Дворянин из Рыбных лавок

Кабинетец был мал для пятерых человек. Но как-то в нем разместились. Особа Дрымова в сей ситуации доминировала как по центральности занимаемого положения, так и по объемности фигуры. Натан сидел в уголке, по возможности неприметно. Но именно это, кажется, пугало вошедших более всего. Чего можно ждать от Дрымова – ничего хорошего – они представляли довольно точно. А вот на какие еще зверства и жестокости способен этот неизвестный молодой человек, оставалось непонятным. Что, пожалуй, страшило.

Два ямщика были иудейского вероисповедания, третий – православный, скорее всего, великоросс. Отвечали они все одинаково, неуверенными голосами и затравленно озираясь. Видимо, каждый проклинал тот миг, когда в ответ на первые вопросы пристава не смог сказать прямо и четко: «Нет. Не видел. Не знаю. Не похож», – когда глаза начинали бегать от неуверенности, а в голосе появилось сомнение. У одного из иудеев была ссадина на левой скуле – тут, похоже, Афанасий особо старался при опросе.

Поэтому не нужно удивляться, что общий разговор (ежели можно так назвать бэканья-мэканья) прошел несколько одинаковых кругов, не приводя ни к каким результатам. Тогда Дрымов начал закипать подобно самовару в трактире. И в конце концов взорвался, ударив тяжелым кулаком по столу, сильно, но и аккуратно, чтобы не повредить разложенные на нем чернильницу с пером.

– Что «не-не знаю», что «не-не помню», морды ж ямщицкие! В «холодную» хотите? Будет вам «холодная»!..

Афанасий еще продолжал кричать, брызгая слюной и иногда стуча кулаком по столу то отдельными ударами, то частыми, будто гвоздь забивал… Горлис же старался поставить себя на место сих людей. Почему они ничего не могут сказать наверняка? Перед каждым из них за день проходят десятки лиц клиентов. Какие-то, наиболее частые и приметные, западают в память. Остальные лица, фигуры, одежды – смешиваются в кучу, путаются, так что вправду трудно отделить одно от другого. Если они начали юлить при виде рисованного портрета Гологура, то, скорей всего, его видели. То есть почти наверняка видели. Но ничего, кроме этого, не говорят, поскольку не могут вспомнить, когда и в каких обстоятельствах видели, откуда и куда привезли. Значит, надо как-то помочь этим людям, чтобы они наверняка вспомнили Гологура и место, куда его возили. Найти какие-то дополнительные свидетельства о сей личности, кроме рисованного портрета.

Кстати! А где же барские вещи, найденные в лавке, почему Афанасий их не достал? Да, там, конечно, обычная для Одессы приличная одежда, ну а вдруг! Вдруг кому-то в память запала пряжка на туфлях или какая-нибудь потертость на цилиндре. Вот и надобно достать эти вещи да показать ямщикам, может, вместе, а может, по одиночке, дабы они один другого не путали.

Однако в сей момент Дрымов так разошелся в своих громовых угрозах, что остановить его речь без ущерба для его же авторитета было невозможно. Значит, нужно продолжить размышления. Так, одна идея есть. Но чем еще можно помочь ямщицким вспоминаниям?.. Есть лицо, есть одежда. По чему еще мы определяем человека? Видок говорил: обращать внимание на разговор, слова, словечки, голос. Однако тут узнать что-либо о Гологуре не удалось. Соседи продавцы говорили нечто вроде «человек как человек», «продавец как продавец». Правда, судя по их рассказам, по тому, как происходили их подходы к нему с претензиями по поводу занижения цен, он хорошо мог за себя постоять. Но вряд ли это что-то существенно добавляет к образу человека в общении с ямщиком. Нужно еще что-то придумать, вспомнить. Горлис мысленно перенесся в рыбную лавку и пришел к простейшей мысли – удивительно, как раньше о сём не подумал. Запах! Рыбный запах, которым при подобной работе профессионально пропитывается человек. Как ни старайся, но избавиться от него очень трудно, да, пожалуй, невозможно.

И тут как раз Афанасий, кажется, несколько утомился кричать, ругаться да запугивать. Присел обратно в кресло, чтобы перевести дыхание.

– Афанасий Сосипатрович, позволите мне несколько слов молвить?

– Да, господин Горлиж, прошу вас.

Тут ямщики еще больше забеспокоились. Всё отвечало их самым худшим ожиданиям. Полицейский орет, обещая морду набить, и свое обещание наверняка честно выполнит. Это в России нормально, привычно. Но когда этакий вот тихий молодой барин с непонятным жужжащим именованием, неприметно сидевший в углу, начинает что-то говорить вкрадчивым голосом – тут-то и жди наистрашнейшей беды.