Из жизни фотомодели Зингер

Чудеса начались потом! И не на съёмках. А в лачугах.

Поселили сначала в нормальной квартирке, в пригороде, разумеется, там дешевле. Кухня, ванная, туалет. Комнаты две. В каждой живут по четыре барышни. (В Москве Алиса с бабушкой жили в комнате, где кроме них, жили ещё четверо, так что особо удивляться, увидев четырёхместку, ей не пришлось). Но в Москве за чистотой и порядком следила бабушка, а здесь никто ни за чем не следил, жили одним днём. Поэтому тараканы беспрепятственно плодились и размножались, а компаньонки куролесили. Потому как разные все. Одна из Хорватии. Другая из Польши. Третья из Дании. Алиса из России. Вот он, интернационал! Никто ни с кем не хотел считаться. Первая, Алехандра – редкая сволочь. Приезжает с показов часа в три ночи, входит в комнатёнку, беспардонно врубает свет и горланит по телефону, сколько душе заблагорассудится. Наглая, как бронетранспортёр. Что ей до того, что ещё три человека спят? Алехандра всем: «Чао-какао!»

Алиса хорватского не знала. Просто молча вставала с кровати и выключала свет. У неё, у Алисы, другой график, и ей следует высыпаться перед работой. (Модель обязана быть свежей и ухоженной!) Алехандру ничуть не волновал Алисин график. Она опять подходила к выключателю и, не переставая трындеть по телефону, вновь врубала свет.

Девчонки как могли, объясняли Алисе, что с Алехандрой не стоит связываться, что бесполезно, она родилась, чтобы всех гнобить. Укрощать такую бесстыжую – себе дороже. Терпи, другого выхода нет. И Алиса терпела до определённого момента. Этот момент настал, когда терпелка кончилась. И вот. Алехандра приходит ночью в очередной раз с показа, врубает свет, буднично орёт в телефон, тут Алиса поднимается с кровати, подходит к ней, сначала смотрит вдумчиво, потом резко хватает её за волосы и – хрясь! – со всего размаха о батарею. В Алехандре были все метр восемьдесят, если не больше, у неё были развитые плечи и грудь, и Алиса с её умопомрачительной худощавостью против неё выглядела чуть не цыплёнком. Да она такую одной левой! Но Алиса напала неожиданно, и внезапность сыграла решающую роль.

Алехандра поцеловалась с батареей основательно! Нос разбила, глаз подбила. Не сразу даже в себя пришла. Посидела с минуту, поморгала, чтобы искры из глаз перестали сыпаться. Но потом… Как встанет! В полный рост!!! Свирепая. (Соседки, датчанка с полькой, притихли, так как перед ними стояла разъярённая «тётя лошадь», с явным намерением «русскую детку затоптать»). А Алиса опять как прыгнет вперёд, да как врежет Алехандре со всего размаха. Та аж отлетела к стене! Снова поднимается, а Алиса её ногой в пах. Да с такой силой! Рухнула Алехандра.

Датчанка с полькой рты раскрыли: во русская даёт! Хулиганка, оказывается, забияка со стажем, а сначала даже и не подумаешь, ведь такой лялей прикидывалась, белой и пушистой.

Вот она, правда: не верь глазам своим.

На самом деле Алиса не отличалась кротким нравом, что бы там ни говорили. Стеснительная, скованная, угловатая. Да, это всё про неё. Но это в мире глянца ей неуютно. Что же касается отношений, особенно отношений с девчонками, то тут следует сделать паузу. Многих удивит столь существенное замечание, но – что делать – удивляйтесь. Такую драчунью как Алиса Зингер надо было ещё поискать! Дралась она с того момента, как научилась ходить. Дралась с гусями и козами, с мальчишками, когда подросла. Не боялась встречного удара, лягалась не хуже лошади. С сестрой Кирой дома они постоянно пластались, да как! До последней капли крови. Отец с матерью, бабушки разнимали их и разводили по разные стороны баррикад. Буря утихала, но ненадолго. Чуть расслабятся сердобольные родственнички, сёстры опять сцепились. Но это ещё что! Алиса и в школе дралась. В начальных классах учительница постоянно жаловалась её матери, что их тощенькая Алиса всех задирает и девчонок одну за другой лупит. И мамаши этих девчонок жаловались, прямо домой к ним приходили: «Примите меры!»

Уж ругали Алису, и наказывали. Ничего не помогало!

Укротить её пыл взялась Берта Тимофеевна. Она весьма убедительно провела с Алисой политинформацию на тему «Как постоять за себя, не пуская в ход кулаки», и с аргументами в пользу сепаратных переговоров трудно было не согласиться. Однако привычка – вторая натура, и Алиса продолжала следовать своей привычке.

Отец, тот не ругался, только качал головой, а однажды взял Алису за руку и, посмотрев в глаза, с укором сказал: «Да как ты можешь? Кулаками махать и ногтями царапаться? Ты же леди! Юная. Эх…» И впервые Алисе стало стыдно. Только после слов отца. И она стала сдерживать себя. И обиды стала проглатывать. И плакать чаще стала. А её на разные лады: «Немец-перец-колбаса». Обижалась, но терпела. (Разве леди плюются? Разве леди пинаются? Она – леди!) В общем, закусила удила.

И вот вновь привычка взяла над ней верх. Результаты этой привычки отразились на физиономии хорватской модели, которая сидела на полу, плакала, вытирая слёзы и сопли, и тревожно трогала правый заплывающий синяком глаз. Что же теперь будет? Работа, похоже, накрывается на неопределённый срок.

На шум заглянули соседки из другой комнаты (их тоже было четверо, все подиумные красотки). Заохали, запричитали. И ну, Алису склонять на разные лады! Тут переводчик не нужен, и так всё понятно. «Русская избила… Русская чуть не убила… Русская изуродовала… Русская притворялась хорошей, а на самом деле…»

Датчанка с полькой, как языки проглотили. Не заступились. Алехандру боялись. Она в этой съёмной квартире гайки закручивала.

Алисе на следующий день выдвигают ультиматум: «Съезжай».

Легко сказать. Она всего второй месяц здесь. Куда съедешь с пустым карманом?

Но – где наша не пропадала! – нашла лачужку. Там тоже не зажилось. Наркоманила одна, на игле сидела и подворовывала, разумеется. Пришлось опять искать другое жильё. И опять подешевле, а, значит, лачужку!

Сколько Алиса сменила их только за два года своего пребывания в Нью-Йорке!

И вот, наконец, квартира. Пусть съёмная. Но в высотке! С джакузи!!! Алисе двадцать, и она почти звезда (у неё же есть джакузи!). Кто не верил – тот проиграл!

…

Алиса сбросила с себя халатик, побегала босиком по паркету. Здорово! Жаль бабушка Гизела не видит. Он умерла сразу после отъезда Алисы в Нью-Йорк. Отец не стал сразу сообщать, чтоб не ранить, но она почувствовала неладное. Сердце не обманешь. Ещё когда бумаги заморские в Москве ворошила, заметила, что бабушка стала какой-то отстранённей; она, как в себя впала. Бывало, лежит на кровати, на своём первом ярусе, и кому-то рукой машет. «Уходит», – подумала тогда Алиса и сразу отогнала от себя эту мысль. Пусть её любимая Гизела живёт вечно! «Любимая моя, – шептала в самолёте Алиса, – родная моя…» А когда ей сообщили обо всём – очень деликатно – Алиса выла назрыд, но потом тихо сказала себе: «Ей хорошо теперь. Всё сделала, можно и на покой». И добавила про себя: «Это мудрость? Значит, я старею». И решила больше не праздновать день рождения.

…В ванную! Нежиться под водой среди царственного мрамора.

Волосы Алиса мыла специальным шампунем, профессиональным, как теперь принято говорить. Волосы у неё были светло-каштановыми, мягкими, даже очень, но долго держали завивку. Оказавшись в модельном бизнесе, для Алисы самым обременительным оказалось следить за волосами. Лак, горячие щипцы, опять лак. Потом здесь прядь подкрасить, потом здесь.

«Скоро полысеешь», – воскликнула бабушка Гизела, увидев голову своей внучки после очередных съёмок.

Денег на дорогостоящие средства для волос у них, конечно, не было, но бабушка нашла выход: варила бальзамы из трав, готовила различные маски. И обязательно доставала настоящий творог и молоко без добавок. Кальций! «Волосы питаются по остаточному принципу, и питать их нужно изнутри!» – не уставала повторять бабушка. И у Алисы был полный рацион – все витамины, всё, что нужно! Она помогала бабушке по мере возможностей, как могла. Ездила за город, за МКАД, за натуральным коровьим молоком. Гизела опросила чуть ли не все соседние кунцевские дома, прежде, чем узнала адрес. В скитах монастырей есть свои коровники, и монахи продают натуральные молочные продукты в монастырских лавках! Дорого. Бабушка выделяла на «дорого» деньги и потом по графику кормила внучку молочком и творожком. По ложечке. Но регулярно. (Вот что такое настоящая немецкая аккуратность!)

Где в Нью-Йорке коровники искать? Придётся исходить из того, что есть. Тратиться на дорогостоящие средства и для кожи, и для волос. Ведь если за волосами не ухаживать – увидишь потом небо в алмазах!

Алиса решила не экономить на хороших шампунях и бальзамах и из своего скудного пайка выделяла на их приобретение приличную сумму. Она уже была матёрая и, прежде чем что-либо приобрести, согласовывала этот вопрос с врачом-трихологом. Оказывается в Нью-Йорке немало русских врачей. (Кстати, этому её бабушка научила).

Ничего так не напрягало и не изнуряло Алису в глянцевом мире, как необходимость держать себя в форме. Не имеешь права быть некрасивой. Подтянутость в высшем понимании этого слова! Раскрасили тебя стилисты «под хохлому», приди со съёмок и сними макияж по всем правилам: специальным молочком, специальным подобранным именно для твоей кожи тоником. Умываться осторожно надо, и за водой следить, чтобы не жёсткая была. А то встанешь однажды утром и себя в зеркале не узнаешь: тут зацвело, так отекло. Тогда всё, съёмки отменяют, выпала из обоймы модель. Возиться будут только с раскрученными девчонками; им можно и покапризничать, и права покачать; их снимки фотографы, конечно, фотошопят, но средненьким на это рассчитывать не стоит, с ними разговор короткий.

Очень, очень много денег уходит на обязательные тоники, кремы, лосьоны, на массажи, пилинги, спа-процедуры (очень дорогие!), на витамины. Отложить лишнюю копейку практически невозможно.

Пока красотки юные, всё скрадывает возраст. Поэтому в модели и набирают девочек чуть ли не с тринадцати лет и на пенсию выпроваживают чуть ли не с двадцати пяти. Век модели короче, чем у балерин. Хотя бывают исключения.

Выматывающий график работы Алису почти не беспокоил. То, что выбивало из колеи других, её ровным счётом не задевало.

Алиса могла просиживать часами на съёмках в ожидании своей очереди, её не отпугивали ни софиты в студии, способные поджарить кого угодно, ни пронизывающий ветер, если съёмки проходили на улице. Если подиумные показы коллекций эксклюзивной одежды в каком-нибудь ночном клубе и до четырёх утра – пусть! Утомляет? Ну, наверное. Люди же, не роботы. Но сказать, что Алисе было тяжело, язык не повернётся.

Всё познаётся в сравнении.

Алиса из собственного опыта знала, что гектар картошки окучить куда тяжелее. Не поленитесь, посмотрите ради интереса, какое это огромное поле в один гектар! Слабо выполоть или перекопать такое? То-то! А семья Зингер и копала, и полола, и окучивала. Всем скопом выдвигались и лопатами и мотыгами махали. Весной трактор вспашет – за ним обязательно с лопатой идти нужно, чтобы глыбы земляные разбивать. Земля должна быть, как пух! Иначе про добрый урожай забудьте! Мелочь осенью с поля соберёте. Проку от неё немного. А надо дотянуть своими силами до следующей весны! Если у Зингер полон двор скотины, то чем её кормить? Покупать комбикорм? В копеечку влетит. Тогда поросята золотыми выйдут, дешевле мясо будет на рынке купить.

«Своя» еда для скотины нужна. А значит, картошка своя требуется. И скотине, и себе и на семена на будущий год оставить нужно.

На Урале плантации картофеля – норма. В сёлах и небольших городках у каждой семьи есть по участку картофеля. (В конце мая и спрашивать не надо, куда с лопатой пошли, картошку сажать). Но это ещё что! Картофельные поля требуют всё-таки периодичный уход.

А корова? От неё не отойти. Зимой ещё ничего, она в конюшне, её можно выдоить и в шесть, и в семь утра. А летом? Корову в стадо выгонять надо. А сначала нужно выдоить! Значит, подъём в пять утра. А после дойки руки как выламывает – жуть. Вот это усталость, так усталость. (Когда двух коров держали, одну мать доила, другую рядом – Алиса. Мать быстрее справлялась и всегда дочке помогала, а Алиса дивилась: откуда силы берутся, не двужильная же мамка у неё?) Молоко бидонами на продажу. Зато два мотоцикла в доме, трактор, легковая «Мазда». Не Рокфеллеры, но достаток есть. И даётся он, ох, как нелегко. Зингер не фермеры. (Какие фермеры в России?) Отец – механизатор, мать – бухгалтер. Все сельскохозяйственные работы идут как придаток, в послерабочее время. Полностью заняться фермерством родители ни за что не решились бы, трезво оценивая экономическую нестабильность в стране и бесконечные политические потрясения. Разве забудешь, как обворовывали картофельные поля в девяностые, когда в стране было почти полностью парализовано производство? Только посадят – ночью посаженную картошку выкопают. Сторожить пытались. И однажды воры соседа зингеровского застрелили из охотничьего ружья, когда тот пытался защитить свой огород. Никого не нашли, разумеется. Потом бабушки Берта с Гизелой поставили ультиматум: жизнь дороже, а что будет, то будет. Поэтому просто терпели грабежи. А куда денешься? И овощные ямы у них чистили: варенье и соленье в банках уносили; собаку отравят и лезут преспокойно; и кур воровали – двадцать штук за раз унесли! Зингер мирились. Довольствовались тем, что оставляли. Не только физически, психологически очень тяжело было.

Поэтому когда знающие люди – опытные модели – принялись Алису стращать обратной стороной глянца в модельной свистопялске, ей сначала слушать было удивительно, а потом смешно. Не знали, они тяжёлой работы, однозначно не знали.

Про дядей, которые подкатывают к красивым полуголым девицам, что говорить? Было бы странно, если б они не подкатывали. Бабушка Гизела, не стесняясь выражениях, комментировала: «Сучка не захочет, кобель не вскочит». «Соблазнили! Боже мой! Бедненькая-несчастненькая! – ворчала она, будучи уверенной, что именно воспитание полностью определяет характер человека. – Это что за девочка такая, дядька пальцем поманил, она и побежала сразу? Мама не учила в детстве говорить: «Нет!»

Ещё в поезде, когда только ехали в Москву, Гизела в красках показывала, как следует давать отпор парню, который пристаёт: ногой ему вот сюда (у них эти места у всех слабые)! А если разозлился, да с кулаками на тебя полезет, сразу ори: «Милиция!»

Но никто никогда к Алисе не подкатывал. Она постоянно оказывалась в окружении ярких, обворожительных девушек, на фоне которых неизбежно меркла. Мужчин не прельщала её детская угловатость. И в этом не было ничего страшного. Неприятно было, что её клевали приятельницы. Издевались буквально! «Алиса, ты голого мужика хоть раз видела? Как увидишь, так и в обморок сразу хлопнешься!» – ржали они. Алиса краснела. А они за своё: «Знаешь, что у них есть вот здесь?» И давай показывать. Алиса убегала в туалет и плакала там. Но никого её слёзы особо не трогали. Её продолжали тиранить при каждом удобном случае. «Сегодня в ночном клубе показ. Но ты не бойся, тебя „не снимут“. Разве ты на что-то способна в постели? С тобой неинтересно», – и добавляли разные непристойности.

А когда бывали распродажи, то есть девчонки-модели могли купить брендовые вещи и элитную косметику за полцены, а то и вовсе за бесценок, Алису, осыпая насмешками, грубо отталкивали: «Это тебе не надо. Бабке своей ты и так понравишься!» Алиса глаза в пол и шаг назад. Она всегда ощущала себя человеком второго сорта, несовременной, непривлекательной. Несексуальной!

Про несексуальность она как-то не удержалась и рассказала бабушке, на что та отреагировала весьма спокойно: «Сколько тебе? Ты ребёнок ещё!» И тут бабушка стала поимённо перечислять Алисин коллег-приятельниц, с которыми она частенько выезжала на съёмки.

Итак. Марина. Сексуальна-а-а-я! Слов нет! Да, мужчины вокруг неё ужами вьются. Замужем? Нет. Помолвлена? (Бабушка всегда говорила по старинке). Звезда? Увы. А ей двадцать четыре.

Алиса заикнулась про Маринин гражданский брак, на что бабушка лишь ухмыльнулась. Брак бывает официальным! Гражданский – это сожительство, не «приколотое» к документу законом. А почему? Вот где собака зарыта. Любви нет! Раз сомневаются друг в друге. Раз не доверяют друг другу. Бабушка понизила голос: «И не первое у неё такое сожительство. Замужем не была, а уже мужиков столько перепробовала. Серьёзный да ответственный разве захочет с такой семью создать?»

Потом бабушка по пальцам пересчитала других Алисиных обидчиц (Гизела знала гораздо больше, чем ей внучка рассказывала): Луиза – потаскушка со стажем, Наталья – «пьёт, курит, дома не ночует» уже в гинекологии побывала, и понятно зачем, Настя – содержанка (богатый у неё покровитель, но женой её не видит, не ко двору пришлась), Василиса – «оторви да брось!» (всем хамкам хамка, как рот откроет – парни разбегутся).

Алиса робко возразила, что не разбегаются парни, что за Василисой ухаживают, да ещё как, парни даже дерутся из-за неё. Бабушка категорично: «Нормальные разбегутся!!! А про ненормальных я и слышать ничего не хочу!»

Интересно, что бабушка Гизела ходила с Алисой в ночной клуб. И не раз. Впечатлений принесла с собой ворох! Громкая музыка, конечно, ей мешала, но её стоило потерпеть, чтобы увидеть, как изменился мир.

Когда они пришли домой – кстати, под утро – бабуля в кухне стала в лицах показывать, как кто танцует и как кто одет. Алиса под стол от смеха лезла. «А волосы у него вот так! – восклицала бабушка. – И здесь у него вот так! И то к одной липнет, то к другой. Денег, говоришь, у него куры не клюют? Да мне его денег даром не нать! Да я с таким на один гектар не сяду! Это не мужик, это полубаба-полупривидение. Тощий, как глиста! А Луиза твоя перед ним, так и стелется, так и стелется. Ну, вкус у дивчины!» Алиса смеялась и возражала: «Да она не перед ним, перед деньгами его стелется. Богатой стать хочет». Бабушка опять: «Так на кой она ему сдалась такая? Неужто он дурак полный и не понимает, что не любят его?» Алиса, подумав, заверяла: «Понимает! Он не дурак. Ему просто любовь не нужна. Ему нужно соглашение. Чтобы женщина сумела достойно представлять его в обществе. Презентабельная была». Бабушка, нахмурившись, пеняла: «А дети?» Алиса тут же парировала: «И детей чтоб родила!» А бабуля торжествующе: «А детей от потаскушки ни один нормальный мужик не захочет!»

Трудно было не согласиться. Но Алиса возражала: «Луиза не считает себя потаскушкой. И никто её такой не считает». Бабушка вздохнула: «Считай – не считай, а много мужиков сменила – кто ты после этого?»