Горькое логово

– Нет, – Сташка не от страха – от волнения так хорошо притворился хладнокровным змеем, что даже небрежно рассмеялся. – У меня нет причин отказываться.

– Что такое «Путь Драконов»? – вдруг спросил Кощей.

– …Рецидивирующий императив, – отшутился Сташка.

Он бы и сам до конца не мог объяснить это, даже Яруну. Но шутка оказалась удивительно точной. Словами детский разум его не мог выразить ту тоску, с какой из лимбы поднимался отзыв на это понятие – «Путь Драконов». Болезнь, проклятие? Предопределенность, предназначение? Судьба? И делиться этим с Кощеем? Ха.

Трудно сказать, показался ли он Кощею спокойным, когда с высоты трапа севшего кораблика увидел медленно текущую, посверкивающую отблесками холодного солнца толпу детей у края плато. Мороз защипал лицо. От ужаса заболел живот, но Кощей легонько подтолкнул, и Сташка сбежал по ступенькам. Только он ступил на камень поля, гравит втянул трап и забормотал двигателями. Сташка помчался прочь. Другие корабли высаживали мальчишек кучей, одна такая группа бежала впереди – он же был один. От этого тоже болел живот, но в голове страха уже не было. Скоро он догнал остальных, вбежавших с летного поля в лиловую тень прекрасных и жутких белых гор, и оказался в толпе, где каждый, косясь вокруг, держался осторожно и обособленно. Все молчат, все рослые, тепло одетые, все старше его и выше. Позади, жизнерадостно подвывая, садились гравиты, впереди в скалах зиял темный разлом, в который все торопились вбежать. Кто-то толкался там, кто-то уже дрался. Сташка прокрался вокруг драки, стараясь никого из этих больших, испуганных или разозленных мальчиков не задеть. Он не трус. Но каждый из них легко может сбить его с ног, если он потеряет бдительность. Вообще глупо допускать соприкосновения с ними.

Вершины белых гор касались голубого солнца. В сумрачном разломе было теплее, из неярко освещенных пещер впереди тянуло влажной теплой пылью. Толком из-за голов и плеч ничего было не видно, и Сташка пробрался к краю толпы, сразу наткнулся на гранитный обломок скалы и вскарабкался. Увидел, что путь впереди, как в сказке, делился на три дорожки. И справа, у высеченного на стене дракона, стоял Ярун и смотрел, иногда улыбаясь или хмурясь, на торопившихся мимо мальчишек – а почти все его не замечали. Какие-то чары были в том, что видели его лишь некоторые, сразу начинавшие пробиваться на правую дорожку. Сташка почесал бровь. Это было бы слишком легко – сразу кинуться направо, к Яруну. Далекий взгляд Императора скользнул по нему, узнал, вернулся – Сташка помахал рукой, испугался блеснувшей улыбки и спрыгнул с камня вниз. Нет, к Яруну он пока не подойдет, как бы ни хотелось обхватить его за шею и заскулить от счастья – нет. Не пойдет он и вперед, в золотистый сумрак всяких волшебных узоров подозрительных пещер, где стоят незаметные черные старики. Ему стало смешно и уж совсем не страшно. Почему у всех этих сильных больших мальчиков нет такого же чувства пути, как у него? Ну и что – слева в темноту, а там так страшно? Ведь нужно.

Он слез, немного прошел вперед и спрыгнул на узкую темную тропинку. Это, конечно, не Путь Драконов, но чувство уверенности в себе сразу стало острым и радостным. Он вообще перестал бояться, стащил варежки и жаркую шапку, распихал по карманам, расстегнул куртку. Оглянулся, постоял, наблюдая. Эту левую тропинку тоже мало кто видел, но с нее казалось очевидным, что те мальчики, кто пошел прямо, переживут какие-то небольшие испытания черных стариков из Ордена, получат какие-то оценки и выйдут на другое плато, где их ждут корабли домой. Что ждет свернувших к Яруну, он не догадывался точно, но чуял какой-то подвох и закрытые школы, где растят себе кадры Контора, управленческие и научно-технические элиты, ксенологи, армия, звездный флот и служба безопасности. Туда он не хотел. И в лишь кажущуюся мистической темноту слева он не хотел тоже, но в этой темноте нужны его необычные способности, и там ждет что-то очень, очень сложное и тяжелое, из-за чего Ярун и черные старики Ордена сделают настоящий выбор. Захотелось стать победителем, да. Так он и станет. Но там, конечно, опять все силы понадобятся, все-все, и ума, и тела, хоть и соревноваться надо будет уже не со всем этим парадом тренированных подростков, а с единицами, как-то сумевшими развиться настолько, чтоб заметить эту тайную левую тропинку… Отбор пожестче, чем в элитные школы. Еще бы. Всегда так было. Потому что тут-то и решится, кто составит настоящий цвет поколения, настоящую элиту – и, как обычно, Орден всех этих парнишек соберет, изучит, кого-то введет в Круг и начнет готовить к тому поприщу, на котором кое-кто из них сможет стать соратником единственному победителю Лабиринта. Ему стало весело. И немножко скучно.

Исход ведь предрешен. Но, конечно, придется помучиться, потому что в прошлый раз мост-то он расколотил… Ой. Какой мост? Стоп. Спокойно. Не надо растрачиваться на напрасные воспоминания. Когда надо, тогда и разберемся. Вперед.

Тут в пещерах начинался путь к Лабиринту. И было холодно от стремительно втягивающегося снаружи воздуха, и пахло чем-то горьким. Сбежав по высоким ступеням в первый темный зал, он увидел несколько мальчишек перед грудой снаряжения – и настоящего оружия, поблескивающего в темноте стволами и лезвиями. Мальчики, хмурые, напряженные, следили друг за другом, и на его легкий топот только покосились – он слишком маленький, они не принимают его всерьез, такого мелкого… Все – из самых старших, на голову, на полторы его выше – у Сташки опять заныл живот. Караулят, кто что схватит первым? Похватают и начнут стрелять друг в друга? Вполне могут, от нервов-то… Но он спустился к ним и подошел к груде смертоносного барахла – обычно тут никто никого не убивает, это лишь первое испытание – кто же дурак и поведется на силу оружия? Ярун на самом деле не хочет, чтоб эти дурачки стали по-настоящему убивать друг друга, но надо что-то с этим сделать, чтоб вообще никто не пострадал. Соратников-то ведь – всегда нехватка… Он увидел под черным автоматом моток веревки, ногой спихнул брякнувший автомат и подобрал веревку. Исподлобья оглядел рослых ангелочков, припомнил древние нравы мальчишеских стай и свирепо улыбнулся. Этим тоже все станет понятно. И уж точно они, соратнички, его запомнят. Сташка деловито сунул веревку под мышку, вытащил что надо из штанов и хладнокровно и старательно, стараясь по возможности на каждое дуло попасть, начал писать. Мальчишки оцепенели. Сташка тихо рассмеялся. Он давно хотел писать, еще в гравите, только боялся спросить у Кощея, где туалет. Кто-то из мальчишек выругался, кто-то нервно засмеялся, стоявший ближе хотел его пнуть. Сташка отскочил и в ответ засмеялся. Вот из этого всего в него точно никто стрелять не будет. И веревка сухая одна – пока они это сообразят… Подтягивая штаны, Сташка метнулся во мрак ближнего скального хода. Некоторые из парнишек бросились за ним, но скоро замялись, затормозили в полном-то мраке.

Сначала он вслепую отбежал метров на тридцать, дальше пошел на цыпочках, оглядываясь на переругивание позади, почти на ощупь, но потом глаза привыкли к непонятному мраку, в котором его было не видно, а он различал все, и со всех ног помчался по ровному, едва заметно уходящему вниз штреку. В темноте летели яркие синеватые искры из-под титановых когтей, встроенных в подошвы. Он втянул когти и побежал мягче, неслышно. Мальчишки позади шумно пыхтели, отставая, отбирали друг у друга бестолковый фонарик, а в густом мраке, где мчался Сташка, по сторонам появились узкие и широкие ответвления – начался настоящий Лабиринт. Дальше торопиться было нельзя. Он свернул в первый же левый ход, из которого не тянуло ни сыростью, ни холодом, сел на пол, обнимая моток веревки и стараясь унять сбитое дыхание. С чего это он запыхался? С испуга разве. Нет, от волнения. От нетерпения победить. Отдышался. На всякий случай перемотал веревку, тонкий прочный шнур, – всего-то десять метров. Но, может, на всякое лазанье хватит. Чтобы не мешала, аккуратно намотал на талию.

Здесь много отзывающегося – Сеть гуще? – волшебства, не то что на Астре… На острове чары тоже были, а здесь, в непонятном Лабиринте, их столько, что дышать щекотно. И то, что он различает в кромешном мраке стену напротив, неровности на полу, потолок, повороты, себя, застежки на ботинках – это разве не чары? Но это вовсе не волшебство. Просто люди привыкли называть все непонятные явления чарами или чудесами, а на самом деле видеть во мраке или приманивать чаек – всего лишь его способности, с которыми повезло появиться на свет. Эволюция вида… Да, повезло с предками. Руки так вообще светятся чем-то невидимым… Надо согреться. Он снова надел шапку, укутался в куртку, сел и прислонился к стене. Спешить не надо. Надо – подумать. Куда выбираться отсюда? Лабиринт. Огромный, многоуровневый, запутанный. Затопленный чарами и набитый ценными рудами, самоцветами и сокровищами. За полтысячи лет с каждым новым Наследником полностью изменявшийся несколько раз. Зачем Лабиринт? Кощей сказал, что до самого главного Лабиринт допустит только одного – Настоящего… Настоящего? Это кого? Наследника? Слишком просто… Что это значит – оказаться Настоящим Наследником? Или просто – НАСТОЯЩИМ? Ладно, надо быть собой и делать то, что считаешь правильным. Тогда для себя он будет настоящим. А будет ли для Лабиринта и для всех – не угадаешь. Он бы хотел быть настоящим для Яруна. Научиться чему-то полезному – чтобы пригодиться Яруну. Потому что он родной… Ладно, надо искать, где оно тут теперь, спустя века – это «главное» -то, куда его спрятали… То есть «главное» переместить не могли, но положение всех каменных блоков и плит, образующих этот лабиринт штолен, штреков, шахт переместились, как в калейдоскопе. Лабиринт – это древний надежный механизм, который каждый раз, как кто-то берет одну из корон, непредсказуемо перекраивает свое пространство… какого черта они придумали тогда все эти сложности? Отбор, да. Ну ладно… Теперь не изменишь.

Сташка закрыл глаза, глубоко вдохнул до тоски знакомый, горьковатый пещерный воздух и сосредоточился. Сеть широких и узких ходов и штреков тут же представилась легко и во всех подробностях, будто выплыла из памяти. Он, кажется, действительно помнил эту пятиуровневую узорную, пятиугольную кружевную салфетку, где вместо ниток коридоры и паттерны, знал, где и как мощные скрытые механизмы перестраивали эти ходы. Это ему не мерещится, это не выдумки – он помнит Лабиринт, помнит так, будто сам нарисовал его на покрытом инеем стекле… А ведь правда, правда, он помнит, как скрипел иней и как стыли пальцы… Уж очень холодно было… Ох. Но где же это было? Где это зимнее окно, и – когда? Лабиринту уж не меньше двух тысяч лет… И он не нарисованный. Жилы металлов и воды, слои пород, гроты, пропасти и пещеры, бездонные колодцы, клады, парочка пыльных скелетов – вполне настоящий лабиринт со старыми механизмами. Все пути ему понятны. Вот: совсем близко несколько не слишком-то и трудных выходов на поверхность. Он это видел раньше, он это знал, он бегал изменяющимися коридорами не один раз. Помнил. И опять он нисколько не удивился. Уже привык, что время от времени в нем всплывают целые материки воспоминаний. Память есть – ну и что? Вспоминается – так и должно быть… Обычное дело. Да, – выходы. И что? Из ближайшего выхода минут через двадцать выберешься под солнышко. Но сразу выбираться – главная ошибка. Из Лабиринта – не такого уж и большого, расположенного поблизости от удобного плато посреди делящего материк пополам старого горного хребта – вообще не надо искать выход. Вот в середине… Где чары сплетены в купол – что там? Шахта в центр, где круглая пещера не природного происхождения и статуи, от которых идет невидимый свет. Посмотрим, что там на этот раз. Туда-то ведь и тянет, будто магнитом. Там – самое нужное и интересное. И темноты мы тоже больше не боимся. И скелетов. Они, кстати, пластиковые…

Мимо, вперед, качая фонариками, промчалось двое мальчишек. Погодя – пробрался один наощупь, свернул к тому ближнему выходу. Мальчики тоже не простые. Не наугад же они бегут и лезут. Вдруг их промчалось много, человек семь, и фонариков у них не было – молча пыхтели и стучали ботинками с железными шипами. Тоже знали, наверное, куда идти, но боковой ход, где сидел Сташка и откуда короче всего был путь вниз в круглую пещеру, никого из них не интересовал. Сташка зевнул и подумал: а как, интересно, за каждым из них наблюдают? Как успеют вмешаться, если один другого стукнет башкой о камень? Надо переждать суету. Может, придется активировать старые механизмы, а это лучше делать, когда никого больше в Лабиринте нет. Коридоры закроются, разверзнутся провалы – обыкновенным детям самим не выбраться… Снова зевнув, поднялся, убрел метров на двести вглубь, нашел узкий лаз, забрался, прополз вперед до уютной ниши там, где она и должна была быть, свернулся в ней клубком – хорошая куртка, теплая – и задремал. Лабиринт качался перед глазами, распутывал узлы ходов…

Сташка без тревог доспал сон, в котором плавал под водой вокруг острова, а наверху в замке слуги собирали его тетрадки, рубашки, книжки с картинками и аккуратно складывали в серебристые контейнеры. Проснулся. Поразмышлял – может, он тут надышался этими чарами так, что стал ясновидящим? А если с погремушками поплясать? Нет, лучше с тяжелым, темным от времени бубном, который пахнет дымом и столетиями… Стащить из музея? Он понял, что сейчас из памяти опять всплывет какой-нибудь древний материк, поморщился и торопливо потянулся. Ну его, прошлое, надо о будущем думать… Хотелось пить, и он выполз из лаза, зевнул, еще разок потянулся и потихоньку потрусил к единственному в Лабиринте роднику – немного в стороне от круглой пещеры и на уровень ниже.

Прошло, пока он спал, часа полтора. Лабиринт стоял вокруг камнем и тьмой, но одновременно был весь внутри него самого. Он не удивлялся. Быстрее бы уж управиться – хотелось к Яруну. Мальчишек в путанице ходов стало меньше – больше половины выбрались наружу, остальные разбрелись далеко друг от друга. Двое двумя уровнями ниже ссорились возле полуразвалившегося сундука с проржавевшими доспехами. Все давно устали, наколотили синяков и хотели есть. Сташка тоже бы поел… но тут стало нужно перебираться через провал, и пока он сматывал с себя веревку, пока с трех попыток захлестнул ее за камень на той стороне, пока медленно шел по ней, вздрагивая раскинутыми руками и на всякий случай внушая себе, что он не мальчик, а летучая мышь – о еде забыл.

Журчание родничка звонко разносилось далеко вокруг. Над круглым озерцом, куда узким ручейком стекала прозрачная водица, светил вечный белый шарик. Сташка, жмурясь, улыбнулся ему, умылся, попил… Вдруг, вздрогнув, кое-что вспомнил. Развеселился. Скинул быстренько всю-всю одежду и нырнул в ледяную воду. Беззвучно завизжал от ужаса (а дна-то там все равно что нет, не озерцо это вовсе, а карстовый сенот бездонный), от ликования, стиснувшего холода и точного знания, что это любимейшее купание в жизни, которое бывает только раз. Но долго нельзя, сердце стынет, и он еще немножко поплавал, кувыркнулся над бездонной прозрачной тьмой и выплыл. Дрожа, стуча зубами, выбрался по острым камням, торопливо оделся. Тело горело, с волос текло, и хотелось смеяться. Чары вокруг веселились. Стало жарко, и он не стал снова надевать ни куртку, ни толстый свитер. Сел на бережок, несколько минут смотрел в бездонную воду и улыбался. Так хорошо было, что нашел это место родное. Но пора уж идти дальше.

Он не спеша шел по темным штрекам, осторожно залезал на карнизы; никуда не торопясь, обратно по веревке перешел провал и оставил ее, как была привязана – больше не пригодится. Ни ему, ни еще кому-нибудь. Пусть останется на память… Время становилось плотнее и медленнее. Сташка терпеливо приноравливался к его сопротивлению, шел в волшебном мраке и размышлял о том, кем его хотят сделать, если он выиграет. А он выиграет, потому что к круглой пещере, кроме него, разумеется, никто не идет – кто наружу выбрался, а кого привлекли другие сокровища, которых здесь в Лабиринте оставлено было с избытком. Да он не может не выиграть, потому что это его Лабиринт. Ну, а кем – настоящим – потом становиться-то? Надо ли ему это? Противно толком ничего не понимать, не помнить, – мозг-то детский, незрелый, никакого нормального рассудка, лимбическая система эмоциями бурлит, атакует – а кора еще слабая. Вся память из прежнего еще не всплыла… А всплывет – мало не покажется. Лучше не торопиться, а хоть немножечко еще подрасти.

Примерно через полчаса он встретился с крадущимся навстречу мальчиком. Сам Сташка давно знал, что они встретятся, знал даже, что мальчик тоже хорошо видит во тьме, но неодолимо боится сумрачных теней, черных стариков и других мальчиков – иначе что вздрагивать от каждого шороха? Хотя впервые в Лабиринте, наверное, очень страшно. Наконец ход повернул, и они увидели друг друга – неизвестно, кем показался издерганному подростку сам Сташка в этой волшебной тьме, но тот выпрямился и уставился во все глаза. Крепкий, выше Сташки, но младше остальных. С какой-то убийственной штуковиной в руках, похожей на арбалет. Сташка снисходительно улыбнулся нервно дрожащему прицелу и попросил:

– Да не бойся ты.

– Сам не бойся, – хмуро ответил мальчик. У него была косая темная челка и злые синие, прозрачные глаза. – Уматывай отсюда.

– Дурак ты, – хмыкнул Сташка.

Обошел хмуро следящего за ним прицелом и взглядом мальчишку и пошел дальше, не оглядываясь. В спину этот высокий, но словно бы младше Сташки мальчик стрелять не будет. Не подлец. Наверное. Да и стремится он в другую сторону, к выходу. Или к чему-то там еще, ведь выше пещера с какими-то сокровищами и книгами в каменных нишах и сторожем-стариком из тех черных колдунов, которые вроде бы и есть, но в то же время их и нет. Вообще-то мальчик этот на кого-то будто бы очень похож… Только злой что-то – уж слишком злой. Ладно, это его не касается.

И тут мимо уха тонко пропело железо, тюкнуло в скальный выступ и звонко забренчало под ногами. Сташка обернулся. Мальчишка бросил арбалет и тяжело побежал прочь. Все-таки – подлец. Сташка негромко крикнул вслед:

– Встречу – башку оторву!

Подобрал арбалетную стрелку – красивенькая, в протравленных узорчиках и каких-то буковках – сунул за ремень и пошел дальше. Надо было спешить.

Еще с полчаса он сползал по извилистому тесному ходу в тайный коридор, который замыкался в кольцо, и в одном месте можно было по не слишком высокой отвесной стенке вцарапаться на уровень центральной пещеры. Такая стенка его тренеру с острова и в страшном сне бы не приснилась – да он бы сам утром не поверил, что умеет так лазить – как геккон… Но умел же когда-то… Еще полчаса лез по ней, скинув куртку и свитер, разувшись и зашвырнув наверх ботинки, лез, взмокнув, размазываясь по стенке и нашаривая знакомые мельчайшие трещинки, обдирая пальцы на руках и ногах и дрожа от напряжения… Что ж, пока летать не умеешь – ползай… Это был запасной его вход. Главный – узенький мостик над пропастью – он разбил в прошлый раз. Можно было пробраться и через один из пяти входов для наследников, хоть они и отработаны, закрыты, там проще, пнуть пару раз по секретным блокам и все откроется – только ведь нечестно. Он-то ведь не наследник, он… Кто? Хозяин Лабиринта, вот он кто. Это его старинная любимая игрушка, между прочим. Полигон для тренировок, место, где можно побыть одному или как следует спрятать что угодно… Самому спрятаться… Убежище. Сокровищница. Самая надежная система для отбора будущих императоров – ведь в случайные руки отдавать Дракона смертельно опасно… Сташка лез и пыхтел. И никаких чар. Сам должен залезть.

Наконец он заволок себя на ровный, отполированный пол, повалился на спину, едва дыша – стыдно, слабак… Нет. Просто слишком маленький в этот раз… А сколько было – этих разов? Да пес с ним, с Лабиринтом, сам-то он – кто, в конце концов? Как вспомнить-то? Может, хоть тут, в сердце Лабиринта, найдутся подсказки… Добрался ведь уже…

Несколько минут он валялся, дыша, сунув в рот ноющий палец с оборванным ногтем и сквозь прозрачный мрак разглядывая высокий свод главной пещеры – тоже слишком ровный, чтоб быть произведением подземной реки… Какие там реки. Плавили синим огнем, с градиентом как у молнии… А камень был красным, как кровь, и остывал потом еще недели две, а они изнывали от любопытства посмотреть, что ж у них получилось…

Немного, но противно закружилась голова. Что это такое он сейчас вспомнил? Кто – такой родной – был тогда с ним? Ярун? Нет… Нет, не Ярун.

Отдышался. Сел, потом встал. Холодно как… Футболку продрал на пузе… А куртка внизу… Вон валяется… Он отошел от края, отыскал ботинки, вздрагивающими руками обулся, следя за чарами Сети вокруг и размышляя, зачем их здесь едва ли не вдесятеро больше, чем во всем остальном Лабиринте – волосы встают дыбом, столько. И нет ни одного мальчика близко, и ни одного черного старика, но шея сзади мерзнет и чешется от неотступного внимания. Следят за ним, и весь путь следили, как обещал Кощей, а теперь будто не один человек смотрит, и не двое, а толпа. А что им не следить? Только он один сюда мог добраться, из остальных пацанов только тот придурок с арбалетом подошел ближе всего, но ни отработанных и запертых детских входов для наследников, ни, уж тем более, это единственное место, где можно вскарабкаться, не нашел. Не годится в наследники вообще… Еще бы. Злющий такой. И глупый. И подлый, раз все-таки выстрелил в спину. Сташка покрутил в руках красивенькую арбалетную стрелку, плюнул и выкинул вниз. Послушал, как жалко забренчало далеко под стеной. Пусть валяется, теперь уже не важно… Что не важно?

Ну, ладно, не в наследниках дело. Ярун может править еще, по меньшей мере, лет двести. Он ведь теперь может жить сколько угодно долго, он… Кто? Незачем Яруну сейчас наследник. Он – самый лучший император Дракона, потому что… Почему? Сташка заметил, что не может додумать все эти важные мысли до конца, и усмехнулся. Память ломится в нежный детский мозг, но ей там не за что зацепиться. Ладно, есть еще время расти. К тому же он так устал… И замерз. Так-так! Нечего жалеть себя. Вперед. К главному… А что – главное? Не что, а – кто… Ярун.

Что-то дрогнуло высоко наверху, Сташка поднял голову и прислушался: заработал лифт. Кто-то спускается, и не надо угадывать, кто. С трудом встав на ноги, безнадежно попытался отряхнуться и побрел вперед. Он был рад, но – так устал… На этой шершавой холодной стенке пришлось преодолеть не только высоту, ребячью слабость и осыпающиеся трещинки, а…

Он там окончательно влез в самого себя.

Принял себя – со всем тем прежним, что оживает внутри.

Ну и что, что пока он не помнит ничего толком. Душа помнит. Осознавать собственную чудовищную древность – ой, только не сейчас. Ярун идет. И это тоже страшно! Легко думать о нем, когда не видишь… Он страшный. Наверно, надо будет доказывать, что чего-то достоин, что он этот Настоящий, – только кто?

Было холодно. По кругу ходил сквозняк, чуть качал такие же, как у родничка, слабо светящие шарики. Внизу под ними покачивались густые черные тени. Лифта не слышно, Ярун близко – Сташка пошел ему навстречу, разглядывая древнее, высеченное из базальта храмовое сооружение, тороидом основания занимавшее почти весь диаметр этой огромной, безупречно сферической пещеры. На стенах полузабытые барельефы с дерущимися, примиряющимися, занимающимися любовью языческими богами; какие-то химеры и чудовища, крылатые дети, женщины с развевающимися волосами, страшноватые чешуйчатые кольца Дракона, какие-то мечи, гербы и надписи. У Сташки никакой охоты не было разбирать эту каменную пыльную мифологию. Тут шифр, а не настоящая история, а все, что было на самом деле, он лучше как-нибудь потом повспоминает… Потому что печально. И ужасно. Разве что вот на этого все понимающего, все помнящего – и, да, печального Кааша посмотреть. Какие глаза… Ну да, гордиться нечем… Сташка сам окаменел. Беда была, да. Странно как: вот он – был «я»… Натворил всего… А теперь то «я» – прошлое…

– Иди сюда, – тихо позвал его Ярун.

Он повернул голову: ох. Он и забыл, какой Ярун огромный! И величественный. Родной. Он медленно подошел к узкому проходу внутрь храма. Ярун улыбнулся. Он, через силу, тоже.

– Здравствуй, – Ярун чуть коснулся кончиками пальцев его макушки и забрал страх. – Это ты, Кааш. Сердце Света, бродяжка, беглец. Мой преемник. Наследник.

– Да не хочу я, – Сташка нашарил наконец себя в яви, но Каашу говорить не мешал. Кааш ведь хороший. Замученный только всем прежним. – Надоело… Придется, да?

– Да, – Ярун усмехнулся, наклонился поближе, всматриваясь: – Ты так смотришь… Как раньше. Кааш, да… Ты же понимал, зачем идешь сюда?

– Я иду за своим, – мягко возразил Кааш из Сташки. – Из меня наследник… Обычно не получается. Одна морока, да и то… Если повезет. Обычно это… Бойня, мягко говоря. Ты же знаешь. Да зачем тебе наследник – тебе же Дракон теперь навечно. Почти. Пока все не вырастут.

– Кто все?

– …А? – Сташка очнулся и тут же забыл, о чем говорил только что.

Ярун это понял:

– …Тебе нехорошо?

– Потерял… Потерял его… Что я сказал? Мне тошно, что я опять здесь и опять ничего не помню. Я не наследник, Яр. Я – это я, – виновато улыбнувшись, Сташка махнул рукой в сторону детских входов: – Если б нужно в наследники, я б там вон прошел, под барабаны, ты знаешь, где, ты сам там вошел в этот раз, да? Там еще четыре таких входа есть, но они открываются в соответствии с заданным циклом целевого отбора… Да и цикл-то завершен уже… Все отработано, все заперто. А там, – он показал на храм, – в тайнике, короны под цели определенного правления… Все уже в прошлом. Мне-то они совсем ни к чему.

– …Зачем же ты тогда шел сюда?

– К тебе, – устало сознался Сташка.

Ярун мягко шагнул к нему и поднял на руки. У Сташки не было сил даже обнять его, он только лег головой на плечо Яруна и объяснил: