Это не конец света

– Не соблаговолите ли, уважаемая санресса, проследовать вместе со мной в столовую, чтобы вам могли предложить поесть?

Я перестала улыбаться и сделала пометку на будущее: теперешнюю мою улыбку-оскал можно использовать для устрашения. И молча проследовала с шаасом в столовую.

Когда мы вошли в большое помещение, трое сидевших за столом шаасов встали, приветствуя меня. Один представился капитаном.

Я тоже поздоровалась, после чего меня пригласили за отдельный стол. Его сразу накрыли несколькими блюдами, и я с облегчением отметила, что большинство из них мне знакомы и любимы.

Наевшись до отвала (причем количество съеденного здорово удивило не только меня, но и экипаж), я подумала, что шаасы наверняка пожалели, что не потребовали отдельную сумму за кормежку. Расслабленно прислонилась к спинке стульчика и осмотрелась. Для меня – хоть в нынешней ипостаси, хоть в человеческой – все было маленьким, будто детским. Но вот гравюры и картины на переборках привлекли мое особое внимание как художника.

Встав, я прошлась вдоль переборки, осматривая каждое произведение. Потом повернулась к внимательно следящим за мной шаасам и сказала:

– Великолепная работа! Чувствуется талант и глубина вложенной в работу души!

Шаасы замерли с широко распахнутыми глазами. Капитан низко наклонил голову и, посидев так пару мгновений, снова взглянул на меня. Теперь его глаза блестели от восторга.

– Благодарю вас, юная санресса, за столь высокую оценку моей работы. Не знал, что на Санросе разбираются в живописи, поэтому ваше мнение еще более ценно.

Я удивленно посмотрела на него, а в головушке раздался звоночек: мало того, что чуть не выдала себя, практически ничего не зная о тех существах, к коим теперь отношусь, так еще и выясняется, что Санрос – мир, лишенный красок. Я надеялась стать там свободной. Но цвета и окружающую красоту я воспринимаю через холст, на котором их можно запечатлеть. Выразить то, что я вижу или чувствую.

Я слишком давно не рисовала. Целых четыре месяца – словно слепая.

Наверное, я так зачарованно смотрела на картины, что капитан понял меня без слов. Поклонившись, он вышел. Попрощавшись с остальными, я тоже направилась к себе, пытаясь успокоиться. Душа, лишенная радости, плакала.

Возле каюты меня неожиданно остановил капитан. Он протянул мне небольшой альбом и набор карандашей.

– Надеюсь не оскорбить вас этим подарком, санресса, и буду рад, если смог угодить.

Не веря своим глазам, я смотрела на сокровище, которое он протягивал мне. Потом схватила и, счастливо прижав к груди, зачастила:

– Я вам безмерно благодарна, уважаемый капитан! Спасибо, спасибо огромное! Ой, я хотела бы возместить расходы на питание, если не оскорблю вас этим предложением.

Шаас хитро прищурился и коротким кивком дал согласие.

– Не оскорбите, санресса!

Ух, деляга! Но за такой подарок ничего не жалко. Особенно денег Интарро.

Я кивнула и зашла в каюту. Мне не терпелось попробовать писать новыми руками. И они – о чудо! – слушались меня. Я забыла обо всем, рисуя капитана, а закончив, буквально выключилась. Устала. Последствия трансформации отнимали много сил.

Снова проснулась, словно от толчка. Открыв глаза, несколько мгновений пыталась понять, что меня разбудило. Оказалось, что я лежу на полу возле матраса. Странно, неужели я так ворочалась во сне, что скатилась? Но тут корабль опять тряхнуло. Резко сев, я прислушалась к происходящему за дверью.

Тишина. Зловещая.

Я быстро оделась и на всякий случай запихнула за пазуху альбом и карандаш – самое большое мое сокровище. Только подошла к двери, как она открылась. На пороге стоял капитан. Он нервничал и старательно отводил глаза, чем вынудил нервничать и меня.

Шаас быстро, словно боялся потерять даже секунду, без «уважаемых» и «санресс» сообщил, что нас остановил военный корабль Санроса, через территорию которого мы следовали. Его представители имеют право досматривать суда в своем секторе. На борту этого крейсера не кто-нибудь, а сама Ратвалия Дин – адмирал санросского пограничного флота и довольно известная личность.

В общем, не знаю я, что там такого криминального было в трюмах шаасского корабля, но поняла, что от неприятностей капитана спасет только то, что у них на борту находится юное дитя Санроса. Спасенное. Если я по-тихому перейду на санросский крейсер, шаасы без проблем отправятся дальше и постараются больше не попадаться верховной мамаше Дин.

Мое перемещение на санросский корабль не заняло много времени. Помня о том, что рассказали о Санросе Ракшан и Интарро, я гордо задрала подбородок и на встречавших и сопровождавших меня любопытных самцов смотрела свысока. А у самой от страха внутри все скрутило: что на этот раз преподнесет судьба? Несмотря на страх, я приготовилась биться за свое светлое будущее зубами и всеми конечностями, включая хвост с дурацкими иголками.

Меня привели в большую каюту к здоровенной высокой санрессе, ростом чуть-чуть ниже окружающих ее самцов, тоже не мелких, под стать Интарро. Ратвалия Дин оказалась почти черного цвета, вся, с головы до ног. Адмиральская кожа не играла и не переливалась, как моя, аура была тускло-серая – дама была либо слишком стара, либо больна.

Подойдя к ней ближе, я коротко поклонилась в знак уважения, которого, признаться, не испытывала.

Она пристально посмотрела на меня.

– Как тебя зовут, дитя? И как ты оказалась на борту этих презренных шаасов?

Я тихо прошипела, уверенно глядя на нее:

– Ристин Кин, верховная мать. На борту шаасов я оказалась после побега от презренных свободных. В свое время мать моей матери похитили с Санроса. И вот теперь я исполнила их мечту о свободе и возвращении нашему роду полагающегося положения.

Серый цвет глаз Ратвалии сменился чернотой. Похоже, она была шокирована.

– Санресса Кин, тебя зря назвали мягкой, потому что ты – настоящая воительница и твоя воля тверда, как металл, цветом которого ты окрашена. Если хочешь, я приму тебя в свой род младшей самкой.

– Буду вам благодарна, верховная мать.

По одобрительному блеску ее глаз я поняла, что выбрала правильную линию поведения. У меня от страха взмокли ладони и тряслись все поджилки, но показывать это было нельзя.

Ратвалия с большим интересом оглядела меня и довольно зашипела, оглядывая стоявших вокруг нас самцов-мужчин:

– Сегодня у тебя знаменательный день. В честь вступления в мой род я одарю тебя рабами! Думаю, двух на первое время достаточно. Выбирай, Ристин, а я посмотрю, насколько у тебя верный глаз.

Я замерла от ужаса. Зачем мне мужчины, больше того – рабы? Ведь я сама совсем недавно была рабыней и знаю ощущения, испытываемые рабами. Но отказаться от подарка верховной значит потерять ее хорошее отношение, а оно, без сомнений, может пригодиться. Кто бы спорил?

Ну что ж… Оглядевшись и заметив множество горящих… надеждой глаз, я повернулась к рабовладелице и спросила:

– Верховная мать, мне неудобно признаваться, но я ни разу не была с самцом и поэтому прошу вас поделиться опытом и знаниями в этом деле. Помочь выбрать.

Ратвалия словно подплыла ко мне, иначе ее плавную походку назвать было нельзя, и замерла напротив.

Ой, что это с ней? Носовые щели верховной широко раздулись, почерневшие глаза загорелись каким-то нездоровым блеском, жадно глядя на меня. Она медленно подняла руку и провела по перьям защиты на моей голове, а по мне сразу побежали испуганные мурашки.

Я диким усилием воли заставила себя не двигаться и не проявлять неприязнь. Просто смотрела на нее, задрав голову. Да… когда я так же стояла перед Интарро, то независимо от его поведения и того, что он со мной сотворил, не чувствовала отвращения. Куда я снова попала!

– Ну что ж, моя маленькая Ристин, – Ратвалия наконец-то убрала от меня противную лапищу, – я лично займусь твоим обучением, и уверена, что это доставит мне огромное удовольствие. А сейчас займемся выбором рабов. Запомни, сладкая моя: чем крупнее самец, тем он сильнее и выносливее. Чем длиннее и толще его корона, тем он более чувственен и эмоционален. От цвета ничего не зависит, а запах можешь выбрать тот, который тебе понравится. Ну что, давай сделаем первую попытку?

Она повернулась к мужчинам, которые окружили нас плотным кольцом. У меня пересохло в горле. Ну как, как, скажите на милость, здоровенные мужики терпят ее? И почему не придушат где-нибудь в темном уголочке?

Я пристально вгляделась в каждого из вытянувшихся в струнку мужчин, с неприкрытым вожделением глядевших на меня. Подумав, выбрала двух коричневых самцов, не самых крупных, но и не самых мелких. Выбирала по аурам, они были самыми блестящими. Мой выбор шокировал многих, особенно одного, видимо самого впечатлительного. Он вдруг шагнул ко мне и схватил за руку, явно собираясь что-то сказать.

Эта неожиданная выходка стала последней каплей. С таким трудом сдерживаемые нервы не выдержали: я отскочила и ударила его хвостом по бедру. Дальнейшее происходило как в тумане, а время словно замедлилось: мужчина замер, удивленно уставившись на меня, а потом упал как подкошенный. Из пасти вывалился фиолетовый язык, покрытый пеной.

Я не верила своим глазам. Просто смотрела на труп и не могла пошевелиться, не доверяя собственному телу. Я убила человека! Нет, сантари. Но сути это не меняло: погибло живое существо. Я – убийца! Если бы я могла его оплакать, то билась бы в истерике. Но плакать вслух было нельзя, и потому в истерике билась моя душа, воя и стеная.

Я молча посмотрела на труп, потом подняла глаза на Ратвалию и пробормотала первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию и оправдаться: