значении слово «пара» привлекало его больше…