Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

Он вдруг подумал, что совсем не обязан отчитываться перед этим ашкеназом, который к тому же находился в его подчинении, и несколько грубо крикнул приобретённой только что служанке:

– Чего медлишь? Забирайся в повозку!

Обратная дорога заняла весь оставшийся день. Пока они, втроём с Яковом, тряслись на ухабах, следуя впереди растянутой на вёрсты колонны, Натан отмалчивался, отвечая односложно на все реплики и вопросы своего помощника. Когда они, наконец, оставив полон и скот у городских стен под надёжной охраной, вьехали с изъятым имуществом в Вырьев, на утомлённую заботами землю опустилась ночь. У городских ворот их встретил Соломон в обществе двух мужчин, довольно богатых годами, но ещё совсем не старых, по виду тоже евреев. Он обнялся с племянником, сказав с нескрываемой гордостью:

– Я знал, что ты справишься! Неделю принимал плоды трудов твоих в Киеве, и вот теперь поспешил сюда, торопясь встретить тебя с последним оброком.

– Я тоже рад тебя видеть, дядя, но не стану скрывать: тяжело дались мне эти успехи!

Соломон внимательно посмотрел в глаза Натана и ласково похлопал его по щеке:

– Всё понимаю, мой мальчик! – сказал он – Но так уж устроен мир: чтобы чего-то достичь, нужно с чем-то расстаться. И неважно, с чем: золотой монетой, затраченными усилиями или пустой иллюзией – только так мы достигаем успеха! Но хватит философии – обозом с деньгами и прочим добром займутся вот эти достойные мужи, а мы с тобой едем в терем, что я купил для тебя у одного гойского купчины. Как только я приметил этот дом, его дела покатились под гору, и он был счастлив уступить его даже за ту жалкую сумму, что предложил ему я!

– Я теперь не один, дядя! – заявил Натан и подозвал приобретённую в селе девочку.

Та подошла, и Соломон, оглядев её внимательно, спросил:

– Как твоё имя?

– Анфиса! – сказала та и поклонилась в пояс.

– Сколько тебе, Анфиса?

– Скоро шестнадцать. – отвечала девушка, несколько удивив обоих.

– Надо же, а я принял тебя за ребёнка! – сказал Соломон, переглянувшись с Натаном – Должно быть, из-за темноты.

– Совсем нет, дяденька! – заверила та – И белым днём мне дают меньше. Это из-за моей худобы и малого роста, а между тем я уже совсем взрослая, и по хозяйству управляюсь не хуже любой бабы! Умею и готовить, и в доме прибраться, и ткать, и…

– Достаточно и того! – заявил мужчина, не желая больше выслушивать девичью трескотню.

Затем он повернулся к племяннику и одобрительно пзаметил:

– Молодец, правильно поступил! Я ведь всю прежнюю прислугу из дома выгнал – нечего путаться под ногами тем, кто служил чужим господам. Так что, на первых порах, эта пигалица тебе как нельзя кстати, а там и других слуг наберёшь!

Он ещё раз взглянул на Анфису и довольно улыбнулся. «Эта сгодится не только по хозяйству! – подумал он – Тем лучше: чем раньше племянник познает женщину, пусть и гойскую, тем быстрее выбросит из головы Рахиль!» Две повозки двинулись в глубь города по освещаемым одной лишь луной улицам, и вскоре остановились у ворот забора, за которыми возвышался терем, в ночной мгле ничем не отличавшийся от других соседних. Их, с зажжённой свечой в руках, встретил соломонов слуга, и сразу провёл их на второй этаж, прямо к располагавшимся спальным покоям.

– Определи, где переночевать служанке. – приказал ему Соломон, кивнув в сторону девушки – Да перенеси наши вещи, и смотри, не оставь что-нибудь в темноте!

Поздним утром, когда солнечные лучи вошли в полную силу, Натана разбудил дядя.

– Вставай! – сказал он, сильно тряся его за плечо – Мне скоро уезжать, но хотелось бы с тобой переговорить перед отъездом. Кстати, твоя Анфиса уже управилась на кухне, мой слуга доложил, что завтрак уже готов!

Юноша потянулся, сел на кровати и осмотрелся. Соломон уже вышел, и взору открылась просторная опочивальня, с широким, с расписной рамой окном, и непривычно высоким потолком. Рядом с кроватью расположился столик с небольшим зеркальцем на нём и прибором для письма, у стены напротив ? два окованных по углам сундука, и совсем небольшой на их фоне, его дорожный, с личными вещами.

Натан выглянул в окно и снова приятно удивился. Со второго этажа открылся примечательный вид на городскую площадь. В отсутствие базарного дня она почти пустовала ? лишь немногие из разодетых в богатые одежды горожан праздно шатались по ней. Иногда появлялись торопливо шагающие ремесленники, всякого рода слуги и бог весть кто, но они быстро исчезали, скоро пересекая небольшое пространство, свободное от построек. Всю площадь обступали добротные, в два, а то и три этажа, узорчатые терема, тут и там виднелись купеческие лавки с пристроенными к ним складами, а над всем этим, обильно освещая небо и землю, зависло яркое, летнее солнце. В дверь постучали и в покои, с тазиком и кувшином в руках, вошла Анфиса. Её появление было столь неожиданным, что Натан, застигнутый в одном лишь исподнем, застыдился. Он всегда стеснялся своего отнюдь не богатырского сложения, и сейчас, будучи полуголым, интуитивно прикрылся руками, на что девушка хмыкнула, пряча улыбку, и звонко произнесла:

– Меня слуга твоего дяди послал! Пора умываться и к столу, я его уже накрыла!

Юноша, всё ещё стесняясь, наскоро умылся, облачился в одежду и вышел, с интересом оглядываясь вокруг. В столовой его уже ждал Соломон. Он сидел за столом, не притрагиваясь к расставленным перед ним кубку и наполненным мискам. Увидев Натана, дядя указал на пустующее место во главе стола и коротко бросил:

– Садись!

Натан сел и снова окинул взором роскошную светлицу.

– Не знаю, какими словами выразить мою благодарность тебе, дядя! – воскликнул он, не в силах сдержать восхищения.

– Пустое! – усмехнулся тот и обернулся к своему слуге, ожидающему рядом, неподалёку от топчущейся на месте Анфисы.

– А ты не торчи здесь зря, поспеши покушать на кухне и запрягай экипаж – после завтрака выезжаем!

– Куда ты торопишься, дядя? – спросил Натан, не ожидая от того столь скорого убытия – Побудь со мной и отдохни, мне так много есть что рассказать тебе!

– Надо спешить! – сказал Соломон потускневшим голосом, вдруг обнаруживая накопившуюся усталость – Чтобы преуспеть в чём-то, надо постоянно действовать, а прожигать время, теша брюхо – удел гоев, но не нас! Ты хорошо поработал, племянник, и разумеется, это далеко не последнее дело, которое я на тебя возложу, но об этом после.

Он отпил из кубка, взял ложку и склонился над миской, занявшись едой, и юноша последовал его примеру. Через какое-то время, уже достаточно насытившись, они поднялись из-за стола и вышли в небольшой, но уютный дворик, с двумя яблоньками и грушей, под которой устроена была небольшая скамейка. Оба неторопливо пересекли дворик и опустились на неё, наслаждаясь покоем, и Соломон, вздохнув, нарушил молчание:

– Вижу, как ты устал, мой дорогой племянник – сказал он – Нелегко пришлось тебе в этой поездке?

Соломон ещё со вчерешней встречи заметил, что Натана гнетёт что-то, и сейчас задал вопрос, заранее догадываясь, какой ответ прозвучит из его уст.

– Нет, эта поездка совсем не стоила мне труда, но … – задумчиво начал юноша, и вдруг продолжил уже совсем другим, зазвеневшим невысказанной болью голосом – Но знаешь, дядя, разве это справедливо, когда людей лишают всего нажитого из-за того только, чтобы вернуть тех, кто, призванный защищать их, не смог защитить даже себя? Когда лишают свободы всех, у кого не нашлось нужной суммы или достояния, когда людей продают, словно скот, и глумятся над ними, не боясь гнева людского и божьего?

– Какое-же ты ещё дитя! – усмехнулся дядя и, слегка призадумавшись, вновь заговорил – Я много раз говорил тебе, что никакой гой не стоит переживаний человека. Ты скорбишь, что с этими недоумками пришлось обращаться, словно со скотом? Но они и есть скот, и не более того!

Натан опустил недовольный взгляд, и дядя понял, что не пришло ещё время настаивать на том, что так очевидно было для него самого. Он приобнял племянника, и с лаской в голосе пожурил:

– Эх ты, горе от собственного ума! Поменьше тебе нужно задумываться о всякой глупости, и жизнь будет проще и успешнее!

Соломон поднялся и прошёлся вдоль скамьи, подбирая нужные слова. Наконец он снова повернулся к племяннику, и тот встал с места, не находя возможным сидеть, когда к нему обращается дядя.

– Да сиди ты! – воскликнул Соломон.

Он положил свои тяжёлые, крепкие руки на плечи Натана и, заставив того опуститься на скамейку, сам сел рядом.

– Вот ты всё переживаешь о справедливости. Ну давай рассмотрим эту проблему с точки зрения самих гоев! Ты ведь помнишь, с тобой, кроме евреев, собирали оброк бирючи и гриди – младшие дружинники князя! Разве кто-то из них печалился, верша своё дело? Ручаюсь, ни один из них и не подумал отказываться от возложенного, напротив, усердствовал в заботах, ввергающих его же сородичей в нищету и рабство! Не задумывался, почему? Да всё из той же справедливости! А как иначе? Ростовщик живёт умом и риском: он может потерять, когда заёмщик возжелает не возвращать своего долга, может потерять при бунте, когда чернь грабит его в первую очередь, и при обычном разбое. Он всегда изворачивается, вынужденный просчитывать риски, и ломает голову, как вернуть отданное в долг, наказав того же зарвавшегося должника! Купец рисует, вкладываясь в товар, и когда бредёт с караваном, преодолевая зыбучие печки, дремучие леса, бурные реки и полное опасностей море! Те, кто мнят сильными мира сего, правят, не зная, когда и как наступит их последний час: полягут ли в бою, сгинут от ножа в своих же покоях, или сдохнут в конвульсиях, отравленные на пиру! И все они щедро осыпают монетой воинов – тех, кто, рискуя своей жизнью, оберегает от большинства напастей. Но разве ремесленник или пахарь меньше них нуждаются в защите? Разве, кладя в бою жизни врагов и свои, не их в первую очередь обороняет дружина? А что же чернь? Она, пребывая в спокойствии, копя своё состояние и жир в брюхе, только и думает, как прижать из того, что предназначено другим! Не удивительно, что её периодически встряхивают, беря за самое горло, действуя с жестокостью, но иначе не выбить с них того, что причитается по праву! И не думай, что только мы виной во всех их несчастьях. Те же светлые князья дерут со своего народа в три шкуры так, что на их фоне бледнеют все те деяния, что сотворили мы, возвращая причитающееся нам! Посмотри, какой поток рабов устремляется с Руси, как только реки освобождаются ото льда! Ведь всё это – русские люди, продаваемые прежде всего русскими людьми! Неважно: за долги взяты эти люди или в бою, во время разорения соседнего княжества! Русские сами с превеликим удовольствием полонят и продают друг друга, наживаясь при любой подвернувшейся возможности, так зачем тебе скорбеть о том, что совсем не печалит их самих! Скажу больше: князьям даже выгодно, когда их подданные, не жируя, испытывают лишения, когда видят, как уводят в колодках тех, кто совсем недавно проживал рядом! Таким народом легче управлять! Только на страхе и нищете черни держится благополучие и крепость мощных государств!

– Страшные слова ты говоришь, дядя! – произнёс Натан задумчиво – Но скажи: те, кто правит нашим народом, тоже используют эти правила?

– Зачем? – возразил Соломон – Нет нужды приводить в чувство тех, кто и так, будучи разбросан по миру, то и дело притесняем и гоним гоями! Нет лучшего довода к смирению перед учителями, чем проживание во враждебной среде!

– Но ведь когда-то у нас была своя земля, своё государство и цари!

– Это было давно, мой мальчик! Ещё при существовании Израиля и Иудеи! Пару раз, когда бедняки в недовольстве своём близки были к бунту, призывались вражеские войска, которые…

Соломон оборвал фразу, решив, что итак слишком много сказал сегодня, и поспешил перевести разговор:

– Пора в путь! – заявил он – Меня заждались дела в степи: пришло время устроить побег вырьевского князя. Полагаю, что склонить его к этой глупости не составит труда, гораздо сложнее подобраться к окружению хана, нейтрализовав тех, кто приставлен для присмотра за Ингваром. Многое ещё предстоит сделать, но вернёмся к твоим обязанностям. Тебе надлежит, не медля, взять под контроль продажу изъятого оброка со всем скотом и гоями. Стараниями твоего дяди большая часть его уже превращена в звонкую монету, но едва ли не четверть скопилась в Киеве, и малые остатки всё ещё на пути к нему. Один из сундуков в твоей спальной набит деньгами – распорядись ими разумно, не тратясь на лишнее. На обустройство в доме – день. Завтра поутру отправляйся в Киев, и держи руку на поступлении денег за товар – эти хазары только и ищут, как урвать лишних денег, украдкой набив мошну!