ВБИТЫЙ ПРИНЦИП

Сказанное сестрой насчет подхода к мужчинам сразу и как-то очень прочно засело у Алинки в мозгу. Раньше никто и никогда с ней об этом не говорил, и услышать такие умозаключения не от шапочной знакомой, а от реально близкого человека, который желает тебе добра, означало одно: поступать надо именно так, как советует Машка. Раз советует не начинать первой, значит, не надо. В дальнейшем этот сестрин наказ сыграет с Алинкой злую шутку, однако пока всё шло как нельзя лучше.

Когда закончились зимние каникулы, сестра потащила Алинку в колледж – поглядеть по сторонам, понюхать, разобраться, что к чему, и, возможно, прямо сразу выбрать специальность по душе. Беседовал с парочкой некий Александр Петрович, представившийся военруком. Он же и провёл сестёр по всему зданию. Рассказывал ясно и лаконично, благодаря чему у Алинки в голове сложилась более-менее понятная картина, каким профессиям здесь обучают и к чему у неё самой лежит душа.

– Очень вам благодарны, – сказала военруку Машка, когда экскурсия закончилась.

– Рад был помочь. Если определитесь, ждём летом с документами, – вежливо попрощался Петрович.

Когда вышли на улицу, сестра спросила:

– Ну, понравилось?

– Да…

– Что конкретно?

– Пойду, наверное, на техника-технолога по хлебу и кондитерским изделиям. Так, по-моему, он назвал. Это я точно смогу.

– Похвально. Сколько технологам платят – я понятия не имею, но без работы не останешься. Кушать-то хочется всем и всегда, – подвела итог Машка.

Так Алинкино будущее и решилось. Отношения с Севой тем временем развивались своим чередом, но до постели у них так и не дошло. Были походы на дискотеки в компаниях и вдвоём, были походы на каток и в кино, а весной, когда растаял снег, в парк, где открылась лодочная станция. В общем, всё как у всех, ничего особенного. На фоне романтичной привязанности Алинка не сразу, но стала осознавать, что, несмотря на все свои плюсы, Сева не её человек, а учитывая, что она скоро уйдёт из школы, встречаться им будет просто некогда. В общем, отношения обречены – уж больно оба они разные. Если Алинкин круг интересов, пусть не обширный, но зато прочно сформировавшийся, был ей понятен и она чувствовала себя в нём уютно, то Севку постоянно мотало из стороны в сторону. То он ни с того ни с сего заболел хоккеем и стал ходить на игры чемпионата страны в Лужниках, то начал охотиться за альбомами Duran Duran и Depeche Mode, пытаясь разучить лучшие песни обеих групп на гитаре, то… Короче, неважно. Важно, что среди всех этих Севкиных закидонов не нашлось ни одного, который бы она приняла. Общность интересов сближает пары, а тут – с точностью до наоборот. Вот какие, например, случались эпизоды. В один тихий и снежный февральский вечер они договорились встретиться и сходить в универмаг – торговых центров тогда ещё не существовало, – чтобы выбрать подарок для Севкиного одноклассника, который в наступающую субботу пригласил их к себе на день рождения. Не самая интересная миссия; к тому же Алинка понятия не имела, что этому парню может понравиться – она его плохо знала, – но уговор есть уговор. И вдруг этот Севка звонит и говорит: «Всё отменяется. Вечером идём на хоккей ЦСКА – «Спартак». Представляешь, совершенно случайно два билета прилипли! Никак не ожидал. Полный дворец спорта будет – 12 тысяч зрителей!» – «А как же подарок?» – спросила она, совершенно огорошенная. – «Подарок можно и завтра купить, у нас ещё три дня».

Ни восторженный тон Севки, ни обещание шикарного шоу Алинку не тронули. Такая перемена планов была ей в лом. Конечно, с милым рай и в шалаше, но столь радикальных шагов, причём с бухты-барахты, Алинка не переваривала. К семи вечера тащиться в Лужники, смотреть игру, в которой она ничего не понимает… Матч этот, будь он неладен, закончится в девять или в начале десятого, оттуда через полгорода домой, дома в лучшем случае в одиннадцать, пока ужин, пока душ… А школу с утра никто не отменял, встать надо в семь. В тот вечер ничего кроме раздражения ко всему на свете, и к Севке, разумеется, который яростно болел за свой «Спартачок», ежеминутно вскакивал с места и что-то орал вместе с остальными фанатами, она не испытала.

Ещё одна история. Как-то по весне, по дороге домой после занятий, Севка, смущаясь, сказал, что в их отношениях надо взять недельную паузу. На вопрос, что случилось, он привёл глупейшую причину: поспорил с одноклассником, что за неделю выучит и сыграет песню «Ordinary World» группы Duran Duran с оригинальными словами и аккордами. Интернет в те годы был еще не сильно развит, и разыскать слова с аккордами представлялось большой проблемой. Стихи – ладно, их ещё можно найти во вкладыше к фирменному си-ди или к кассете, а вот с аккордами настоящая беда: во вкладышах их нет. Однако Севка как-то вывернулся и аккорды всё-таки надыбал – через знакомых своих знакомых. Сыграть песню «на раз», без малейших сбоев, ему предстояло в кругу свидетелей спора. Вот по этой причине – как считала Алинка, наиглупейшей – он взял в их отношениях тайм-аут. Песню «Ordinary World» она, конечно, слышала – приятный ненавязчивый медляк, – но искренне не понимала, как вокруг столь пустякового предмета у пацанов мог завязаться спор. У неё стали всё шире и шире открываться глаза: она не видела в Севке цельности. Сначала ниоткуда взявшееся увлечение хоккеем, а теперь, весной, когда чемпионат закончился, он перепрыгивает на музыку… Она ничего не имела против рока, тем более что сама на нём воспитывалась благодаря отцу, но чтобы так резко менять интересы – это не лезет ни в какие ворота. Мир мужиков в её сознании стал вырисовываться более чётко: эти существа, хоть природа и назначила их вечными спутниками женщин, не способны усидеть на месте, их бросает из крайности в крайность. Но они не понимают, что если глубоко, всей душой не уйти в любимое дело, то никакие результаты не придут. Кстати, спор Севка проиграл: исполняя песню, в паре мест сбился. Об этом он ей рассказал на первом после тайм-аута свидании, на которое пришёл мрачнее тучи.

Мнение Машки, с которой Алинка периодически делилась переживаемым, становилось все более жёстким и безапелляционным: это не твой «клиент», и делать тебе с ним нечего. Надо менять окружение и, оставив последние сомнения, подавать документы в техникум. Там и профессию освоишь, к которой душа лежит, и более серьёзную личность подыщешь. К окончанию учебного года Алинка и сама поняла, что надо поступать именно так.

Летом роман с Севкой оборвался сам собой – без напряга и выяснения отношений. В её голове всё встало на места, окончательно и бесповоротно: он хотел секса, но не получал, и, скорее всего, был уже не прочь переключиться на более доступный вариант; ей же его хотелки и метания банально надоели, – пришла пора двигаться дальше, если повезёт, заиметь в новом окружении кого-нибудь поинтереснее. Алинка поступила в колледж на специальность технолога – на производство хлеба, кондитерских и макаронных изделий. Машкины слова насчёт не подкатывать к мужикам первой застряли в её сознании словно заклинание, и в первый же день учебы, когда новый контингент собрался перед зданием, она, оглядев мужскую часть, поняла: тут не то что подкатывать первой – им ещё придется сильно постараться, чтобы хотя поймать её благосклонный взгляд. Какие все они неотёсанные!

II

Через месяц учёбы, однако, туман на любовном поприще рассеялся. Лёха Алдонин, будущий профи по монтажу, эксплуатации и ремонту холодильных установок, как-то раз после занятий окликнул Алинку у ворот, поправил на плече увесистый кофр и задал неожиданный вопрос:

– Сфотографироваться хочешь?

– Это в каком смысле? – опешила Алинка. В голове её замелькали карточки с голыми красотками, продававшиеся в те времена повсеместно: из-под полы на Старом Арбате и открыто в ларьках, которыми была утыкана вся Москва и где торговали спиртом «Рояль», водкой, вином, пивом, соками, табаком, чипсами, презервативами и иными продуктами «первой необходимости».

– Да нет, я… – поспешил успокоить её Леха, заметив во взгляде беспокойство. – Я хочу пойти в парк поснимать: пруд там, беседки, листву… Глянь, какая красота, – кивнул он на красно-жёлтую палитру осеннего парка через дорогу. – Да и освещение сейчас вполне. Снял бы тебя на природе, а карточки, как напечатаю, подарю. Ты сегодня выглядишь… прямо под фотосессию. Ну, решай. Это на час, не больше.

– Клеишь, что ли? Ладно, можешь не отвечать, – увидев, как он смутился, сказала Алинка. – Пошли.

Лёха поведал, что занимается фотографией уже лет десять. Первый фотоаппарат, «Зенит», ему подарили предки в начальных классах школы. Снимки он делал в основном чёрно-белые, так как цветную плёнку было сложно найти, да и прибамбасы для цветной печати влетали в копеечку. Теперь, с появлением цифровых камер, всё сильно упростилось, хотя цифровые снимки, как он считал, это совсем не то: они «холодные».

Пара бродила по парку в поисках живописных ракурсов, оба попеременно рассказывали о себе, и под конец прогулки Алинка убедилась, что Лёха, несмотря на затрапезную внешность, не так уж плох. Взять хотя бы то, что в отличие от Севки он не бросается из крайности в крайность. У него, если не считать учёбы, есть любимое дело. Причём дело это уже приносило кое-какие плоды: по словам Алдонина, он продал с полтора десятка своих фотографий – в основном пейзажи, звери и птицы Средней полосы – в районные газеты, те, которые почтальоны массово рассовывают по ящикам в подъездах. Конечно, гонорары, по его словам, были смешные, но это уже что-то значит. Фотография, в отличие от хоккея и гитарных экзерсисов, Алинку совершенно не отпугивала, скорее даже наоборот.

Прошло несколько дней, и Лёха, подкараулив её после занятий, вручил веер готовых карточек, напечатанных на цветном принтере. Изучив себя на снимках, Алинка испытала трепет: она даже представить не могла, настолько обаятельной может выглядеть на фото.

– Спаси-и-бо… – протянула она, изучив все карточки до одной. – Я могу их взять?

– Легко. Для тебя и делал.

– А у тебя действительно талант!

– Нравится? – увидев, как она оживленно реагирует, Лёха добавил: – Скорее опыт. Хрен знает… Столько лет этим занимаюсь, вот и…

– Вот и… что?

– Натаскался.

– Нет, дорогой, это не «натаскался». Натаскать можно собаку тапки приносить. Это другое.

Словом, закрутился роман. Никаких социальных сетей в то время не было и в помине; это сейчас, заимев со вкусом сделанную серию фотографий, симпатичная девушка может подать себя всему миру, а тогда… Тогда Алинка просто радовалась новым ипостасям, в которых её представлял Лёхин объектив. Они заходили в самые укромные места парка, ездили в центр – Замоскворечье, Петровка, Бульварное кольцо, – добирались до МКАД, который резко похорошел, и на фоне всего этого великолепия – она, она, она… Сестра, которой Алинка однажды показала коллекцию, долго цокала языком, а потом изрекла:

– Ну что, поздравляю. Не то что твой этот шалтай-болтай… И давно вы с ним… того?

– Месяца полтора. Но у нас ничего стрёмного не было.

– Симпатичный? Высокий?

– Ну, как тебе сказать… Не то чтобы шибко симпатичный, да и роста среднего…

– Зато талантливый. Сразу видно. Ты это… не отшивай его. А целоваться-то целуетесь?

– Конечно! Он мне всё-таки нравится. Но целуемся не на людях, сама понимаешь…

– Кто-нибудь в колледже знает, что вы встречаетесь?

– Догадываются.

– Ну и ладно. Покажешь мне его?

– А как я тебе его покажу? Не домой же его на смотрины приводить.

– Ясное дело. Хотя бы фотку.

– А-а, фотку… Фотку можно. На днях сообразим.

Этот разговор стал не то чтобы катализатором, но повлиял, пусть и косвенно, на дальнейший ход событий.

– Слушай, а почему бы нам не сфотографироваться вместе? – предложила она во время очередного похода в парк. А то я везде одна да одна, хочется видеть рядом и мастера – того самого.

– Ты действительного хочешь? – спросил Лёха с недоверием.

– А почему нет? По-моему, это естественно.

– Вообще я об этом думал… Вернее, не о том, чтобы вместе, а снять тебя в студии, сделать настоящую фотосессию. Выставить профессиональный свет… Классно получится, тем более внешность у тебя модельная.

– Ага-а, модельная!