Девиация. Часть третья «Эльдар»

Но было ещё третье детство – захватывающее, стыдное, а потому – тайное. Третье детство застыло во мне, как мушка в янтаре, почти не проявлялось, лишь порою лёгонько пощипывало в животе и будило Демона. Оно было самым любимым моим скелетом в шкафу, поскольку вспоминалось гораздо чаще двух остальных.

Началось третье детство в блаженное дошкольное время. Тогда меня надолго к деду в лес не отпускали, и я на летние каникулы уезжал к отцовым родителям в село.

Жизнь там была вольготная, райская. Кем-то установлено, что в мире мальчиков рождается больше, чем девочек, но третье детство грубо попирало такое соотношение. В бабушкином переулке на краю села я оставался единственным мальчиком на шесть девочек от пяти до десяти лет – и местных, и приезжих.

Разумеется там были другие дети – постарше, но малышню они к себе не допускали, а нам того и не хотелось. Разве что старшая из местных девчонок, тогда уже десятилетняя Алка, намазав губы огрызком мамкиной помады, крутилась поблизости курящих подростков. Внимания они на пигалицу не обращали, а то и прогоняли стыдными словами.

Так у нас образовалась своя ватажка. Верховодила всё та же Алка, называвшая себя королевой. Она жила с матерью-алкоголичкой и не по возрасту была посвящена во многие взрослые секреты, которыми порой делилась, загадочно закатывая глаза. Впоследствии Алка стала виновницей будущих стыдных приключений, приведших к разгону ватажки, но это было потом, когда я второй класс закончил.

А до той поры мы, уподоблённые неискушённым ангелам, предавались детским забавам, определенным возрастом и пытливой детской природой: бродили окрестными лугами за селом, плели венки, строили домики из песка, ловили рыбу и головастиков на болоте.

По Алкиному хотению в той идиллии присутствовали некоторые опыты постижения нашей половой принадлежности, но были они невинны и лишены порока, осознание которого наполняло бы их взрослым смыслом.

Будучи в ватажке единственным мальчиком, я стал объектом девчачьих исследований. Нагулявшись, мы шли в одно из наших тайных мест, где играли во врачей, в папу-маму или трогания, к которым всё и сводилось.

По команде Алки мне сдёргивали шортики, укладывали на спину, гладили и щекотали травинками, пока не затвердеет писюн. Потом девочки с ним игрались: шатали, сжимали, пробовали упругость. Их это забавляло, а мне было стыдно и больно (особенно первые разы), но приятно необычной приятностью.

Каждый раз, когда меня валили на землю, я притворно упирался и визжал, но мне очень нравилось так играть. Когда девчонки увлекались куклами, не обращали на меня внимания (особенно, в отсутствие Алки), я сам их задирал, валял домики, чтобы они принялись меня мучить. Но они – дурочки с переулочка – того не понимали, обижались. Потому особенно я любил, когда с нами игралась Алка.

Мне тоже разрешалось трогать девочек. Они того хотели даже больше, чем меня трогать. Но я стеснялся, никогда первым не приставал и отваживался лишь по настоянию Алки, которая выбирала мне жену. Как правило, себя саму.

А ещё Алка по секрету рассказывала совсем стыдное. Рассказывала, будто взрослые целуются письками, когда у них любовь: ложатся друг на друга и всовывают хлопчачью в девчачью. Раз мы с Алкой такой поцелуй пробовали, но у меня не получилось – писюн гнулся, не всовывался, а потом сморщился. Алка сказала, что я ещё маленький, не дорос даже до пионера, как она.

Я обиделся. Решил, что когда пойду в школу и стану пионером – у меня обязательно получиться. В ту пору я считал, что все дети в своих ватажках трогаются и целуются, но не рассказывают взрослым.

Мы тоже не рассказывали. Понимали, что взрослым об этом знать не следует. По настоянию Алки мы поклялись на смерть хранить нашу тайну, запечатав обещание на подорожнике оттиском проколотого кровавого мизинца.

Змеем-искусителем, нарушившим мою монополию на девчачьи ласки, стал Сашка, который приехал в село к бабушке. Я тогда уже второй класс закончил. Мои подружки тоже повзрослели.

Сашка был из Киева. Его бабка до этого жила в другом селе. Но у деда Степана, нашего соседа по переулку, умерла жена, вот и взял себе другую – Сашкину бабу. Так и привела его судьба в наши края.

Было на то время Сашке лет пятнадцать, может больше. Симпатичный и хулиганистый – такие всегда девчонкам нравятся. А тут ещё из столицы!

Он сначала с одногодками местными хотел подружиться, но что-то у них не заладилось: рассорились, подрались. Дед Степан даже разбираться ходил. После этого Сашка ко мне стал захаживать, но так, без интереса – мне только десятый шёл.

Однажды, когда он сидел у меня во дворе и со скучающим видом показывал карточные фокусы, пришла наша ватажка. Завидев Сашку, девочки сбились у ворот, застеснялись, прятались друг за дружку, хихикали. Алка, хоть и старшая (ей на ту пору двенадцать исполнилось), тоже смутилась, но подошла к нам. Сашка сразу ожил, расфуфырился, принялся дурашливо шутить, выделывать кренделя с картами. Увлечённая представлением подошла малышня, не сводила зачарованных очей с невиданного искусника. Так и познакомились.

Сначала всё было как обычно. Только Сашка теперь ходил с нами. Само собой, лидерство в ватажке перешло к нему. Алка, на правах королевы, не отходила от нового короля, покрикивала на меня и на девочек.

Я обижался, но терпел. Кроме них, мне не с кем было играть. Пару раз мы вместе ходили купаться и за черникой в лес, только чувствовал, что отношение ко мне поменялось.

Девочки меня уже не любили, заворожено смотрели на Сашку. А он, гад, этим пользовался: в воде брызгался, топил их и щипал; а они, дурочки, не обижались, визжали от удовольствия, сами на него бросались.

Когда, накупавшись, мы падали на берегу отдыхать, неверные мои подружки липли к Сашке, как мухи к липучке, что у бабушки в веранде висела. Прилипали. Алка всегда первой. Сашка обкладывался ими, как куклами, больно щекотал, душил, жалил ножки и животики крапивой, пробуя, кто дольше выдержит. А они терпели, визгливо хохотали.

Я замечал, как у Сашки, во время мучений, в синих плавках надувается большой горб. У меня тоже внизу наливалось и зудело, но никто не смотрел на меня как раньше, не просил потрогать. Я сидел в сторонке сам, обсыхал. Было очень обидно и хотелось плакать.

Спустя неделю меня совсем отлучили от ватажки. В очередной раз придя на озеро, Сашка заявил: теперь ми будем купаться без трусов, поскольку городские так купаются. Он первым снял плавки, без стеснения выставил большую коричневую сосиску, поросшую чёрными кучерами.

Девчонки захихикали, напоказ отвернулись, крадучись зыркали на невиданное зрелище. Куда было моему писюну до его колбасы. И я зло решил, что шортики снимать не буду.

С первого раза приказание Короля исполнила лишь Алка. Не раздумывая, скинула через голову сарафан, потом застиранные трусы, швырнула на камень, стала рядом. Девочки оцепенели, опасливо-восторженно уставившись на Адама и Еву (мне дед рассказывал, что первые люди в Раю голыми ходили). Сашка нахмурился, ему не понравилось наше упрямство.

– Это что за буза? Я же сказал – купаться будем без трусов! Кому не ясно?

Девочки замерли, молчали.

Мне стало ясно. Глянул на подружек – тоже испугались. Наименьшая, семилетняя Любка, шмыгнула носом.

Король видимо понял, что перегнул палку и сейчас все разбегутся, а потом ещё родителям скажут. Подобрел, белозубо улыбнулся.

Умеет же! Одним словом – киевский. И красивый, как греческий бог на картинке. Даже я это чувствовал, а как девчонкам? Недаром они за Сашкой млеют. А старшая Алка точно втрескалась – первой трусы сняла. Наверное, трогается там с ним, даже целуется. И у него не гнётся.

– Кто не хочет, может не снимать, – покладисто сказал Сашка, продолжая улыбаться. – Я просто хотел вас научить, как городские девочки играют. Вы же хотите стать городскими?

Девочки молчали. Сашка развёл руками: мол, как хотите.

– Я городская, – тоненько пискнула моя одногодка Алёнка, прячась за спинами подружек. – Но голыми у нас не купаются. Я с родителями ходила…

– Ты откуда? Киевская? – перебил её Сашка, нахально осклабился.

– Нет, с Городка…

– Тоже город! Город Городок… Я о настоящих говорю. С Киева или Москвы. Кто в Москве был?

Девочки замотали головками.

– Вот видите. А я был. И мы с Олей, которая из «Королевства кривых зеркал», купались без трусов. А она настоящая городская. Фильм смотрели?

Девчонки закивали. Сашка улыбнулся:

– Если будете делать, что прикажу, все станете как Оля из сказки.

– Она непослушная, – пролепетала Люба. – В зеркало влезла…

– Зато классная! – отмахнулся Сашка. – А потом, когда вырастите – станете как Алла Пугачева. Знаете такую?

– Знаем, – недружно ответили девочки.

– Она песню первоклассника поёт, – добавила Алёнка, колыхнула тугими косичками. – Мы её в школе учили.

– Ну, тогда раздевайтесь и купаться, – подморгнул Сашка. – Жду в воде.

Он повернулся, обнял Алку. Та просияла, прилепилась. Голые Адам и Ева, взявшись за руки, побежали к озеру, мелькая незагорелыми попками, взметнули мириады разноцветных брызг.

Девчонки переглянулись, нехотя принялись раздеваться, складывать сарафанчики, юбочки, футболки, а затем трусики на гладкие валуны.

Они стеснялись. Мы и раньше друг друга голенькими видели, но тогда ЭТО было забавной игрой, лишённой стыда. Сейчас же мои подружки, видимо, понимали, что будет по-другому: невинные игры закончились, их ждёт новое, интересное, не совсем хорошее.