Тайны лабиринтов времени

Я посмотрел на перстень, что снял с пальца офицера, на нем гравировка – герб России.

– Вот теперь, надеюсь, все?

– Теперь порядок, господин офицер.

– А, пришли? Легко ли отдал аптекарь порошок? Может, спрашивал чего?

– Легко отдал, господин офицер, бумагу прочитал – и сказал, что все понял.

Я его спрашиваю, что это за штука такая, и для чего сей порошок нужен? Зачем, спрашиваю, комендант его в водку желает примешать?

– Что же он ответил?

– Это, говорит, для бодрости духа солдат, чтоб, значит, не хватило у них, этих татей-бунтовщиков, против вас, солдат, сил.

– Правильно сказал комендант, хороший план придумал.

– Так я не понял, господин офицер, эта водка – для солдат, или для бунтовщиков?

– Дурень! Стал бы комендант городские деньги транжирить для попойки бунтовщиков? Конечно, эта водка для солдат предназначена.

– Живо – чего рты раззявили?! – бегом за бочками, скоро светать начнет. Откупорьте все бочки и засыпайте бодрящий порошок, аккуратно, в каждую бочку – и поровну.

Солдаты с прилежанием выполнили мой приказ. Бочки погрузили на телеги, и мы поехали по городу.

– В казармы! Передайте дежурному офицеру эту бумагу и приказ майора выдать солдатам по кружке горилки для поднятия духа перед сражением. Не вздумайте по дороге сами напиться! Если что, под шомпола сквозь строй пойдете. Ты – со мной к пристани.

Ивашка спрыгнул с телеги, и мы побежали к набережной.

– Стой, куды мы прем, тамо, ведь, караулы! – крикнул Ивашка.

– Ну и что, на нас ведь форма. Мы такие же вояки, как и они.

– Пароль ты знаешь?

– У меня его ни разу и не спрашивали.

– Пока не спрашивали. А, если спросят, тогда как? Давай огородами, да, к мосткам, где бабы стирают, там лодки должны быть. Айда за мной!

Все мокрые, грязные и замершие, мы вышли к реке. Я проклинал: этих солдат, этот город, ватагу и себя. Если доживу до утра, то больше никаких поручений от Прокопыча, или кого другого. Он сидит у печки, грея свое брюхо, курит тютюн и слушает, как потрескивают дрова. На печке обязательно стоит котелок с кашей и мясом, побулькивает и выпускает вкусный пар. Сейчас бы чарку водки для согрева.

– Омелько, я отлил из бочки браги для сугрева души, – сказал Ивашка. – Будешь? Не боись, без порошка окаянного.

Небо окрасилось зарей – и стало светать. По реке стелился туман, к пристани подходили лодки, возвращались рыбаки с утренним уловом. Необходимо вернуться в город, подходы к реке охранялись караулами, а мы в таком виде, что хоть сейчас клеймо ставь «каторжане беглые».

За поворотом наткнулись на патруль. Я потянул Ивашку за рукав, и мы, свалившись в канаву, замерли. Патруль заметил нас, офицер дал команду задержать беглецов. Прозвучали выстрелы, и я, достав саблю, выскочил из канавы.

Одежда моя покрылась зелеными и коричневыми пятнами грязи, лицо посинело от холода и злости, а глаза налились кровью. От меня воняло, как от покойника, руки дрожали, и зуб на зуб не попадал, сабля заблестела под лучами восходящего солнца. Предо мной был офицер, который утопил мое тело в Волге прошлой ночью.

– Ты же утопленник! – прохрипел он. – Помогите! Вурдалак!

Лицо его почернело, по телу прошла судорога, попятившись, он оступился и упал. Я подходил к нему, размахивая саблей и хохоча во все горло. Противник уже лежал на земле, и жив он, или мертв – я не мог определить. Впервые увидел, как человек потерял сознание от страха.

Меня разбирал смех, но саблю держал в боевом положении. Подойдя к офицеру, я приложил ухо к его груди. Он умер от страха, приняв меня за покойника, явившегося из преисподней, чтобы отомстить своему убийце. Немного придя в себя, я принялся шарить у него по карманам, нашел свой кисет, кое-какие деньги и услышал за спиной крики:

– Упырь!

Я поднял голову и обернулся, солдаты побросали ружья и бросились на утек.

– Они подумали, что ты кровь из него пьешь, – сказал Ивашка. – Если бы я не знал, что это ты, меня бы тоже охватил ужас. Лицо твое в крови, глаза безумные. Ты медленно отрываешь свою голову от груди офицера и, оскалившись, смотришь на солдат. С твоих губ стекает кровь… А, каково?

Мы от души посмеялись и залезли обратно в канаву, от греха подальше.

– Возвращаемся к реке, к мосткам, как и хотели.

У мостков качались на волне две рыбацкие лодки. Солдаты дремали, завалившись на прибрежный песок, ружья, сложенные домиком, никто не охранял. Мы с Ивашкой разделись, подплыли к лодкам. Перерезав канат, к которому привязывали якорь, мы стали толкать ее на середину реки.

– Теперь стрыбай в лодку.

– Солдаты дрыхнут без задних ног, не достанут теперя нас.

Через несколько минут мы были на борту баржи.

– Казаки, где водка? Вас только за смертью посылать. Докладывайте, что там в городе слыхать, – спросил Прокопыч, когда мы зашли в его каюту.

– Снимаемся и уходим, по добру, по здорову.

– Штурма не будет, атаман, Омелько всех солдат опоил водкой с маковым порошком. По приказу самого коменданта, между прочим. Солдаты считают его упырем, офицеры – вурдалаком, крестьяне – чертом, старики – демоном, майор – своим офицером.

Прокопыч уже третий раз слушает мой рассказ:

– Так и заорал – «изыди»?

– Нет, не заорал, а зашептал и креститься начал. Медленно, значит, так рукой водит, а с меня глаз не сводит.

– Развеселил ты меня, паря, будешь у меня в ватаге пластуном. А, народ о таких, как ты, байки справляет, пластуны, дескать, сверхспособности имеют и силу колдовскую мают. А, вояки эти, небось, до сих пор спят. Несите ножницы и бритву, будем из Омелько казака мастерить.

Гладко выбритая голова и длинный чуб-хохол нужен тебе, как признак казака.

– Для чего, атаман, мне этот чуб? Да, и наголо бриться я не думал. Объясни, для чего?

– Без этого нельзя, пойдешь в разведку – наденешь чалму, шапку или еще чего, так когда бой разгорится, то казаки тебя не порубают, бо у тебя чуб и голая голова в наличии.

Чуб должен смотреть в левую сторону – это знак достоинства, вроде медали или офицерской сабли. По форме чуба, по его длине судят о звании казака, его боевой выучке – чем длиннее чуб, тем опытнее в своем деле казак.

Пошьем тебе шаровары, чтоб в них поместилось никак не меньше тридцати арбузов. Будешь в степи свои следы заметать, для того и шьют такие шаровары. Кипчаки не смогут определить твои следы, потому как – их не будет. В разведке такие шаровары просто незаменимы. Конечно, казаку незачем таскать в шароварах арбузы, а вот саблю спрятать, пистоль, ятаган – дело нужное. Врагу невдомек будет, что разгуливавшие по ярмарке полуголые оборванцы в шароварах скрывают оружие.

В любой момент базарный зевака, крикливый торговец, жалкий попрошайка, или слепой кобзарь – превращаются в ловких бойцов. Они выхватывают из шаровар сабли, кинжалы – и бросаются на врагов.