Мы люди

– Дай пить.

Ему дали пить, и он стал воспринимать реальность. Привстал, возле орудия суетились артиллеристы.

– Что происходит здесь?

– Опять танки, товарищ лейтенант.

Антон с помощью наводчика приподнялся и подошел к орудию. К окопам подходили танки, Антон насчитал их восемь.

– Снаряд, – казалось, громко прокричал он, но из горла вырвался только хрип, артиллеристы уже был готовы заряжать, а Антон наводил орудие на один из танков. Сколько было выстрелов, что было с танками, он уже на это не реагировал. Наводил и сипящим голосом кричал «огонь». Стреляло только два орудия. Еще горели два танка, дымили три бронетранспортера. В окопе раздался крик:

– А смотри, трех танков как и не было, и те два назад в лес поползли.

Появлялось чувство уверенности. Ведь поползли в лес. Одни теряли веру в себя, другие ее обретали.

Солнце перевалило за полдень, стояла жара. Только Антон уже ничего не видел и не ощущал, взорвавшийся рядом с орудием снаряд отбросил его на край станин, из орудийного расчета ужи никого не было, кто бы мог вести огонь из разбитого орудия. Само орудие было в масле и накренилось на правый бок. Остатки полка отходили к речке.

14

Наблюдательный пункт командира полка находился чуть позади окопов батальона, с этого места просматривалась вся жидкая линия обороны. Он видел, как подъехали мотоциклы и бронетранспортер к мосту.

– Что там медлят, почему не поджигают мост? Неужели струсили? Вот суки! – закричал командир, когда увидел поднявшегося младшего командира у моста. Где же политрук?

Навел бинокль на ту сторону моста, кто-то там был. Развернувшаяся трагедия на мосту заставила командира замолчать и сжаться. Когда огненный шар упал в реку, майор произнес:

– Прости меня, политрук.

А из лесу выезжали мотоциклы и танки.

– Вот и наш черед.

Там на опушке разгорелся бой, видно, немцы нарвались на батальон, который их должен был пропустить. Бой складывался в пользу обороняющихся, и это придавало сил и уверенности всем, находящимся у развилки дорог.

Командир полка был в возбужденном состоянии.

– А дали немцу по зубам, и полез назад, – это он радостно говорил командиру батальона, которого вызвал к себе. Потом замолчал, и, хлопнув рукой по колену, произнес: – Можно руки вверх поднять, а можно вот так заживо сгореть. Они тоже, видишь, как идут смело, кажется, не остановить, а подбили бронетранспортер, и побежали. Ты учти это, капитан, война только начинается. А кто это был?

– Политрук батальона Грушевский.

Там за небольшим пролеском шел бой, немцы навалились на батальоны, что занимали оборону слева от полка.

– А вот и танки. Ну, держись, ребята! – кому-то кричал командир полка. Казалось, эти слова: «Держись, ребята», – разнеслись по окопам и оттуда открыли огонь по пехоте. Остановился и задымил бронетранспортер, еще один, вот подбит и танк. Из окопов стреляли и стреляли и отсекли немецкую пехоту, вот бы остановить танки. Но танки медленно приближались к окопам, и казалось, все, конец, побегут наши. Вдруг передний танк, который двигался по окопам, остановился и задымил.

– Ах, молодцы, артиллеристы! – кричал командир полка.

Танки и пулеметы делали свое дело, все реже звучали выстрелы из окопов, слева от леса полк обходили немцы на мотоциклах и бронетранспортерах, танки пересекли окопы и устремились на позиции артиллеристов.

Возле наблюдательного пункта в окопах собралось около двух десятков красноармейцев и командиров. Там дальше, где занимал позицию батальон, держались. Было видно, что командир батальона решил как можно дольше задержать немцев и дать возможность остальным отойти. Только куда отходить.

– Передать по цепи: отходим к речке, – и командир полка побежал пригибаясь вдоль окопов в сторону речки.

Они, теряя людей от пулеметного огня бронетранспортера, добежали до речки. Вот тебе и топкий берег, спасение или погибель? Для кого он был спасением, потому что бронетранспортер остановился там, на возвышенности, а немцы не решились лезть в заросли. Оставалось одно: переплывать на тот берег, и вдруг возле бронетранспортера послышался взрыв, немцы залегли, и это спасло часть людей, которые поплыли на тот берег. Переправилось человек тридцать, мокрые, уставшие и возбужденные, они вылезали из воды и по зарослям уходили вдоль речки подальше от этого ставшего таким близким места. Шел восьмой день войны.

15

Танки батальона Карла были острием танкового клина, могучих клещей, которые загребали все живое, оставляя котлы, и снова расходились, смыкая клешнями возникающие на пути преграды. «С нами Бог», – так было отштамповано у каждого на бляхе ремня, шли быстро и самоуверенно. На третий день начало появляться раздражение и перед сном выползала как змея тревога. Окружены, а не сдаются. Сожгли два танка. От пехоты, которая была рядом, осталось две третьих, каждый день хоронили, а их погибали сотни. Курт, сверяя карту, понимал, что подойти к намеченному рубежу в установленный срок может не успеть.

К утру не было от разведки никакого донесения. Запросил обстановку. Задача прежняя: отремонтировать танки. Горючее подвезут через час-полтора, направляется подкрепление, и у населенного пункта будет пехота на бронемашинах. Переправа должна быть в целости взята к исходу дня.

Ночью отдых. И опять глубоко в душе возникает эта тревога. Написал донесение и радостное письмо домой, еще немного, и будет конец, мы почти разбили их. Только отчего приходит беспокойство? «Они окружены, там впереди остатки, управления у них нет. Почему они не сдаются, как это было во Франции или Бельгии?» – набегали мысли и тут же пропадали в просторах мироздания, приходил сон.

Утром бой. Сожжены два бронетранспортера разведбатальона, два танка его батальона и два подбиты, один пришлось вытаскивать из болота возле сожженного деревянного моста через речушку. Ремонт танков займет не менее светового дня, нужно пополнение пехоты. И все эти пушки русских. Таких потерь у него еще не было. Расчищая дорогу для продвижения вперед к переправе, Карл остановил свой танк на позиции русских артиллеристов. На станине разбитой гаубицы лежал командир батареи. Это его орудие подожгло первый бронетранспортер, снесло башню танка, который шел рядом с ним. Открыл люк танка и посмотрел, усмехнувшись, на русского командира и со злорадством подумал: «Ну и чего ты достиг, переправа завтра будет наша». Его танки двинулись вперед.

16

У леса остатки батальона дивизии из последних сил продолжали сдерживать натиск немцев. Командир батальона капитан Васин был легко ранен, он кричал, матерился, а когда подбили артиллеристы третий танк, поднял людей в атаку, и немецкая пехота отступила. Но танки и бронетранспортеры открыли плотный огонь из пулеметов по атакующим, заставив их сначала залечь, а потом отступить, потеряв при этом половину личного состава. Раненый в ногу командир собрал оставшихся в живых и лесом повел их на восток к реке, как приказывал полковник. Ночью напоролись на немецкую разведку. В отчаянной схватке перебили почти всех, захватили два мотоцикла и, обессиленные боем, незнанием обстановки, безысходностью, наспех перекусив, заснули на опушке леса. Утром встретили группу таких же отступающих и двинулись к деревне, которая виднелась в километрах двух от леса. Без старших командиров, конкретных задач возникла необходимость понять, что же происходит вокруг, а если надо, вступить в бой.

На двух мотоциклах выехали вперед.

– В деревне, похоже, наши танки или бронетранспортеры, а где бронетранспортеры, там и командиры. Поехали! – громко кричал капитан, сидя за рулем первого мотоцикла в немецкой форме.

А в деревне в бинокль рассматривали приближающиеся мотоциклы.

– Похоже, наша разведка, – доложили обер-лейтенанту. – Только почему они с этой стороны?

Обер-лейтенант взял бинокль и долго всматривался. Выражение его лица стало тревожным. Он подал команду готовиться к бою. Вчера они вышли к этой деревне и захватили ее, рассеяв отходящую на восток в беспорядке пехоту русских.

Капитан тоже начал рассматривать в немецкий бинокль деревню. На бронетранспортере, который стоял во втором дворе, был отчетливо виден немецкий крест. До деревни оставалось метров триста.

– Там немцы, давай гони быстрей, – и сам схватил пулемет, который стоял на коляске. Сидевший рядом молоденький красноармеец свалился кубарем с мотоцикла, следующий за ними мотоцикл сумел крутнуться и объехать его. Первым открыл огонь капитан. Немцы не были готовы к такой атаке и начали разбегаться. Они заняли оборону и открыли огонь, когда мотоциклы въехали в деревню. Бой был короткий и ожесточенный. Бросив два бронетранспортера, немцы отступили к перекрестку, где находились их основные силы. Поступили короткие команды, и немцы открыли огонь, но немецкий мотоцикл подлетел к перекрестку и строчил из пулемета не переставая. Другой, вильнув в сторону, влетел во двор, и красноармейцы залегли за домом, началась перестрелка. Бронетранспортер открыл огонь по дому, и он загорелся, а капитан, сидя в люльке мотоцикла, стреляя очередями из пулемета, хотел приказать поворачивать к ближнему дому. Красноармеец за рулем был мертв, и мотоцикл въехал сам в забор ограды. Бронетранспортер с угла в упор расстрелял сидящего в мотоцикле капитана, мотоцикл загорелся. Группа красноармейцев начала убегать от горящего дома к лесу на восток. Пока немцы добивали соскочивших ранее из мотоцикла красноармейцев, человека три-четыре были уже возле леса. Немцы потеряли в этом бою пять человек. Был убит и обер. Они поспешно укладывали убитых и отъезжали к центру деревни. Возле дома догорал мотоцикл с капитаном и красноармейцем. Огонь перекинулся на покрытую камышом хату и стал распространяться по улице. Стояли крик и плач, жители в страхе бежали от пожара вдоль домов. Когда немцы отъехали от места, где произошел короткий бой, местные начали преграждать дорогу огню и тушить пожар.

17

Из всех переправившихся на тот берег на шестой день блужданий, перестрелок и погоней осталось семеро. Трое тихо подошли к крайней хате. Двое смотрели по сторонам, а третий начал тихо стучать в окошко низкой хаты. Послышался женский голос.

– Кто там?

– Свои.

Минуту было молчание, потом снова отвечал взволнованный женский голос:

– Хлопцы, идеть отсюда, не пущу, у меня малые дети. Идеть, хлопцы.

Они постояли минут пять и скрылись в темноте, где с надеждой их ожидали остальные.

– Больше не могу. Нет сил больше. Давайте оставим его где-нибудь здесь, иначе и ему, и нам хана, – это бухтел Ваня.

В словах Вани была правда. Они уже шестой день несли обгоревшего и раненого политрука на самодельных носилках. Силы были на исходе, они второй день ничего не ели, а сейчас шли без дороги от деревни, где никто не захотел их пустить отдохнуть и покормить. От этого было еще обидней, но брала больше усталость, к тому же одолевал сон. Вдруг Ваня налетел на изгородь, больно ударился и упал. Все залегли и затихли, только постанывал политрук. Сон прошел, осмотрелись, недалеко виднелась хатка, дальше что-то похожее на сарай или гумно.