«А почему, собственно, и не провести нынешнюю ночь с дамой?» – подумалось в ту минуту Василию. Нет, о каком-либо интиме не могло быть и речи. Этот природный инстинкт, вместе с иными желаниями подобного рода, у нашего героя давно атрофировались, словно ненужный организму атавизм. В данном случае, подразумевалось разнообразие в выборе собутыльников.
Как ранее уже упоминалось: вокруг бродяжки было расставлено несколько тюков с тряпьём, гнилыми яблоками, пустыми бутылками и прочей дребеденью, от вида которой нормального человека могло и стошнить. Отодвинув одну из таких авосек, Василий подсел к бомжихе.
– Знаешь?.. Когда я вошёл в зал, сразу понял, ты и есть моя судьба… – сходу заговорил Угрюмый. Сейчас, под парами выпитого ранее алкогольного суррогата, даже Синюга не казалась Василию, такой уж и страшной. – …Возможно, это и есть некое провидение или та самая любовь с первого взгляда.
Синюга с подозрением покосилась на незваного собеседника. Подсевший оборванец был ей как будто бы знаком. Причём, исключительно с негативной стороны. Однажды, он жестоко её избил за поднятую с пола мелочь. Потому, предчувствуя очередной мордобой, бродяжка с опаской придвинула к себе сумки. Но после того как Угрюмый распахнув пиджак, показал ей торчащий из-за брюк бутыль с мутной жидкостью, разулыбалась во весь свой беззубый рот.
– Да и ты мне, вроде, уже давно приглянулся… – как бы смущаясь, она придвинулась к Ваську и всем своим видом показала, что нынче она готова практически на всё.
Молодые люди, сидевшие поодаль и наблюдавшие с самого начала за столь необычной встречей, тихо засмеялись. Ну, а когда те ребята ещё и стали невольными свидетелями чрезвычайно «романтичного» объяснения в любви, то «заржали» уже в полный голос.
– Пойдём-ка отсюда, дорогая… – подхватив с пола пару увесистых тюков, предложил Василий. – …Терпеть не могу свиней и хамов, готовых опошлить самое святое.
Источая вокруг себя смрадный дух, парочка нищебродов вышли на перрон и медленно направились к небольшой тёмной рощице, притаившейся меж железнодорожных путей.
– Душновато сегодня, – подметила Синюга, расстёгивая верхнюю пуговицу своего зимнего пальто.
– Да уж. Не меньше тридцати семи градусов. И ни намёка на мало-мальски ветерок… – ответил вспотевший бомж и указал на импровизированную «обеденную зону», сложенную из старых деревянных ящиков. – …Прошу к столу.
По первому стакану выпили молча. Просто разговор как-то не складывался. Когда же самогон ударил в голову, Василия, в буквальном смысле, понесло.
– Эх, Синюга-Синюга.… Ведь я, не всю жизнь бродяжил, да побирался. Как-нибудь я отвезу тебя в Москву, покажу столицу. Увидишь, какой у меня шикарный дом. Двухэтажный коттедж в центре города. Внутри всё в коврах, в хрустале, в мраморе. В гараже новенькая «Волга»…
Договорить, точнее домечтать, он так и не успел. Его перебила бродяжка.
– Так почему ж ты из помоек кормишься? – искренне изумилась она.
– Сложная история.… Если в двух словах, то с женой я поссорился. Знала б ты, какая она у меня стерва. Да собственно, сам я её и разбаловал. Каждый день с цветами, с подарками, а ей всё мало. Вот и пришлось мне хлопнуть дверью. Наверняка, ждёт сейчас, переживает. А я из принципа не вернусь… – тут сообразив, что слегка переборщил, Угрюмов осёкся и продолжил менее эмоционально. – …Да приеду, приеду, конечно. Куда же я денусь. Ещё немного поброжу по бескрайним российским просторам и обязательно вернусь. Ни то колёса у машины заржавеют.
– Везёт тебе… – тяжело вздохнула Синюга. В отличие от Василия, подвыпившая бродяжка ударилась в меланхолию. – …Тебе есть, куда вернутся.
– Конечно. Уж кто-кто, а я успел позаботиться о своей старости. А как иначе? Ведь целым танковым полком, в своё время командовал. А как в ногу ранили, так и списали меня в запас. Сама пойми, ну какой я домосед, если всю свою сознательную жизнь по дивизиям и гарнизонам мотался? У меня и танк свой был. Кстати, забыл сказать, что я танкист.
– А дети? – прищурилась Синюга.
– Какие дети?
– Дети, спрашиваю, есть?
– Ах, дети… Ну, конечно: имеются. Двое… Нет. Трое. Только они уже взрослые. Старшему… – на пару секунд Василий призадумался. – …Кажись, семнадцать. Точно, семнадцать. В армию, скоро пойдёт. Собираюсь определить его в авиацию…
– Вот-вот и лето кончиться. Вновь наступит зима… – в очередной раз, тяжело вздохнула бомжиха. – …А я и не знаю, куда податься. Надоело мне по теплотрассам и колодцам лазить. Непутёвая я. Мужа из армии, так и не дождалась. Молодость прогуляла, ребёнка в детдом сдала и осталась одна одинёшенька. Ни кола, ни двора – короче, голь перекатная. Эх, кабы начать сейчас, всё с самого начала.
– Не переживай, подруга. Найдём мы и тебе счастье. – Вася попытался успокоить Синюгу.
– А какое оно, это самое счастье? И вообще, есть ли оно?
– Конечно, есть. Оно, не может, не есть… – не к месту пошутил Угрюмый.
– Рассказал бы. Как оно хоть выглядит?
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… – усмехнулся нищий. – …Давай-ка, прямо сейчас встанем на рельсы и пойдём по шпалам навстречу своей судьбе. Или побоишься?
– Побоюсь, – не задумываясь, ответила бродяжка.
– Прекращай. Ведь ты пойдёшь не одна. С тобой будет настоящий мужчина. Допьём бутылку по скорому и сразу двинем… – Василий передал стакан собеседнице. – …Держи, горемычная. Вмажь, и более не переживай. Даже не сомневайся, найдём мы своё счастье.
– В Москву, что ли, отправимся?
– А то, куда же? Только там, в столице нашего государства, все мечты и сбываются. Уж поверь мне, старому прожжённому вояке.
– И далеко, до неё?
– Да нет. Денька за два доберёмся. Если спать не будем.
– Нее… – замотала головой Синюга. – …Без отдыха я не смогу.
– Устанешь, так заночуем. Подумаешь, чуть задержимся. Своё счастье ты искала годы, а тут, каких-то пять-шесть дней. Уж как-нибудь перекантуемся.
* * *
Хоть и прожил Сашка совсем немного (каких-то, двадцать лет) однако повидать за эти годы он успел всякое. Пережил и перетерпел парень действительно много. И, тем не менее, так тоскливо на его душе, как нынешней ночью, ещё никогда не было.
С самого детства Саня мечтал быть военным. Свою жизненную цель стать офицером, он поставил перед собой ещё в школе, после того как потерял обеих своих родителей и, вместе с младшей сестрой, остался на бабушкином попечении. Окончив СПТУ, пытался поступить в танковое училище, но «провалился» на первом же экзамене («на этом чёртовом сочинении»).
Справедливости ради здесь следует отметить: что, не поступив в «военку», наш Санёк особо не отчаялся. «Подумаешь… Не вышло в этот раз, получится в следующий…»
Осенью он ушёл на «срочную», рассчитывая уже через год поступить в училище, используя льготы предоставленные военнослужащим, проходящим военную службу. Романтика армейской службы продолжала манить юношу, не давая ему покоя.
От природы Александр был физически крепок, вынослив и высок ростом. Потому и попал он в ВДВ – подобные качества в десантуры всегда были в цене. А после «учебки», парень очутился на Афгано-таджикской границе.
Та граница, скажу я вам, в начале 90-х прошлого века – это, вообще, особая тема.
Здесь, ощущением скорого развала Советского Союз была пропитана вся политическая обстановка некогда дружественной республики. Эти же настроения присутствовали и в войсках, дислоцированных на территории Таджикистане. Предчувствуя не самые радужные перспективы, связанные с неминуемым масштабным сокращением, а так же лишённая центрального управления армия, по сути, брошенная на произвол судьбы, медленно деградировала. Пьянство и воровство в среде офицеров стало, если не нормой, то уж точно, обыденностью. Само понятие «офицерская честь» перестало иметь какой-либо смысл. Глупые и необдуманные приказы, за которые никто не нёс никакой ответственности, отдавались практически ежедневно. Этим разбродом и шатанием не преминули воспользоваться и бандитствующие формирования с территории сопредельного государств.
Вывод советских войск с территории Афганистана был завершён более двух лет назад. На границе через реку Пянж воцарилось определённое спокойствие. Однако на смену воинствующих по идейным соображениям моджахедов, пришёл не менее жестокий и изощрённый враг – наркокартель, переправлявший на территорию Таджикистана сотни килограмм отборного героина, который и расползался по бескрайним просторам Союза.
Именно здесь юношеские иллюзии по поводу идеализации профессии военного, у Сашки и начали постепенно таять. Увидев изнанку армейской реальности, он уже не хотел куда-либо поступать. Желание было лишь одно: побыстрее выбраться из этой «жопы» и поскорей вернуться домой.
Ещё вчера Сашкина рота вступила в неравный бой с фактически регулярной армией афганского наркосиндиката, пытавшегося переправить через границу караван смертельного порошка. А уже сегодня, от этой роты остался лишь взвод, без офицерского командования, да ещё и плотно зажатый в горном ущелье. На помощь двум десяткам, оставшимся в живых солдат, особо никто не спешил. Нафиг надо было кому-то подставлять свою голову под пули и отдавать жизнь, фактически ни за что. «Не смогли, по-доброму, договориться с боевиками, сами ввязались в эту отчаянную и бессмысленную бойню – вот пусть сами из неё и выпутываются».
А караван с азиатской «дурью», тем временем, благополучно и беспрепятственно миновав границу, ушёл вглубь содружества. Час-другой и боевики, сопровождавшие груз, вернувшись назад. Они, просто на просто, закидают ущелье гранатами, и пиши: пропало.
Кто б только знал, как не хотелось Александру погибать на чужбине. Тем более тогда, когда до долгожданного «дембеля» оставались считанные месяцы и все его мысли потихоньку начинали витать уже далеко на «гражданке»: с водкой, друзьями и порочными девицами. Однако и стушеваться, схалявить, прикрыться спинами сослуживцев, не говоря уже о добровольной сдаче в плен, он так же был не в праве.
– Саня, тебе не кажется, что пора бы нам что-то предпринять. Из оставшихся ребят, по званию ты старший. Тебе, сержант, и рулить. Тебе, и карты в руки. Пацаны устали ждать грамотного, командирского решения. С наступлением темноты, как пить дать, перережут нас, словно ягнят или, того хуже, живьём сжарят. Давай-ка подумай: как нам, с наименьшими потерями выбраться из этого гребенного каменного мешка.
То, о чём так тягостно размышлял сейчас Сашка, взял да и озвучил рядовой Чернышев, по прозвищу Чёрт. Получил он эту кликуху, за свой неуёмный характер, весёлый нрав и патологическое свойство, вечно попадать в какие-либо невероятные переделки.