Дворянин из Рыбных лавок

Дворянин из Рыбных лавок
Олег Викторович Кудрин

Ретророман
1818 год. Одесса, которой пожаловано право порто-франко, ждет приезда императора Александра I. Тогда решится вопрос, кому обустраивать таможенную границу, а это сулит большие деньги. И тут происходит малозаметное поначалу убийство торговца рыбой. Вдруг оказывается, что тот – непростого происхождения. А убийство дворянина, да еще накануне визита монарха – для Российской империи это серьезно! Раскрытием преступления занимается полицейский Афанасий Дрымов. Но по просьбе властей города за расследование, в которое окажутся вовлечены красавица-аристократка и переодетые разбойники, итальянские актрисы Одесского театра и чиновники генерал-губернатора Ланжерона, берется французский подданный Натан Горлис, приехавший в Одессу год назад с рекомендацией дюка де Ришелье, и его друг казак Степан Кочубей. И работы у них много…

Олег Кудрин

Дворянин из Рыбных лавок. Одесса-1818

Прощавайтеся iз нами,
Таврiя, море та лимани.
Гей, одесанський Кочубей.
…
Вража мати – Катерина, всiх нас обдурила,
Степ широкий, край веселий,
Та й занапастила.
Землю нашу роздарила…

    Из украинской народной песни «Ой, у 1791 роцi»

Этот город – оазис посреди окружающей его обширной степи – являет собой великолепную панораму дворцов, церквей, гостиниц, домов, построенных на крутом прибрежном утесе, основанием вертикально уходящим в море… Герцог де Ришелье оставался управителем города вплоть до того времени, когда ему пришлось вернуться на родину и посвятить себя делу освобождения французской территории, захваченной европейской коалицией.

    Жюль Верн. Упрямец Керабан

Серия «Ретророман» основана в 2015 году

Художники-иллюстраторы: Ю. Е. Никитин, Е. А. Гугалова-Мешкова

Художник-оформитель Е. А. Гугалова-Мешкова

Издательство «Фолио» выражает благодарность Александру Дмитренко (г. Одесса) за содействие в подготовке издания

© О. В. Кудрин, 2021

© Ю. Е. Никитин, иллюстрации, 2021

© Е. А. Гугалова-Мешкова, иллюстрации, художественное оформление, 2021

© Издательство «Фолио», марка серии, 2015

1818 рiк. Одеса, якiй надано право порто-франко, чекае на приiзд iмператора Олександра I. Тодi вирiшиться питання, кому дозволять облаштовувати митний кордон, а це великi грошi. І тут стаеться малопомiтне попервах вбивство торговця рибою. Раптом з’ясовуеться, що той – непростого походження. А вбивство дворянина, та ще й напередоднi вiзиту монарха – для Росiйськоi iмперii це серйозно! Розкриттям злочину займаеться полiцейський Афанасiй Дримов. Але на прохання мiських властей за розслiдування, в яке залученi красуня-аристократка i перевдягненi розбiйники, iталiйськi актриси Одеського театру й чиновники генерал-губернатора Ланжерона, береться французький пiдданий Натан Горлiс, який приiхав до Одеси рiк тому з рекомендацiею дюка де Рiшелье, та його друг козак Степан Кочубей. І роботи у них чимало…

Предисловие

Натан Горлис. Одесса, Марсель

21 марта 1818 года Натан проснулся в добром здравии. Вчера был хороший день. И вечер. И ночь… Впрочем, что это мы? Неловко как-то получается. Кажется, начинаем излишне легкомысленно и даже фривольно. Давайте-ка наново.

Итак, Натан Горлис жил в Одессе менее года, но за это время успел в ней освоиться. Что означает – обрести надежный кров, хорошего друга, интересную работу. И – найти первую любовь! Да-да, действительно первую и именно что любовь. (Не станем же мы считать таковой суетливые потуги в веселом парижском доме, куда Горлис ходил по заданию начальника полиции S?retе[1 - Название Сюрте (франц. S?retе – безопасность) имела особая бригада парижской полиции, созданная бывшим преступником Эженом Франсуа Видоком в 1811 году.] Эжена Видока. Ну, то есть упомянутые потуги в само задании не входили, но, с другой стороны, и принципиально ему не противоречили.) А ведь весною прошлого 1817 года Натан Горлис, он же Натаниэль Горли

по французскому паспорту, покидал Францию в настроении не столь радужном, скорее, тревожном.

Свежий утренний ветер, голосистые алчущие корма чайки – ничто тогда не забавляло. Думы были грустны. Вот уж и Марселя не видно, и замка Иф, что на острове Тибулен. Вот и остров Ратонно скрылся, спрятавшись за Помег. Но, лишь когда утренняя дымка совершенно укрыла от его взора батарейный форт на Помеге, Натан наконец осознал происходящее. Только потеряв из виду последний из Фриульских островов, прикрывавших Марсель с моря, он окончательно понял, кожей ощутил, как отрывается от родных и близких. Вправду уходит в самостоятельное плавание. И никому не ведомо, что ждет его в чужой стране (обозримой ранее лишь на российском таможенном посту Радзивиллы, зеркальном его родным австрийским Бродам), что ожидает в казавшейся теперь далекой Одессе, которую он, начитавшись одной лишь книжки, вообразил близкою. Только вот станет ли она таковой?.. Было тревожно и даже немного страшно. О чем, впрочем, довольно стыдно говорить взрослому 18-летнему мужчине.

Часть I

«Бастард» дюка де Ришелье, или «Как дела в Бильбао?»

Глава 1,

в каковой мы узнаем, какую роль в обустройстве нашего героя в Одессе сыграла юная августейшая особа и более зрелый казацкий потомок

Одесса и впрямь поначалу оказалась не так чтоб очень приветливой, особливо одесский карантин. И далее, по выходе из него, Горлиса, не знавшего местных обычаев и реальностей, ждали ощутимые неприятности. Слава богу, успешно преодоленные, но не самолично, а благодаря двойному заступничеству. Поначалу – местного жителя Степана Кочубея; он и стал первым во всех смыслах одесским товарищем Горлиса, столь же надежным, как парижский Друг-Бальсса. А уж потом свое слово сказал влиятельный французский попутчик Горлиса на корабле из Марселя. Человек этот – Андре-Адольф Шалле. Идя на выручку Натану, он еще взял в помощники одесскую полицию (и так Натан познакомился с Афанасием Дрымовым, о котором вы узнаете чуть позже).

Шалле плыл в Одессу, чтобы занять предназначавшийся ему пост управляющего делами во Французском консульстве. Дорогою дипломат-чиновник приглядывался к юноше, чтобы понять, действительно ли того можно будет с пользою привлечь для работы в Одессе. Или же блестящая рекомендация Натаниэлю Горли, подписанная самим дю Плесси де Фронсаком де Ришелье, – лишь одно из чудачеств нового премьер-министра Франции.

Впечатления складывались хорошие. Молодой человек оказался книгочеем (половину багажа составляли фолианты разного размера), но – что ценно при этом – не занудой. Почтительный, однако, без заискивания, и остроумный, но без чрезмерности. Присмотревшись, дипломат-чиновник нашел рекомендацию де Ришелье вполне точной и реалистической. Более того, во время долгого пути, часто общаясь с юношей, он и сам успел проникнуться к нему симпатией, чувствуя себя кем-то вроде дядюшки, берущего под опеку провинциала из дальних родственников. (При этом также не нужно забывать, что хорошему дипломату в далеком месте службы всегда полезно иметь некоторое количество таких благодарных «племянников», много где работающих и много чего знающих.)

Шалле посоветовал Натаниэлю в Одессе не идти на службу во Французское консульство сразу. А сперва податься в российскую канцелярию местного градоначальника и генерал-губернатора Александра-Луи де Ланжерона, именуемого в России Александром Федоровичем. При личной встрече сам же походатайствовал за Горли перед сим высшим начальством. Так Натан узнал, что такое российская Табель о рангах, и ступил на ее низшую ступень, получив чин коллежского регистратора в одной из ланжероновых канцелярий. Почему «одной из»?

Дело в том, что Александр Федорович занимал на недавно завоеванном российском юго-западе столько должностей, что сам в них путался, и потому несколько сторонился, справедливо полагая, что если в канцелярские дела не впутываться, то они сами будут как-нибудь разрешаться и двигаться. Да, может, еще и побыстрей, чем ежели впутываться. Потому празднично звучащее прозвище главного начальника сих мест – Ланжерон-Новогодний – казалось весьма точным во многих смыслах, в том числе и в самом прямом (поскольку он занял свою должность 1 января 1816 года).

Горлиса такие подходы несколько удивляли своей легковесностью. И это понятно, ведь он прожил большую часть жизни хоть и не в чиновно-совершенной Пруссии, но все же в Австрии, пусть и окраинной. Однако русские коллеги объяснили новичку, что удивляться нечему: военные и дипломатические заслуги Ланжерона перед Романовыми столь велики, что ему в благодарность дозволено многое. Кроме всего прочего, в сих краях Александр Федорович был чем-то вроде талисмана, счастливого символа. Ведь именно он вместе с послом в Стамбуле Италинским и генералом Кутузовым вел переговоры с османами, закончившиеся подписанием Бухарестского мира. По нему к России отошла большая часть Молдовы. (Между нами говоря, на разделение и передачу оной Стамбул, согласно старинным договоренностям с Молдовой, не имел права. Потому, чтобы закамуфлировать сей печальный факт, новоприобретенную землю в России прозвали не Молдовой, но Бессарабией.)

Появление по эту сторону российской границы плодородной Бессарабии стало для Одессы, удушаемой жестоким солнцем и нехваткой пресной воды, событием поистине благодатным, поскольку способствовало привозу дешевых и разнообразных молдавских продуктов. (Любопытно также, что производители сих продуктов, молдавские крестьяне, обложенные Россией новыми дополнительными податками, массово отправились в обратном направлении – в тот обрезок Молдовы, что остался под турками. Но частые вооруженные посты по реке Прут, выставленные Его Превосходительством адмиралом Чичаговым, произвели благодатное действие, и сие безобразие, слава богу, быстро прекратилось.) Однако то всё была выгода Одессы. Выгода же Петербурга от дипломатической ловкости Ланжерона заключалась в том, что означенный договор был заключен в 1812 году незадолго до Наполеонова нашествия (а ратифицирован императором Александром и вовсе за день до вторжения) и потому оказался просто бесценным.

При всем том сам Александр Федорович не любил вспоминать о славном документе, подписанном в османском Бухаресте. Тому была весомая причина. С турецкой стороны переговоры вел фанариот Димитрий Морузи (сын правителя Молдовы при османах Константина Морузи). Он стал Великим Драгоманом незадолго до того, но считался опытным и перспективным дипломатом. Однако подписание мира с Россией за месяц до вторжения Бонапарта в сию страну султан Махмуд II счел прямой изменой и велел казнить своего православного подданного. Ланжерон же, хоть и был боевым генералом, а не кисейною барышней, но, видимо, в общении с Морузи имел некие особые обстоятельства и обязательства. Отчего воспоминания о судьбе несчастного вводили его в скверное расположение духа. (Ходили слухи, кои мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, что Димитрию были тайно подарены некие латифундии, а также кольцо невероятной ценности. Так что у Сиятельной Порты, в общем-то, были причины злиться.)

Вернемся, однако, к Натану Горлису. Предложение начать жизнь на землях Русланда, тем более на недавно осваиваемых Империей землях, с чиновной именно работы оказалось весьма разумным. Ведь для многих и многих, принимающих решение, молодой человек сразу оказывался «своим». Да, пусть и на невысоком посту, но всё же. Тем более что молодость («всё еще впереди»), природное обаяние, французский паспорт, парижское произношение и в особенности – быстро распространившиеся слухи о личном покровительствовании легендарного Ришелье многое меняли, как бы добавляя Горлису две-три, а для дам – так и все пять ступенек в Табели о рангах. Отдельная забавная история случилась с его фамилией, существовавшей в Одессе во многих вариантах одновременно: французском – Горли, австрийском – Горлиц, универсальном – Горлис и, что уж совсем удивительно, в этаком, как бы сие определить, русско-французском – Горлиж.

Важно отметить, что кроме службы в канцелярии у Горлиса бывали и, назовем это так, разовые (хотя случавшиеся и не раз) задания, совместные с одесскою полицией. Парижский опыт работы с Видоком оказывался в Одессе драгоценно незаменимым. В пару к Натану ставили самого многообещающего из одесских полицейских – Афанасия Дрымова. Да-да, как вы помните, это именно его Шалле привлек на помощь при первой неприятности Натана. Дрымов, ранее работавший в порту, вскоре получил новое назначение: квартального пристава, чьи кварталы были расположены в бойком месте – районе Вольного рынка. А после скорого ухода в отставку начальника оных мест и вовсе был поставлен на еще более важную должность. Следует сказать, что Горлис предпочитал призывать к рассмотрению подобных дел криминального свойства еще и третьего участника. Угадать кого – нетрудно: ну, разумеется, своего одесского приятеля Степана Кочубея.

Так шло время, неделя за неделею, месяц за месяцем. Работы было много, а денег – не очень, да и жилье в расстраивавшейся Одессе стоило дорого. Это еще при том, что проживание в гостинице Рено, что в начале Ришельевской улицы возле Городского театра, Натан не потянул. Однако и уходить в какие-то забулдыжные комнаты на склонах Карантинной балки он никак не мог. Нашел приличное и относительно недорогое жилье у греков в Красном переулке на углу Греческой улицы. Там же и питался, выбивая скидку за опт.

Так Натан обживался в Одессе, накапливал знакомства, узнаваемость – всё по чуть-чуть, по гривеннику, а то и по алтыну. Как вдруг ему выпал счастливый билет на крупную сумму.

В конце сентября – начале октября Одессу осчастливил своим посещением порфирородный великий князь Михаил Павлович. 19-летний юноша с пышной прической и рыжеватыми волосами, с рождения получивший звание генерал-фельдцейхмейстера, был известен своей любовью к строю, безукоризненно вытянутому во фрунт. Однако в Одессе строевая эспланада располагалась непосредственно перед театром. А в нем, в свою очередь, в честь и на время приезда обожаемого члена августейшей семьи представления давались дважды в день. И как-то так вышло, что, начиная с первого же представления, всё внимание порфирородного перетянул на себя безупречно вытянутый строй, но только танцевальный.

А тут еще нужно добавить, что как раз накануне полагавшейся поездки молодого князя по Империи великий князь Константин, бывший на 20 лет старше Михаила, просветил его в смысле будущей семейной жизни. По его словам, безнадежной и тоскливой. Хочешь не хочешь, а жениться придется на какой-нибудь немецкой принцесске, какую подыщут старшие матроны. И будешь потом мучиться…

Правду говоря, ужасы великокняжеской семейной жизни были Константином Павловичем изрядно преувеличены. Супруга его, великая княгиня Анна Федоровна, урожденная принцесса Юлиана-Генриетта-Ульрика Саксен-Кобург-Заальфельд, не была столь ужасною – ни внешне, ни по характеру. В то время как сам Константин Павлович имел нрав весьма… Впрочем, нет, августейших особ трогать не станем!.. Отчего ж сия злость вышла наружу? Так уж совпало, что как раз в те дни прошел очередной тур скандальных переговоров о разводе с Анной Федоровной Саксен-Кобургской, давно еще сбежавшей от радостей русской семейной жизни в свой Кобург…

Одним словом, старший посоветовал единоутробному, но сильно младшему брату радоваться жизни самостоятельно, пока его не осчастливили какою-нибудь немкою. И слова эти запали в душу юному великому князю. В Одессе он поспешил увлечься одной из танцовщиц настолько, что на третий день пребывания совсем пропал из пределов видимости сопровождавшего его и за него отвечавшего генерал-адъютанта Ивана Федоровича Паскевича. Тот же, успевший повоевать с турками в дунайских княжествах, с французами – как в Отечественную войну, так и в европейском походе, в этой ситуации пришел в состояние панической ажитации. В чем его можно понять, поскольку ранее он отвечал за жизнь лишь свою да солдатскую, сейчас же – за представителя правящей династии, да еще и порфирородного.

Но что было делать в таком положении генерал-адъютанту – не в простую же управу благочиния идти? Дело-то в высшей степени конфидентное. А тут придет, стуча сапогами, пропахшими дегтем, какое-то пышноусое чудо в зеленом мундире, больше привыкшее наблюдать за мелким воровством и нарушением градских границ строительства. И что ж, прикажете поверять ему тайны Двора?!. Естественным и чиновно правильным было бы обращение к местным чиновникам по особенным поручениям, в должностные функции каковых как раз и входило обеспечение безопасности семьи Романовых.

Но и тут были важные ограничивающие обстоятельства. Из «особенных» в местных канцеляриях старшим по чину был Евгений Вязьмитенов. Паскевич ничего о нем не знал, кроме именования. Однако же подозревал, несмотря на некоторое расхождение в написании фамилий, возможности родственной или деловой близости с министром полиции Сергей Козьмичем Вязмитиновым. А тот был его старым недоброжелателем…

Генерал-адъютанту вообще трудно было представить, как он будет излагать столь деликатный вопрос «особым» чиновникам с их рыбьими глазами и крайне неприятным взглядом, как бы сквозь тебя. Да и граф Виктор Павлович Кочубей, говоривший, что лишь за несколько лет Министерство полиции превратилось в «министерство доносов», советовал с Вязмитиновым не связываться… Ситуация казалась почти безвыходной. Но и просто ждать, что всё само собой разрешится, было невозможно.