ВБИТЫЙ ПРИНЦИП

ВБИТЫЙ ПРИНЦИП
Олег Молоканов

Алинка, героиня повествования, ещё в подростковом возрасте получила "директиву" от старшей сестры никогда не показывать первой свою заинтересованность в отношениях с мужчинами. Таким образом в отношениях ей всегда будет уготована роль диктующего правила игры, – то есть индивидуума, позволяющего себя любить. В общем и целом – на протяжении лет – этот принцип работает, но в один прекрасный день возникает ситуация, когда им надо поступиться. Однако Алинка настолько "запрограммирована", что не может ничего с собой поделать. Чтобы обрести свою вторую и столь желанную половинку, ей приходится себя переламывать…

Олег Молоканов

ВБИТЫЙ ПРИНЦИП

ВБИТЫЙ ПРИНЦИП

I

…Она определённо не имела оснований, чтобы загонять себя в столь странную ситуацию. В ситуацию, из которой не было выхода. И как это всё сложилось? Ведь она прагматична, реалистка до мозга костей. У неё налаженный быт и собственная квартира. Вменяемые родители – и в смысле мозгов, и в смысле здоровья, всегда готовые помочь, да и живут неподалёку. Старшая сестра, тёплые отношения с которой поддерживаются с детства. Стабильная зарплата – не космическая, но на жизнь хватает. Перспективы карьерного роста. Единственный минус – причём несерьёзный, кого в наши дни этим удивишь? – расставание с мужем, случившееся год назад. Однако ей, лично ей, от развода стало только легче. И вообще мужской темой она не заморачивалась: во-первых, на данном этапе она наслаждалась отдыхом от семьи в том виде, в котором её имела, а во-вторых, здесь всё легко наладить – стоит только захотеть. Она привлекательная пшеничная блондинка с утончёнными манерами и вкусом в подборе одежды. Что привлекательная – это точно: во всяком случае, на работе отбоя от ухажёров нет, особенно на корпоративах и прочих междусобойчиках с разрезанием тортиков и распитием спиртного. Рост 175, стройная, с грудью 4-го размера, 38 лет, но выглядит на 30 – может, на 30 с хвостиком. Безупречна в любых экспериментах с внешностью, поддерживает форму, маникюры-педикюры и тому подобное. И тут такой переплёт, такая закавыка, такой облом – называй как угодно…

Алина Скрябина родилась и выросла в Москве, в семье с папой-мамой-инженерами и старшей – на три года – сестрой. Семья как семья, среднестатистическая, сформировавшаяся в период перехода страны на капиталистические рельсы. Что-нибудь осталось в памяти и сердце бой-девчонки Алинки о тех годах? Детсад, начальные классы в школе, живописный зелёный двор в их спальном районе, первые подружки. Сестра со своими творческими кружками и щебетанием по телефону, пока мамы и папы нет дома. Фиолетовые вечера в ожидании родителей после работы. Музыка на папиных компакт-дисках и кассетах, большей частью англоязычная, которая её завораживала, но не до умопомрачения – о чём поют, она не понимала. И мысли, мысли, мысли… Сонм мыслей обо всём на свете. Кто она такая и зачем живёт? Что ей нравится в окружающем мире, а что нет? Красивой ли она вырастет, а когда вырастет, кем станет? Будет ли заниматься тем, что по душе, или – под впечатлением родительских бесед на кухне о скучной и беспросветной инженерной работе – погрузится в трясину бытия, единственная цель которого – добывание средств к существованию? Пубертативный период – это переживаемо: Алинка понимала, что её любовь к куклам, увлечение всякими селебрити из журналов и никчёмные беседы с подружками скоро пройдут, – вон, сестру уже пацаны до дома провожают. А она – что она? Какое занятие из мира взрослых в силах её увлечь? Увлечь так, чтобы она состоялась как личность именно в границах своего увлечения? Рок-музыка, которой в юности бредил папа? Но папа стал не музыкантом, а инженером – натурой нетворческой. Цветы и садово-огородные дары, приковавшие к себе маму? Но мамино хобби по-настоящему живо только летом – на их небольшом дачном участке. Опять же растить урожай для семьи, чтобы потом его съесть, это одно дело, а вот вывести новый сорт, чтобы им гордиться и чтобы весь мир тебя узнал, это совершенно другое. Но мама стала не селекционером, а тоже инженером. Сестра Машка в своём подростковом возрасте перепробовала всё, что только можно – кружки рисования, музыкальную школу, спортивные секции, – но ничто её так и не захватило. Скоро, небось, влюбится – и всё у неё встанет на те же рельсы, что

у мамы с папой. Интересно, что за судьба уготована ей, Алинке? В таком вот «коллоидно-медитативном» состоянии шли – вернее, нескончаемо тянулись – её младые годы. В школе, которая, как внушали домашние, являлась для неё вторым домом, воспитателем характера, шлифовщиком отношений с людьми и самоутверждения, дела шли ни шатко ни валко. Пять классов пролетели как слабо запомнившийся сон, а к шестому Алинка поняла, что любит больше литературу, географию, наконец, историю, но никак не математику с физикой: диаметральное расхождение по наклонностям с тремя остальными членами семьи. Забот прибавилось, когда к курсу обучения добавилась химия: периодическую таблицу с её элементами, формулы кислот и щелочей она худо-бедно выучила, но вот уравнения и реакции никак не желали становиться понятными. К тому времени учителя, смекнув, что растет гуманитарий, махнули рукой на техническую сторону её подготовки. Опросы у доски превратились в формальность; в совокупности с контрольными и лабораторными работами всё это выливалось по итогам в «тройки» – ну и слава Богу.

Когда Алинка пошла в седьмой, она уже знала, что такое месячные, её бедра и грудь округлились, и пацаны из класса, да и те, что постарше, стали смотреть на неё по-другому. После летних каникул, проведённых на даче – с походами на озеро, за грибами, катанием на велике и прочими ребячьими забавами, – в новый учебный год изменилось буквально всё. Слова из популярной песенки «…из цветочков и звоночков, из тетрадок и переглядок сделаны наши девчонки» больше не имели к ней отношения. «Коллоидно-медитативное» состояние куда-то исчезло, и в голове поселились куда более конкретные мысли. Во-первых, Алинка определилась, что ей по жизни светит, а что нет. Технический вуз – точно никак, и даже не из-за трудностей в понимании точных наук, а просто потому что не её. А вот что стало увлекать, так это hautecuisine, или высокая кухня. Термин было ей услышан впервые при просмотре телепередачи о ресторанах с мишленовскими звездами. Понимая, что отечественным заведениям до такой планки расти и расти, она решила, что высокая кухня и всё, что с ней связано, подойдёт. И сообразила, что раз страна встала на новый путь развития, значит, здесь тоже вскоре появится высокая кухня, и она, Алинка, вполне способна внести вклад в её рождение, поступив работать в какой-нибудь ресторан, – а рестораны сейчас множатся как грибы после дождя. Чтобы там оказаться, ей нужно освоить все премудрости кулинарного дела: знать рецептуру блюд, технологию их приготовления, ну и самой, разумеется, готовить на уровне. Вывод был сделан: ни одна из дисциплин, преподаваемых в школе, для избранной цели ей не подходит. Надо поступать в какую-нибудь кулинарную или пищевую инстанцию, – она ещё не знала, как правильно называются подобного рода заведения. Прекрасно, что в их районе такое оказалось – пищевой колледж. Машка, сестра, была первой, кому она поведала о своих планах на жизнь. Разговор с ней произошел под вечер, типовой вечер, который они проводили в ожидании родителей. Воспользовавшись добротой сестры, в очередной раз сделавшей за неё домашку по физике, Алинка спрятала тетрадь в портфель и, откинувшись на спинку дивана, сказала:

– Всё, не могу я так больше. Спасибо тебе, конечно, но…

– Не поняла… В чём дело? Чего не можешь?

– Учить то, в чём не разбираюсь. Противно!

– А что тебе не противно?

– Блюда разные готовить, узнать, как их делают: для кафешек, ресторанов, для обычных потребителей – таких, как мы…

– И давно у тебя это увлечение?

– Сама не знаю. Просто почувствовала, что это моё. А в школе такому не научишься…

– Ясно, не научишься. Тогда тебе надо в пищевой колледж, он тут по соседству. Сходи, узнай, на какие специальности берут. Тогда ещё пару лет отмотаешь в школе – и иди, получай профессию.

– Думаешь?

– Конечно! Не всем же у нас в семье технарями работать… Знаешь что? Раз ты ещё глупая – мы туда с тобой вместе сходим, глянем, что выбрать.

– Почему это я глупая?

– Да я… я не в том смысле, что… Чтобы у тебя крышу не снесло от вариантов, тебе нужен кто-то постарше – чтобы посоветовал. Вот вместе что-нибудь и подберём.

Тем временем природа брала своё, и в том же – седьмом – классе произошло событие, казалось бы, заурядное, но для Алинки это был стресс: она влюбилась. В пацана из своей школы, только годом старше. Он с самого начала сентября стал пристально наблюдать за ней на переменах. Ничего особенного он из себя не представлял, однако стать впервые в жизни объектом внимания особи мужского пола – это уже наиважнейшее событие, очень серьёзная ступень в развитии. Он, Сева, учился в восьмом, и никого из его окружения по именам Алинка не знала; она запомнила в лицо двух-трёх парней, с которыми её пока ещё молчаливый воздыхатель тусовался на переменах. Да и что его зовут Сева, она узнала чисто случайно: кто-то из дружков окликнул его по имени в буфете. Вечно их игра в молчанку продолжаться не могла: повод познакомиться напрашивался – и однажды он нашёлся. Причем повод веский, скорее даже – увесистый.

Когда сентябрьское тепло сменилось октябрьской прохладой, занятия физкультурой перенеслись с улицы в школьный спортзал, и физруки, мужчина и женщина, посвятили первые уроки оттачиванию у своих подопечных навыков игры в баскетбол. В процесс был вовлечен не только Алинкин класс, но и все старшие. А так как для баскетбола нужен «чистый» зал, без снарядов, которые мешали бы играть и тренировать броски – брусья, козёл, турник, канаты, – то они были убраны. Пацаны, и её одноклассники, и те, что постарше, появившимся простором воспользовались: либо до начала, либо после урока, когда физруков в зале не было, они выносили из тренерской баскетбольные мячи и устраивали «Бородино». Правил у этой игры не существовало: соперники, человек по пять, выстраивались в ряд на противоположных концах зала, подкидывали мячи под удар ногой и лупили, стараясь попасть в кого-нибудь из оппонентов. Хорошо накачанный баскетбольный мяч, если он врезается в тебя после такого удара, доставляет немало неприятностей, а может и травмировать. Плотность мячей в воздухе была такой, что они, пущенные с обеих сторон, частенько, как пушечные ядра, сталкивались и разлетались в разные стороны. Отсюда и ассоциация с Бородинским сражением. Однажды вышло так: физра у восьмиклассников закончилась, их девчонки уже переоделись в своей раздевалке, а парни остались в зале, решив напоследок полупцевать друг друга «ядрами». Толком не поняв, в чём дело, и думая, что в зале кто-то разминается, Алинка проследовала туда в своём спортивном облачении – и тут же схлопотала в ухо пущенным со всей дури мячом. У неё потемнело в глазах, и она, успев ухватиться за шведскую стенку, медленно сползла на пол. Мир обрел прежние очертания чуть позже. Алинка осознала, что сидит на пятой точке и что её щеки и подбородок покоятся в его ладонях, а его лицо так близко, что дышит теплом.

– Ну кто так делает! – услышала она голос, к которому явно примешивалась ласка. – Надо сначала смотреть, потом входить… Это я в тебя попал. Прости. Меня зовут Сева.

– Алина…

– Больно? Где?

– Ухо не слышит…

С тех пор у них пошло-поехало – с полным набором атрибутов: бесконечные беседы по телефону, упоительные поцелуи и петтинг, когда удавалось устроить свидание в домашних стенах при полном, разумеется, отсутствии посторонних. До секса так и не дошло: в ту пору единицы из незрелых девушек решались на секс. О том, что у Алинки кто-то появился, быстро догадалась сестра, и немудрено: домашние задания заброшены, телефонная трубка не выпускается из рук, и всё на её, Машкиных, глазах. Какое-то время – наверное, с месяц – она молчала, но однажды, когда младшенькая опять заняла телефон на непозволительно долгое время, а ей самой нужно было кому-то звонить, её прорвало. Едва Алинка опустила трубку на рычаг, сестра, уже достаточно опытная в амурных делах, присела рядом на диван.

– Ну вот что. Кто он такой? Из школы?

– Да… – покраснела Алинка.

– Как далеко у вас зашло?

– В каком смысле? – ещё больше зардевшись, выдавила она.

– В таком!

– До этого не дошло, не волнуйся.

– А что мне волноваться? Один хрен – дойдёт, рано или поздно. Вот что: я на тебя не злюсь, ты не подумай. Романы у всех бывают. Я думаю о последствиях. Маме я ничего не скажу, если ты сама от счастья не ляпнешь, а вот в пищевой техникум мы с тобой нанесём визит, и в самое ближайшее время. Надо что-то решать. Любовь приходит и уходит, а разбитую жизнь наладить очень трудно. Тебя надо сначала на ноги встать, а уж потом всякие члены меж этих ног… впускать.

Алинка вскочила и нервно заходила по комнате. Обижаться, правда, было бессмысленно: она понимала, что Машка желает ей добра. Она просто перевела разговор в другое русло.

– А у тебя-то с институтом что? Определилась?

– Не до конца, – быстро ушла от темы Машка. – Мне нужно что-нибудь экономическое. Времена меняются: говорят, сейчас экономисты везде нужны. А это, скорее всего, в «плешку». Определюсь: до лета куча времени. А ты заруби на носу: к мужикам никогда не подкатывай первой. Надеюсь, ты к этому своему – как его, кстати?..

– Сева…

– Из какого класса? У вас-то все салаги.

– Из восьмого.

– Надеюсь, ты сама к нему не набивалась?

– Нет, конечно. Там…

И Алинка поведала историю с баскетбольным мячом. Выслушав, сестра похихикала и, слава Богу, нюансов происходящего выпытывать не стала.

– Послушай, что я тебе скажу. Только внимательно. Мне маман тоже внушала, когда у меня было что-то похожее. Ты симпатичная девка, и ты имеешь право решать. Но никогда, ни-ког-да не делай первый шаг. Пусть сами напрашиваются, а ты… Понравится – строй в ответ глазки, не понравится – отшивай. Знай себе цену, иначе беды не оберёшься.

– А если мне самой захочется? Ну а вдруг? Так ведь тоже бывает.

– Значит, ты выдашь свою слабость. Он поймёт, что он главный, и начнёт из тебя веревки вить. Может, не сразу, но в голове у него всё равно будет сидеть: она меня сама захотела – зашибись! И он это использует. Рано или поздно.

– Но не все же они такие…

– Глупая ты ещё. Вернее, не глупая, просто опыта у тебя нет. Подрастёшь – поймёшь.