Звёздная раса. Сборник рассказов

– И взять с собой пару этих насекомых, а тут просто сбросить в воду, – дополнил кен ло Хеерорд с серьёзным лицом. – Тварь точно приплыла бы поесть.

Землянин заскворчал, как выплеснутое на раскалённую сковороду масло. Перебросил весло так, словно собирался с размаху треснуть им кен ло Хеерорда. И решительно направил лодку к ближайшему рифу.

Сторк не возражал…

…На рифе оказалась небольшая рощица и озерцо с пресной водой – видно, бил ключ. Кен ло Хеерорд терпеть не мог солёную воду – неглубокие моря его планеты были пресными – и с удовольствием улёгся в озерцо у берега, а мальчишка ускакал куда-то и вернулся уже когда сторк начал беспокоиться – но зато принёс полную рубашку коричневых шишкастых плодов в два своих кулака. Если расколоть такой спелый (а неспелый и не расколешь, разве что прессом) плод – внутри будет волокнообразная зеленоватая масса, кисло-сладкая и без семечек. На катере осталась предусмотрительно захваченная сумка с едой, но эти штуки любили оба.

– Спелые, – довольно сказал мальчишка, ловко кокнув первый плод о камень.

И застыл, сжав расколотую половинку, из которой медленно ляпнулось и густо расквасилось о камень её содержимое.

На его лице отразился и закаменел ужас. Такой, что кен ло Хеерорд обернулся сразу – туда, куда глядели остановившиеся глаза землянина.

К«обб стоял в десятке шагов. Серо-розовый, как скалы, по которым он подобрался. Он то ли возвышался, то ли наоборот пригнулся на двух пятиконечных пучках длинных толстых щупалец, выставив вперёд широкую, плоскую голову, похожую на расплюснутый капюшон; шевелились два длинных уса по сторонам сжатого в точку ротового отверстия, и два чёрных непроглядных глаза смотрели прямо на сторка и землянина. Ещё пять щупалец – более длинных и тонких, увенчанных роговыми крюками – отходили от груди пониже головы и покачивались в воздухе, вытянутые – словно неспешно плыли по невидимому течению.

Не такой уж он был и большой – в полтора роста кен ло Хеерорда.

А вот что к’обб может ходить по суше – до сих пор никто не знал. Скорей всего те, кто это видел, просто потом уже ничего не могли рассказать соплеменникам.

– Умный… – процедил сторк. – Ты был прав…

Мальчик с отчаяньем поглядел на него. Пошевелил губами. Одно из копий и топор – они взяли эти вещи из катера – стояли между ними и к’обб-ом.

И тот прыгнул.

Прыжок был мощным – вверх и вперёд, на более крупную добычу (но всё равно мельче, чем остальные четверолапые, которых он уже успел сожрать). Добыча застывает или убегает, это к’обб знал хорошо. Поэтому он сильно удивился, когда понял, что промахнулся. Промахнулся, потому что добыча бросилась вперёд – под прыжок.

А в следующий миг боль пронзила спину, и левый пучок несущих щупалец онемел и отказал. Что-то торчало сзади; барахтаясь на земле, к’обб обломил это – и, разъярённый новым приступом боли, сумел вскочить…

…Когда брошенное кен ло Хеерордом копьё нашло цель, мальчишка словно бы разморозился. Он увидел, что сторк хватает топор, а в левой у него возникает тарва – даже купаясь, фантор не отстегнул стилет. А потом град увесистых, довольно крупных камней – мальчишка успел подхватить и метнуть пять или шесть за пару секунд – буквально бомбардировал странно, как-то беззлобно и негрозно, урчащую тварь, приготовившуюся было к новому прыжку.

Один из камней попал в правый глаз, и тот лопнул – лопнул неожиданно ярко-алым. К’обб повернулся в ту сторону, откуда пришла боль – и вдруг ощутил новую, ещё более страшную, в основании уже раненого пучка. Он махнул грудными щупальцами, пытаясь достать добычу… нападающего?!. Но тот ушёл туда, в ту сторону, где почему-то стало темно… а что-то барабанило и барабанило по голове, в основном не больно, крепкая шкура спасала… но иногда удары приходились в слуховые мембраны, и тогда боль взрывалась беспощадно…

А потом был ещё один удар. Сзади.

И всё…

…Выдохнув, кен ло Хеерорд вырвал удачно брошенный брызнувший кровью топор из основания короткой, словно бы гофрированной шеи подёргивающейся твари. Отскочил – щупальца ещё шевелились. Перевёл дух. И обернулся.

Мальчишка стоял у воды – с отчаянными глазами, белый, в правой руке, на размахе – камень, ещё один – в левой, готов к броску. Он быстро осмотрел лежащее чудище, потом так же быстро посмотрел на сторка, внезапно судорожно вздрогнул, уронил оба камня – один себе на ногу, второй с плеском упал за спину. И метнулся к кен ло Хеерорду, в два прыжка преодолев разделявшее их расстояние. Сторк еле успел отставить топор и придержать несущегося землянина.

Несколько секунд мальчишка стоял, весь дрожа и вцепившись в сторка, как в ту, первую ночь. Потом кен ло Хеерорд, опомнившись, отвёл руки, отстранил его, легонько тряхнул за плечи и строго спросил:

– Что за новости?

– Я испугался, – землянин глотнул, глаза у него были большими и блестели. – Я за тебя испугался. А сперва просто окаменел. Не знал, что делать…

– То, что ты сделал в конце концов, было весьма удачно и своевременно, – ответил сторк и вдруг понял, что говорит чушь. Он подумал (мальчишка держал его за локти и глотал снова и снова) и сказал: – Спасибо.

– Ты бы и сам справился… – начал землянин, но кен ло Хеерорд оборвал его:

– Не за это. За то, что испугался за меня.

Землянин тихо всхлипнул и уткнулся в сторка лицом. Пробормотал какое-то слово и сам отстранился, глаза были испуганными, но уже иначе, какими-то осторожно-выжидающими. Кен ло Хеерорд не понял – почему…

…И лишь когда они вместе, уже с жаром обсуждая короткую охоту, заволакивали добычу на надутый прицепной понтон – лишь тогда он вспомнил, задумался и определил-таки то слово, выдохнутое ему в локоть.

И не поверил, потому что это было русское слово «папа». То есть – отец.

А такого быть не могло.

* * *

Заант, милый!

Я не знаю, сможешь ли ты простить ту юную дуру, которой я была. Я оставалась дурой до последнего, до твоего письма, над которым плакала всю ночь. Будь проклята моя гордость, отнявшая у нас эти годы! Не было дня, чтобы я не рвалась написать тебе, но каждый раз гордость поднимала шерсть: слово сказано, он ушёл, забудь!

Я не могла забыть и не могла написать. И выла на башню замка, зная, что ты тоже не напишешь. Ты – такой гордый, такой несгибаемый, такой твёрдый, похожий на камень, из которого вырезал тот цветок.

А ты написал, и моя гордость мурлычет, как виноватая самка накъятт и прячет взгляд.

Заант, мой ветер! Все будут знать только, что это я – я, глупая высокомерная девчонка, а не ты! – пришла с повинной. Я уже сообщила всем, что это я написала тебе первая. Так должно было быть, потому что я виновата в этих годах одиночества.

Заант, цветок цел. Я достала его из тайника и поставила на окно, возле которого увижу тебя. Ты помнишь дорогу к нашему замку. Я и сейчас пишу у этого окна.

Прости меня, мой воин. Прилетай. Или сообщи – и я прилечу к тебе, к твоему окну.

Уже сейчас вся твоя перед Предками и собой —

Элайн.

На миг кен ло Хеерорд подумал, что от радости, кажется, вполне можно сойти с ума. А в следующий миг – в следующий миг любой, кто увидел бы фантора, решил бы, что тот и впрямь сошёл с ума: вылетев из-за стола, кен ло Хеерорд вдруг издал дикий вибрирующий вопль: «Ай-лллла-ла-ла-лаййй!» – и, подскочив в воздух, исполнил классический плясовой «разбег», после чего пустился по комнате, отплясывая руанн[29 - Мужской одиночный танец у сторков. На Земле на него более всего похож украинский гопак.] так, что его предки дружно решили бы: нет, Род не измельчал!

Успокоившись наконец – хотя бы внешне – и тяжело дыша от радости, он постоял у стола, снова и снова пробегая письмо взглядом, выхватывая из него то одну, то другую строку и словно бы лаская их или пробуя на вкус. Потом – спохватился: срочно надо было писать ответ, не медлить ни секунды! Последний день короткого отпуска – и подарил ему такую радость!

Он недовольно обернулся на звук шагов.

И удивился тому, что это вошёл мальчишка – обычно он ходил легко, почти неслышно, а сейчас поступь была почти взрослой, какой-то чёткой, жёсткой и решительной.

А самое главное – таким же было его лицо.

– Заант, – тихо сказал мальчик. Сторк, ещё не остывший от внезапной радости, махнул распечаткой:

– Она написала мне! Слышишь, она мне написала!

На лице землянина появилась улыбка. Радостная улыбка… но лишь на миг. Потом оно вновь стало прежним – холодной маской.

– Что случилось? – кен ло Хеерорд отложил письмо, не сводя глаз с воспитанника. – Что произошло?