Покушение в Варшаве

– Они его не окажут, – остановил дед. – Нет, конечно, будут головокружительные подвиги и свист на всю Европу про героизм обреченных, но…

– Ты их не жалуешь?

– Я видел их в минувшую войну, – старик покашлял. – Извини. Опыт. Еще не было случая, когда они предпочли бы интересы короны своим собственным. К счастью, само твое восхождение на трон зависит не от них.

– А от кого? – удивился Франсуа.

– Поражу тебя еще больше, – императору приятно было искреннее удивление внука. – От персов.

Старик пронаблюдал, как у принца глаза полезли на лоб. Кажется, мальчик вообще не подозревал, что за пределами Европы что-то есть. Ах, жаль, мало он давал внуку уроков! Теперь тот хлопает длинными, загнутыми, как у Марии-Луизы, ресницами и не может связать очевидные нити. Как отпускать такого наивного ребенка в мир? Только чудо поможет!

– Все просто. Русские владеют Польшей. Но они же сейчас воюют с Турцией. Если бы турки побеждали, у тебя бы появился шанс: проигрыш царя ведет к бунту в присоединенных провинциях. Поляки закричали бы первыми, а заткнуть их у Николая не нашлось бы сил. Но, – старый Франц сделал паузу, чтобы внук хорошо понял сказанное, – турки, как всегда, не на высоте.

«Это те самые турки, которые осаждали Вену?»

– Теперь они не настолько грозны. Мы избегаем столкновений с ними. Русские менее благоразумны. Итак, они воюют, а в тылу у них есть Персия, где только что вырезали русское посольство во главе с послом. Если полыхнет еще один очаг войны на востоке – что вероятно, – русским будет не до Польши на западе. И тогда лови свой шанс. Понятно?

Внук ошалело кивнул. Раньше его не волновали такие тонкости. Он старался вырваться из-под давящей опеки – вот и все. А теперь выходило: за каждым шагом – целая стратегия…

– Но я тебя вовсе не за тем посетил, чтобы давать уроки политического равновесия, – император сделал рукой нетерпеливый жест. – Ты знаешь, что у нас в сокровищнице хранятся древние реликвии веры?

Юноша кивнул.

– Копье судьбы. Чаша, из которой Спаситель пил на Тайной Вечере. – Старый Франц не сказал: «Грааль». Незачем пугать ребенка. – Я слишком беспокоюсь за тебя. И ты – слишком необычное дитя. Поэтому, хотя и не в наших правилах обращаться к священным предметам с вопросом, нам все же стоит поинтересоваться твоим будущим. Я тайно собрал епископов, чтобы они позволили тебе после ночной литургии взглянуть в чашу. Едем.

Принц обомлел. Он никогда не рассчитывал на такой подарок. Да и не особенно верил в силу реликвий.

– А если я ничего не увижу?

Император покачал головой.

– Все видят. В тебе говорит безбожная кровь отца. Моя тетка, Мария-Антония, отправляясь во Францию, узрела свою отрубленную голову.

Юноша заколебался.

– А мать? Что она видела? И если видела, то почему поехала в Париж и вышла замуж за отца?

Старик снова покачал головой.

– Потому что она принесла себя в жертву ради родных и короны Габсбургов… Ты меня не понял. Люди видят не будущее, которого можно избежать, сделав иной выбор. Они видят свой крест. Взгляни и ты на свой.

Второй раз уговаривать не пришлось. Франсуа, по наследству от матери, имел страсть к таинственному, хоть и скрывал это. Камердинер Гастон собрал его за одну минуту. Даже волос завивать не стал. Гоже ли заставлять императора ждать?

Закрытая карета доставила их в столицу. Не к кафедральному собору, конечно, где выставлено деревянное распятие с восковой головой, из подбородка которой на удивление легковерных горожан каждый год растут волосы. Так что после Пасхи архиепископ постригает Иисусу Христу бороду золотыми ножницами.

В крипте под дворцом шла служба. Круглый романский храм был вовсе не роскошен – напротив, тесен, чтобы едва вместить паству. Поэтому привычных скамей не было. Дед уселся на резной императорский стульчик. Внук выслушал литургию стоя.

Началось причастие. Только для двоих августейших особ. Франц привык, что дают одну облатку. Но сегодня тело и кровь Христовы соединялись вместе.

Архиепископ вынес и показал собравшимся Чашу. Ту самую. Агатовую. Похожую на блюдо. Да, она была римской. Да, в ней красной пленкой застыло вино. Но Франца не оставляло ощущение чего-то бутафорского. Ненастоящего. Точно перед ним разыгрывали спектакль.

Было стыдно самого себя. Эти люди так серьезны! Они считают, что происходящее исполнено смысла! А он? Как же увидеть, если заранее не испытываешь ни веры, ни трепета? Герцогу поднесли чашу и, прежде чем положили облатку на язык, жестом пригласили взглянуть.

Франсуа наклонил голову. Перед ним слабо покачивалось гладкое озеро в агатовых берегах. Он увидел свое бестрепетное лицо, плотно, как чужой рукой, застегнутый мундир, ленту святого Иосифа – две алые полосы на белом. И раньше заметил, чем осознал, что глаза у его отражения закрыты.

Принц отшатнулся. Золотая ложка опустилась в чашу, и в рот юноши попало совсем несладкое – кислое до горечи – вино. Он чуть не подавился облаткой. Зашелся истошным харканьем. На губах запузырилась ржавая мокрота.

Дед с жалостью глядел на него.

– Всем говори, что ты видел корону, – предупредил он. – Короткая жизнь, это еще не жизнь без трона.

Что, перевалив восьмой десяток, он мог знать о короткой жизни?

– По крайней мере, у тебя никогда не будут дрожать колени при ходьбе, – ободрил внука старый Франц. – Не придет бессонница. Не откажет память или мочевой пузырь. И утром, глядя на жену, ты не будешь задаваться вопросом, что она тут делает?

Герцог Рейхштадтский сказал бы: «Слабое утешение». Но сдержался. Пожал плечами.

– Наш Господь не одобрял гаданий. По Его воле все может перемениться.

– О, – поразился старик. – Неужели ты в одиночестве прочел Библию?

Глава 4….Один сатана

Дорога на Гродно

Слушая Долли, Александр Христофорович вспоминал донесения сына о персах и верил не каждому слову сестры. Одно видится из лондонского окна, другое из недр персидского посольства. Выходило: никто не виноват, просто стечение обстоятельств. Очень вовремя эти обстоятельства стеклись! Как раз чтобы открыть второй фронт за спиной у воюющей с турками русской армии. Даст Бог, Паскевич[26 - Паскевич Иван Федорович (1782–1856), с 1828 г. граф Эриванский. Герой войны 1812 г. По словам Александра I, «лучший генерал русской армии». Сменил на Кавказе в качестве наместника и командующего Кавказским корпусом А.П. Ермолова, одержал победу в войне с персами в 1826–1828 гг.] удержит границу.

Персы, а вернее, те, кто суфлирует их действия, были уверены: мы пойдем мстить, причем немедленно. Пересечем рубеж, а там – новой войны не избежать. Но как бы ни был вспыльчив наместник, как ни близок к нему по родству (брат жены) и по службе (правая рука в гражданских делах) генерал Грибоедов[27 - Грибоедов Александр Сергеевич (1795–1829), русский дипломат и писатель. Автор комедии «Горе от ума». Заключил Туркманчайский мирный договор 1828 г. между Россией и Ираном. Полномочный министр при шахском дворе. Погиб в результате нападения на русское посольство толпы фанатиков в Тегеране.], но государева окрика Иван Федорович послушался. Не пошел карать правых и виноватых. Сжал сердце в кулак. Терпел.

– Ты должен понять одно, – внушала брату княгиня Ливен, – этого еще не усвоили в России, но придется. Нет никаких единых «англичан» ни внутри страны, ни за рубежом. Есть официальное Министерство иностранных дел. Им управляет вовсе не король. И король вообще может не знать, что там происходит. В каком-то смысле с ним бесполезно говорить. И глупо принимать от него заверения. Там другая система…

– А премьер-министр знает? – Бенкендорфа раздражала система, где концов не доищешься. – Так не бывает, чтобы глава кабинета ни сном ни духом, когда в подконтрольной стране убивают чужого посла. Это, милая моя, серьезная штука. Чревато последствиями.

Долли развела руками.

– Есть Ост-Индская компания[28 - Ост-Индская компания (1600–1858) – сообщество английских купцов для торговли в Индии, Южной и Юго-Восточной Азии. Имела свой административный и военный аппарат. Отличалась жесткими методами проведения выгодной ей политики, сочетавшими экономические рычаги (завоз дешевых товаров из Англии и разорение местных производителей) с политическими (убийство и похищение неудобных лиц, взятие заложников).]. У нее свой флот, своя армия, свои дипломаты. В ее делах король и министерство не принимают участия. Довольствуются прибылью в виде налога. А все, что сверх него, компания собирает с контролируемой территории – ее законный доход.

Бенкендорф покусал губу. Нечто подобное Грибоедов предлагал сделать в Грузии. Не вышло. Государь заартачился. А так бы озолотились! Несколько виднейших местных родов, которые и так правят, да русские чиновники и военные власти. Войска уже есть – Кавказский корпус. Собирают дань. Кланяются ею казне. В остальном – сами себе короли. Доходное предприятие.

Александр Христофорович помнил, как тогда государь подскочил, точно его пчела укусила в седалище: «Как это? Часть империи, где мы едва-едва вводим цивилизованное право. Где есть и администрация, и полиция, и дороги – на наши деньги, между прочим – вдруг снова в хаос Средневековья! Дань собирать!» Было видно, что Никс вознамерился задать по первое число всем составителям проекта. «Сколь бы ни любил Паскевича, но это никуда не годится! Что он продвигает? – уже поуспокоившись, рассуждал император. – Отказать. Решительно отказать».

– Именно компания может быть причастна к убийству нашего посла в Тегеране, – сказала Долли.

Сомнительно. Бенкендорф пожевал губами.

– Торговля требует покоя на землях, где ты ведешь дела. Война же все поставит с ног на голову. Разорит покупателей. Прервет коммуникации. Дороги, я говорю, станут опасны для караванов.

Сестра смотрела на него, будто не понимая.