Не Близкие Люди, Морана

– Ну вот, собственно, и всё! – неожиданно объявил Рудольф Владимирович.

Лицо Лукомского выразило некоторое разочарование и сильное беспокойство. Рудольф Владимирович, посмотрев на него, позволил себе улыбнуться.

– Но! Есть ещё правительствующий сенат, и мы можем опираться на сенатские решения, – утешил он наивного клиента, – которые очень подходят нашему делу. Например, в примечании к статье 173 приведено следующее кассационное решение…

– Вы и саму статью прочтите! – прервал Миллер. – Ведь мы на неё будем опираться…

Рудольф Владимирович послушно перелистнул страницу блокнота:

– Статья 173-я гласит: «Родители должны обратить все своё внимание на нравственное образование своих детей и стараться домашним воспитанием приготовить их нравы и содействовать взглядам правительства».

– Смотрите! В этих пышных словах, – снова прервал помощника Миллер, – коренится тоже некоторый опорный пункт для нашего иска. Вы должны обратить все ваше внимание на воспитание вашего сына, он должен находиться при вас… Теперь, Рудольф Владимирович, пожалуйста, кассационное решение…

– Примечание к статье 173, решением правительствующего сената 18.. года №… – не меняя интонации, продолжал читать помощник. – «Родители, в силу принадлежащей им родительской власти, вправе требовать возвращения к себе детей от всякого лица, удерживающего их у себя, вопреки воле родителей. На ответчике лежит обязанность…»

– Довольно! – остановил помощника Миллер. – Теперь отыщите решение, которое говорит о «лучших условиях». Ваш оппонент, скорее всего, будет ссылаться на то, что у него в доме ребёнок находится в лучших условиях, чем те, которые можете предложить ребёнку вы, так вот мы можем сообщить ему, что говорит по этому поводу сенат… Нашли? Читайте!

Помощник, заранее отыскавший и отметивший все нужные места в блокноте, сразу нашёл требуемую цитату и стал читать:

– «Лучшие условия, предоставляемые посторонним лицом для воспитания и образования чужого ребёнка и недостижимые для его родителей, не могут служить законным основанием ни к прекращению ни к ограничению родительских прав и обязанностей относительно воспитания и образования их ребёнка, ибо закон требует от родителей исполнять их обязанности в этом отношение лишь в соответствии с их состоянием»…

Пепельница-дракон широко разевала на Лукомского своё красное нутро с перламутрово-белыми зубами и, казалось, говорила: «Я – закон! Я – том десятый! Я сцапаю младенца Александра и так схвачу его, что никакие посторонние лица не вытащат его из меня, и уже не видать ему „лучших условий“ как своих ушей»…

– Отлично! Судя по всему, я имею все права поступить так, как я и планировал, – заметил Лукомский, – то, что вы изволили прочесть, вполне подходит моему делу.

– Позвольте-с, это ещё не всё! – самодовольным тоном протянул Миллер. – Вы увидите, что дальше будет ещё лучше.

– «Самовольное удержание посторонним лицом чужого ребёнка и те неудобства, которые могут возникнуть для него от усвоенной им за это время привычки к лучшей житейской обстановке, не могут составить оснований к лишению или ограничению родительских прав неповинных в том родителей».

– Ведь это, прямо, точно про вас сказано, – заметил Миллер, – совершенно аналогичный случай! В данном случае, извольте посмотреть, речь идёт о княгине Т., которая забрала к себе дочку некоего крестьянина и ни за что не желала с ней расстаться. Дело дошло до сената, и сенат стал горой за родителей. И княгиня с её «лучшими условиями» осталась ни с чем. Это чрезвычайно ценное для нас кассационное решение.

– «Нельзя найти оправдания тому, – продолжал читать Рудольф Владимирович, – чтобы произвол постороннего лица, мог обессилить отношения родителей и детей, оправдывая это естественным и нравственным чувством. Ни доброе расположение к чужому ребёнку, ни забота о его воспитании и образовании, ни применяемые меры к обеспечению его будущего не уполномочивают постороннее лицо, если это не решение суда, вторгаться в сферу родительских прав и обязанностей, препятствуя родителям осуществлять их деятельность прописанные в законе»…

Рудольф Владимирович остановился и перевёл дух.

– Прекрасно сказано! – зажмурившись от удовольствия, похлопал в ладоши Миллер. – Просто великолепно!

– Ну, вот и всё! – подытожил помощник. – Дело плёвое, мы можем смело предъявить иск и забирать ребёнка.

– Это закон? То, что вы только что изволили прочесть? – спросил Лукомский.

– Нет, это кассационное решение по делу княгини T., – объяснил помощник.

Лукомский сделал такой вид, как будто ему чего-то не хватило.

– А вам непременно нужен закон? – усмехнулся Миллер, угадав его мысль.

Лукомский замялся.

– По существующему порядку, решения сената имеют законную силу. Ну а что касается, собственно, закона, то закон, то есть том десятый часть 1-я, у нас, вообще-то, очень неполон и адски устарел. Рудольф Владимирович, прочтите, что там ещё имеется о родителях и детях?

Рудольф Владимирович опять уткнулся в блокнот.

– Статья 177-я: «Дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, служить им на самом деле».

– А насчёт родительских прав?

Помощник замешкался.

– Ну… Только статья 173-я… Но я уже прочёл её вам.

Миллер порылся на столе, откопал в бумагах «свод законов» и молча начал листать его.

– Действительно, всё остальное не относится к нашему делу… Как же всё это безнадёжно устарело… Всё такое наивное… Вот, например, не угодно ли послушать закон об отношении супругов?

И Миллер, очевидно, лишь для собственного удовольствия, с расстановкой и ироничной интонацией прочёл:

– «Муж обязан любить свою жену, как своё собственное тело, жить с ней в согласии, уважать, защищать, прощать ей её недостатки и облегчать ей жизнь. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по своему состоянию и возможностям». Не правда ли, восхитительно? – обратился он к Лукомскому. – Теперь насчёт жены: «Жена обязана повиноваться своему мужу, как главе семейства, относиться к нему с любовью, почтению и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность, как хозяйка дома».

Рудольф Владимирович скромно посмеялся. Лукомский терпеливо ждал конца этой интерлюдии, чтобы опять перейти к делу. Но тут ему пришло в голову ещё одно сомнение.

– Скажите, пожалуйста, – прервал он Миллера, – в том решении, которое я только что выслушал, речь идёт, собственно, о посторонних лицах. Но мой сын находится у лиц не совсем посторонних, а именно у деда с бабкой. Считает ли закон родственников ребёнка тоже посторонними лицами, или же, наоборот, распространяет понятие «родитель» и на родственников?

Миллер и его помощник растерянно переглянулись. Ни тот ни другой не знали этого и это застало их врасплох.

– Закон, кажется, не считает… – нерешительно начал помощник, но Миллер метнул на него уничтожающий взгляд и резко заявил:

– Не кажется, а фактически и твёрдо установлено, что родители есть родители, а те, кто не родители – те посторонние лица. Я мог бы привести ещё примеров по данному вопросу, но боюсь вас утомить. Во всяком случае, в нашу пользу гласит достаточно много весомых доводов. Оснований смущаться неполнотой закона – нет, потому что в гражданских делах всегда так. Закон не договаривает, а за него договаривает сенат! Таким образом, если хотите, мы заведём дело.

– А долго ли будет идти процесс? – спросил Лукомский.

– Год… Может, больше. Несомненно, начнутся всякие неявки, отсрочки и, конечно, апелляции…

– Однако!

– Вы можете попробовать кончить всё мирным путём и попытаться договорится с родственниками ребёнка, достигнув мирного соглашения, – осмелился подать свой голос помощник.

– Я уже пробовал, – возразил Лукомский, – но они так возбуждены, что из этого ничего не вышло и не может выйти. Да и вообще, я не хотел бы ещё раз вступать в мирные переговоры.

– Какое, к чёрту, мирное соглашение! – презрительно протянул Миллер, снова бросив уничтожающей взгляд на Рудольфа Владимировича. – Скорее, я предложил бы пугнуть их. Вы можете через моё посредство, как вашего поверенного, послать им письмо с требованием немедленной передачи ребёнка. А если, мол, не передадите, то мы то-то и то-то… Обычно почти все иски так и начинаются, и иной раз это помогает. Конечно, такой исход для вас был бы самый удобный, ибо тогда дело кончилось бы очень скоро.

– Что ж, я не против… Я охотно уполномочу вас, – сказал Лукомский.

– Ну и славно!

Во время всех этих переговоров Лукомского очень беспокоило, как приступить к вопросу о вознаграждение. В тот раз он вручил Миллеру три рубля. Но теперь предстояли длительные услуги адвоката, и Лукомскому было совершенно неизвестно, как и по какой норме они оплачиваются. И притом самому ли ему следовало предложить какую-либо цифру, или же нужно было согласиться с той, которую назначит адвокат? «Сколько же он заломит?» – тревожно думал он, глядя на роскошную обстановку кабинета Миллера.

На всякий случай Лукомский стал придумывать длинное и литературное вступление, но Миллер попросту сам приступил к делу.