Это не конец света

В суде, на Земле, я думала, что умерла внутри, но сейчас, перед очередным испытанием, во мне поднималась яростная и несогласная с судьбой волна: я хочу жить! Жить! Надо выжить любой ценой!

Сантари перевел деньги Иру и, взяв меня за руку, куда-то повел, вернее, потащил. Надо думать, к своему кораблю.

Успевать за огромным инопланетянином было сложно: на один его шаг приходилось делать три. Возле шлюза его корабля стояло еще двое сантари. Разглядывая их, я споткнулась и чуть не упала. Если бы меня не держали за руку, то лежать бы мне на полу с расквашенным лицом. Но любопытство разбирало даже перед неизвестностью.

Сантари с холодным интересом не мигая смотрели на меня, как и фиолетовый. Оба разноцветные. Один – от светло-зеленого до изумрудного цвета, второй – от королевского синего до молочно-голубого.

Насыщенные тона их кожи и волос невольно притягивали взгляд и вызывали у меня, профессионала, неуемный восторг. С детства я любила рисовать, особенно все яркое, солнечное, наполненное красками жизни. Все наши дома, в разных местах и на разных планетах Союза, были украшены моими картинами. Более того, папа несколько раз устраивал мои выставки, которые неизменно пользовались успехом. Мои картины покупали.

Разве это не признательность?

И тут в голову неожиданно пришла нелепая в данном месте и обстоятельствах мысль: «А ведь после случившегося мои картины однозначно вырастут в цене, обогатив владельцев, в том числе Романа! У него осталось много моих картин и несколько его портретов… Ведь я практически жила у него и рисовала тоже там… Эта тварь еще и заработает на мне».

Как же холодно внутри и как больно! Пустота в груди растет и растет, разъедая душу. И никакого спасения…

Мои печальные размышления прервал фиолетовый сантари: перекинул меня через плечо, словно пушинку, и быстро двинулся по кораблю.

Подняв голову, я заметила, что его спутники последовали за ним, предварительно заблокировав шлюз.

Не поворачивая головы, он коротко приказал им:

– На сто шестую базу. Я договорился и все оплатил.

Вскоре он занес меня в каюту, аккуратно поставил на пол, абсолютно без каких-либо эмоций осмотрел и тоже распорядился:

– На время эта каюта твоя. Не выходи, пока не прикажу. Еду и воду принесу. Теперь ты принадлежишь мне, правда, не знаю, надолго ли.

И вышел, оставив меня в безвестности и с множеством вопросов о том, что меня ждет дальше. Или хотя бы как его зовут.

Если с мортами мы сталкивались и вели торговые дела, то сантари я увидела впервые и ничего о них не слышала. Более-менее была знакома только с расой шаасов: невысоких, ростом с низенького человека, умных, чрезвычайно хитрых и хватких, напоминающих белок без хвостов. Они быстро нашли с людьми общий язык и активно сотрудничали по многим вопросам.

На одной из планет в звездной системе шаасов мой дед в свое время купил поместье, где мы иногда жили. Я даже со скуки приобщилась к кухне шаасов, этакой смеси японской и китайской. И потом баловала своих гостей и родных кулинарными изысками. Хм, что-то меня опять на воспоминания потянуло…

Оглядевшись в более чем скромной каюте, я нашла вполне приличное и достаточно мягкое откидывающееся спальное место и, недолго думая, потому что была на пределе, улеглась спать.

Глава 6

За время недельного перелета я устала спать, валяться и бесцельно ходить по каюте. Ничегонеделанье оказалось тяжелым испытанием. В голову лезли самые разные мысли, а сантари за все это время ограничился десятком слов, когда приносил поесть. По его виду и голосу-шипению было невозможно понять, на что я могу рассчитывать. Ни яркой мимики, ни жестов, ни голосовых нюансов… Заметила только, что зрачок у него становится то больше, то меньше. И кожа темнеет. Но никаких привычных мне проявлений эмоций и настроения.

По прибытии на станцию 106 меня сразу отвели в медотсек. Вот там я поняла, что жизнь безвозвратно уходит и спасения нет. Глядя на двух ящеров-сантари и несколько аппаратов устрашающего вида, напоминающих коконы или гробы, я тряслась от ужаса и унижения. Сначала меня раздели донага и пристально оглядели, а потом проверили различными приборами.

Дальше было еще хуже: меня уложили в прохладную жижу в один из «гробов». Потом зафиксировали там и запихнули куда только можно множество трубочек, присоединив еще больше проводков. Убедившись, что все приборы работают, ввели в вену какую-то дрянь, от которой тут же онемела рука. Прежде чем надо мной закрыли крышку, я успела «полюбоваться» фиолетовой мордой ящерицы, обрекшей меня на мучения, в чем я уже почти не сомневалась.

Однако через несколько мгновений, склонившись над «гробом», сантари прошипел:

– Если сможешь пройти сто восемьдесят две ступени, то перестанешь быть человеком. Если не сможешь, больше не будешь никем и никогда. Мне жаль, но обратного пути нет. Этот препарат либо сделает тебя сантари, либо убьет. Препарата, который сможет опять сделать тебя человеком, просто не существует. У тебя есть шанс выжить, но твоя жизнь необратимо изменится. Думаю, ты оценишь это, если используешь свой шанс.

Мой мучитель помолчал, а потом закончил неожиданно горько:

– Если у нас обоих появится шанс.

Крышка медленно закрылась, погрузив меня в абсолютную тишину и беспросветную темноту. С детства ненавижу темноту. Вместе с ней навалилась боль и осознание жути, которую я только что услышала. Я – сантари! Не человек!

Если бы в горле не мешалась трубка, я разрыдалась бы, разоралась от горя и страха. А так – только мычала и беспомощно плакала. Слезы текли по щекам, пока я не перестала чувствовать свое тело.

Не знаю, сколько я пролежала, наверное долго. Сначала считала баранов, потом – Романов, потом – фиолетовых ящериц, которых ненавидела больше всех на свете. Надо же, я даже ненавидеть научилась… И кого – ящериц! А потом в какой-то момент у меня сначала зачесалась задница, потом руки, дальше – вся кожа. Я снова почувствовала свое тело и попыталась подвигаться, чтобы почесаться хоть обо что-нибудь. Ну вот хотя бы об эти трубочки, которые торчали из меня в огромном количестве. Однако зафиксировали меня надежно, и пришлось страдать молча, сходя с ума от непереносимого зуда, донимавшего словно целая стая кусачих муравьев.

Когда я уже перестала что-либо соображать, к зуду добавилась головная боль такой силы, что казалось, голову разрывает изнутри. Будто кто-то упорно рвался наружу, расталкивая мозги. Но как разорвать путы и сжать голову, чтобы она не развалилась пополам?.. Затем к головной боли снова присоединилась многострадальная попа, следом – спина. Казалось, что я лежу на средневековой дыбе, где меня растягивают в разные стороны, вырывая конечности из суставов и разрывая сухожилия. Тело выгибалось от непереносимой боли, а она все не прекращалась, только усиливалась. Внутренности горели, будто выжигая дыру у меня в животе. Наконец настала очередь конечностей: они словно плавились как воск, ручейками стекая в окружающую меня жижу.

Я проклинала Романа за все, что он со мной сделал. Раз за разом и с такой силой, что мое проклятие должно было достичь Земли, где его точно будет ждать расплата. Его Земли! Да! Да! Его Земли, потому что родина тоже от меня отказалась, предала, отдала чудовищам с яркой оберткой, под которой только безразличие и холод. Без души, без тепла и жизни. Только яркие цвета. Они словно цветы-ловушки, которые ловят в свои убийственные сети маленьких мушек.

Потом перед моим невидящим взглядом вспыхнул образ фиолетового сантари. Его я тоже возненавидела. Это он отправил меня, живое и разумное существо, сюда, на боль и мучения. Отобрал прежнюю жизнь, отобрал в угоду себе, не думая о том, как мне жить дальше и зачем вообще жить. Отобрал последнее: свободу выбора. Свободу жить или умереть. Я не помнила, сколько раз умирала. Сколько раз, очнувшись от острой боли, мечтала умереть и опять впадала в забытье, желая не очнуться.

В один из таких моментов я вспомнила мягкие, любящие бабушкины руки, которые бережно укрывали меня на ночь, ее душевные песни и чудесные сказки. Потом пришел дедуля. Он с тоской смотрел на меня, в его глазах я всегда видела любовь и нежность ко мне, единственной внучке. Теплые шершавые руки ласково коснулись моего лица, подарив надежду. Ведь он хотел… мечтал, чтобы я жила долго и счастливо.

Холод сменился нестерпимым жаром, вскипевшие мозги еще долго творили с сознанием странные штуки, подбрасывая давно забытые воспоминания. Я видела маму, которая играла со мной, подкидывая вверх и крепко держа руками…

Оказывается, за свою жизнь я познала так много любви родных, что просто купалась в ней. Она и теперь спасала душу, отодвигала боль и страдания, давала стимул жить. Ведь жизнь – это благо, которое подарили любимые люди. Этот дар я должна, просто обязана сохранить во что бы то ни стало.

Наконец темнота заботливо укрыла сознание от боли и страха.

Глава 7

Открыв глаза, я какое-то время лежала, чутко прислушиваясь к себе. Ничего не болело – более того, я чувствовала себя хорошо, только торчавшие из меня трубки мешались. Но как предпринять что-то? Видимо, всему свое время. Главное, что я жива. Судя по ощущениям, руки-ноги целы, голова на месте, к тому же еще и соображает неплохо.

На этой мысли надо мной начала открываться крышка. Я зажмурилась от слепящего света и почувствовала на себе чужие руки. Кое-как приоткрыв глаза, посмотрела на их обладателя – одного из двух сантари, встречавших меня в этой лаборатории и укладывавших сюда.

Он напряженно смотрел мне в глаза, методично вытаскивая из меня трубки и отсоединяя датчики. Затем, все еще не отщелкивая фиксаторы, с помощью маленького душа обмыл мое тело. В этот момент я и почувствовала, что у меня есть еще одна конечность, кончика которой коснулись теплые струи. Хвост! Благодаря рукам сантари я прочувствовала всю длину нового органа.

О небо, я все-таки прошла эти адовы сто восемьдесят две ступени и стала хвостатой тварью, как и они? И теперь пути назад нет…

Застонав от обреченности и бессилия, прикрыла глаза. Хотелось заплакать, но опять не судьба: ящерицы, как оказалось, не плачут. А вот моя человеческая душа рыдала, обливаясь горючими слезами.

Снова открыв глаза, я заметила, с какой тревогой на меня смотрит коричневый ящер. Он был мельче остальных, хотя и относительно: чтобы заглянуть в морду двухметровому ящеру, невысокому человеку все равно пришлось бы постараться.

Ящер осторожно отстегнул фиксаторы на моих ногах и руках и помог выбраться из «гроба». Поставил меня на ноги и поинтересовался:

– Как ты себя чувствуешь, заново рожденная?

Я с удивлением осознала, что с трудом, но понимаю, о чем он говорит, а ведь перед трансформацией мне без всякой анестезии удалили лингво. В голове надоедливой дымкой висел туман, мешавший связно мыслить. Пытаясь разогнать его, я спросила:

– Разве я знаю ваш язык? Скажите, как долго я тут пролежала?

Сантари по-прежнему напряженно смотрел на меня, однако все же ответил:

– Тридцать суток. Язык был последней ступенью.

Сутки – общекосмический стандарт времени, потребовавшегося мне на прохождение зверской процедуры. У меня чуть ноги (или лапы) не подогнулись. Месяц! А язык, оказывается, последняя ступень. Меня обучили навыкам и языку, чтобы мой хозяин потом не озадачивался данными проблемами. Надо же, какие заботливые ящеры.