Не Близкие Люди, Морана

– Вы сегодня съездите к нотариусу, – промолвил он, – и засвидетельствуете доверенность на моё имя. А также условия насчёт моего гонорара.

Условие, или, точнее, его проект уже был изготовлен всё тем же Рудольфом Владимировичем. В нём всё было предусмотрено: и полный выигрыш дела, и выигрыш лишь судебный, но проигрыш в сенате, и проигрыш, и предварительные хлопоты без окончания дела. В общем, получался целый прейскурант с разными цифрами.

Однако цены эти показались Лукомскому невозможными. И как ни стыдно казалось ему торговаться, он не мог удержаться и заявил, что это очень дорого для него.

Миллер гордо откинулся назад на своём троне.

– Я, собственно, как вы знаете, не веду таких дел, – начал он. – Моя практика гораздо шире и серьёзнее, чем это семейное дело. И я, откровенно говоря, сделал для вас исключение, искренне желая вам помочь. А между тем хлопот в таком деле – будет немало. Может быть, придётся и в Петербург съездить, если они доведут это дело до сената.

– Я понимаю, но всё-таки это слишком много для меня, – продолжал Лукомский.

– В таком случае, обратитесь к кому-нибудь из моих коллег, – посоветовал Миллер, коса взглянув на него.

Лукомскому показалось, что Миллер знает, что он, уже обращался к другим адвокатам, и теперь смеётся над ним.

– Есть способ и совершенно даром вести дело, – продолжал Миллер, уже явно издеваясь, – для этого вам надо выхлопотать свидетельство о бедности. С таким свидетельством вам, во-первых, не придётся платить судебных пошлин, а во-вторых, вы можете ходатайствовать о назначении вам бесплатного поверенного. Хм, а мне казалось, что доктора сейчас неплохо зарабатывают…

Лукомский вспыхнул.

– Последний ваш совет я считаю оскорбительным и неуместным, – сухо произнёс он, поднимаясь с места, – повторюсь, предлагаемые вами условия для меня неприемлемы, а поэтому я вынужден отказаться от ваших услуг…

Быстрым и неловким движением Лукомский полез в карман за новой трёхрублёвкой.

Миллер пошевелился и грузно поднялся.

– Как вам угодно-с… Но каких же условий, в таком случае, вы хотите? Очень интересно узнать.

Лукомский был так зол, что не мог сразу ответить на этот вопрос. В это время в дверь, ведущую во внутренние апартаменты, постучали.

– Прошу извинить, – промолвил Миллер, – вызывают. Но я сейчас же вернусь, а пока предложил бы вам немного отдохнуть после этого щекотливого разговора и обдумать своё предложение. Возможно, мы найдём компромисс.

И он ушёл.

Первая мысль Лукомского была сразу же уйти, передав через помощника гонорар за совет. Но, выйдя в приёмную, он немного успокоился.

«Хорошо! – подумал он. – Если так, я ему назначу свои условия. Не примет – тогда сам поведу это дело. Закон, кажется, действительно за меня».

В приёмной было по-прежнему пусто. Часы с перекрученными женскими фигурами уныло пощёлкивали на камине. Не прошло и десяти минут, как дверь открылась и Рудольф Владимирович не спеша подошёл к нему.

– Господин Миллер предлагает вам несколько изменённые условия, – начал он говорить, с улыбкой на лице.

И он назвал цифру значительно ниже ранее предложенной.

Лукомский, вытянувшись, как деревянный столб и сделав «достойное» лицо, сухо произнёс:

– Я согласен только на половину этой суммы.

– Хорошо, – сказал помощник, нисколько не удивившись, – я передам ему.

На этот раз ожидания были довольно долгими. Лукомский терял терпение и быстро ходил взад-вперёд по приёмной, затем садился и снова вставал, нервно разглаживая ногой морщины ковра. Наконец дверь опять открылась, и помощник решительными шагами подошёл к нему.

– Всеволод Ильич согласен! – заявил он. – Он просит вас подписать новое условие и засвидетельствовать его у нотариуса.

Условие было переписано твёрдым, изящным почерком Рудольфа Владимировича. Лукомский забрал его, заплатив в виде задатка 50 рублей и наконец покинул адвокатское жилище.

– Ушёл? – спросил Миллер, выглядывая из-за двери кабинета. – А больше никого нет?

– Рабочие и крестьяне в прихожей сидят, – заметил помощник, укладывая в папку какое-то дело.

Миллер пожал плечами.

– Подождут… Хотя… Ступай, переговори с ними. Узнай, что им надо от меня?

Помощник передал ему полученные от Лукомского 50 целковых и ответил:

– Я уже переговаривал и докладывал вам.

– А, это прошение на высочайшее имя? Скажите, что нельзя… Или, впрочем, направьте их к Ульянову. Он любит писать такие прошения.

Рудольф Владимирович с грустью посмотрел, как исчезли в бумажнике Всеволода Ильича только что побывавшие в его руках 50 рублей. Он надеялся на то, что Миллер наконец хоть из этих денег уплатит ему жалованье за его службу, за канцелярскую работу, за справки в суд или хотя бы возместит затраты на извозчиков по его же делам. Но Всеволод Ильич и на этот раз забыл сделать это…

– А я, между прочим, на вас злюсь! – обратился он к Рудольфу Владимировичу. – Вы просто ужасно сегодня себя вели в моём кабинете!

– Почему же?

– Потому, что держитесь в присутствии клиента крайне непрофессионально. Клиент спрашивает: – «что гласить закон о том-то?» – Вы, извините за выражение, начинаете жалко мямлить: – «кажется, он гласить то-то…» Подобное «кажется» здесь совершенно недопустимо. Это только клиенту может «казаться что-то», а адвокат должен знать точно! К нам только потому и идут, что знают, что мы знаем…

– Но если…

– Если не знаете, то делаете вид, что знаете! Боже мой! Соврите вы, в конце концов, но только не мямлите, как школьник на экзамене! Это даже не враньё будет, вы просто по-своему истолковали закон и больше ничего. Для нас закон и существует, чтобы мы его могли по-разному трактовать!

Лукомский вернулся домой с таким чувством, как будто ему выпотрошили все внутренности. Ему физически противно было вспоминать толстые губы и дерзкие насмешки Миллера. Но так как он хотел довести дело до конца, то он примирился с отвращением, которое внушал ему этот адвокат-делец.

Поэтому он в тот же день побывал у нотариуса, и на другой день отослал Миллеру доверенность и условия. И, сделав это, он почувствовал какое-то приятное облегчение. Ему показалось, что теперь он опять приобрёл своё утраченное лицо. Он уже не был униженным и оскорблённым. Он протестовал и реагировал, и делал это в высочайшей степени официально и серьёзно. Ни о каких мирных соглашениях Лукомский теперь даже не хотел думать.

Спустя несколько дней, он получил письмо от своего поверенного.

Миллер извещал его, что от Модзалевских не было получено никакого ответа на посланное им предупредительно-угрожающее письмо, хотя письмо это и было составлено по всем правилам искусства законного запугивания и ссылалось на, уже знакомые Лукомскому, статьи закона и цитаты из сенатских решений. А когда вслед за этим, коллега Миллера и его помощник, Рудольф Владимирович, явился к Модзалевским, дабы лично требовать у них ребёнка, то даже не был ими принят, и никак не смог попасть к ним в дом.

Ввиду этого, Миллер готовился в самое ближайшее время предъявить Модзалевским иск в окружном суде.

Лукомский прочёл письмо Миллера с чувством огромного удовлетворения.

Глава шестая

Письмо адвоката произвело на Модзалевских впечатление настоящего первого выстрела и означало начало войны. Все предшествовавшие, до этого момента, действия Лукомского, можно было считать лишь подготовкой к приближающейся осады. Теперь, фактически, эта осада началась.

Визит поверенного был вторым таким выстрелом. Модзалевским стало ясно, что Лукомский решил не отступать перед своей целью, и что Саше грозит реальная и, быть может, совсем близкая опасность.