Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

Соломон задержал взгляд на разгоревшихся глазах княгини, и не стал тянуть с ответом.

– Всё просто и старо, как мир! – заявил он – Мои люди подкупят нужных людей из числа приближённых хана, и через каких-то пару недель пред Вами предстанут все, кто дороги.

– Все? – переспросила Милана недоверчиво, и услышала в ответ:

– Да, но лишь после того, как будут собраны деньги.

– Какая сумма необходима?

Венецианец назвал её, и княгиня задумалась в некотором замешательстве.

– Я понимаю, сумма очень большая, но слишком много людей придётся привлекать к освобождению! – поспешил заверить купец – Мало того, что придётся подкупать далеко не бедную знать с охраной, потребуются проводники и сильная охрана для пересечения степи, больше того – отвлекающая преследователей группа, что пустит погоню по ложным следам, ну и моим людям нужно дать, дело ведь весьма опасное и хлопотное, очень великий риск!

– С этим понятно! – сказала княгиня уже без прежней решительности – В какой срок нужны деньги?

– Слышал я, что князю, как и всем пленникам, худо в неволе! – проникновенно сказал Соломон, выражая в лице всю еврейскую скорбь – Ежечасно глумятся над ними половцы, и не дождавшись большого выкупа, уже готовы перебить всех до единого.

– Велик ли требуемый выкуп? – спросила Милана срывающимся голосом и сжала ладошки на подлокотниках кресла.

– Велик! – вздохнул купец – Слышал я, что хотят они собрать дань со всей Руси, присовокупив к тем бедам, что успел причинить им князь Ингвар, и те, что нанесли им Святополк с Владимиром!

Милана опустила глаза, терзаемая сомнениями, и Соломон, выждав паузу, предложил:

– Я и мои люди поможем тебе! Знаю, что почти всех воинов забрал в поход князь Ингвар, что оставшихся с тобой едва хватает для защиты города, не то что для сбора дани в короткий срок. На Западе, в близкой вам Европе, давно уже доверяют сбор налогов нам, евреям! Когда ростовщикам и их помощникам требуется срочно возместить убытки, то нет лучших сборщиков!

Женщина в растерянности смотрела на говорящего, не зная, что ответить. Конечно, ей приходилось раньше встречаться с еврейскими купцами, предлагающими свой товар по приезду в Вырьев, но столь долго, тем паче о серьёзном деле, она ни с кем из них бесед не вела. Больше того – при всей формальной власти она не чувствовала себя настолько влиятельной для того, чтобы принимать решение о передаче сбора налогов в чужие руки. После выступления её мужа в степь почти всю власть подобрала в свои руки Ярина, мачеха Ингвара, и теперь, с учётом сложившейся обстановки, говорить даже о двоевластии можно было с большой натяжкой. Ярина, пользуясь поддержкой своего любимца Ровды, давлела над всем происходящим в городе и княжестве. Поступление и распределение денежных средств, контроль прислуги и надзор за оставшимися боярами, всё было в их руках, и любое событие, требующее мало-мальски серьёзного решения, зависело от них. Соломон помолчал, гадая, почему тянет с ответом его собеседница, и, расценив её нерешительность по своему, решил привести ещё один довод:

– Если Вам, княгиня, недостаточно ссылок на опыт блистательной Европы, то позволю себе сослаться на счастливый опыт ваших русских князей…

Он приготовился уже перечислить имена, когда за спиной с шумом распахнулась дверь и в комнату стремительно вошла Ярина. От его внимательного взгляда не укрылась перемена в лице Миланы, он заметил, как вдруг напряглась и отвела взгляд в сторону его собеседница. Вошедшая дама остановилась рядом с Миланой, и следовавший за ней боярин поднёс стоявшее в стороне тяжёлое кресло. Она с величественным видом воссела, а её спутник замер рядом, с интересом разглядывая замолчавшего Соломона.

– Как мило! – произнесла Ярина, даже не глядя в сторону Миланы – У нас такой интересный гость, а моя добрая родственница держит его посещение в тайне!

– Никакой тайны нет! – заметно смутилась молодая женщина – Венецианский купец предлагает свой товар!

– Один, без каравана и товарищей? – изумилась Ярина и наконец удостоила Милану взглядом – Только не убеждай меня, что все его интересы – сбыть в каком-то городке содержимое пары сундуков, что ожидает с людьми за дверью!

Несколько мгновений длилась неловкая пауза, и молодая женщина наконец решилась на откровенность:

– Ты права! – заявила она – Дело не в товарах. Речь о вызволении твоих приёмного и родного сыновей. И тех, кто с ними, разумеется! Этот человек обещает содействие, но за весьма большие деньги. Своими силами в короткий срок нам внеочередной оброк не осилить, но он и здесь готов выручить, предлагая свои услуги. Я как раз собиралась послать за тобой и боярами, чтобы обсудить предложенное.

Ярина перевела взгляд на незнакомца, и тому снова пришлось изложить свой план. Закончив, Соломон с удовольствием отметил, как зарделись увядающие щёки женщины, и в глазах вспыхнула надежда.

– И ты раздумываешь?! – воскликнула она, повернувшись всем корпусом к Милане – Там, среди жестоких кочевников, томятся твои муж и деверь, а ты медлишь, собирая чужих людей для совета!

Ярина, торопясь высказать своё возмущение, пропустила мимо ушей то, что Милана прежде всего собиралась обратиться именно к ней самой, но та, достаточно изучив характер своей названной свекрови, не стала поправлять её. Зато подал голос стоявший возле Ровда.

– Княгиня! – сказал он как можно почтительнее – Дело действительно сложное, и предстоит принять весьма ответственное решение, так не предпочтительнее ли будет, если…

– Никаких если! – почти прокричала Ярина, перебивая – Когда есть хотя бы призрачная возможность выручить моего сына, то я не собираюсь упускать её, невзирая на глупые советы всяких бояр!

Ровда замолчал, не решаясь перечить своей госпоже, и женщина продолжила, уже обращаясь к купцу:

– Мы даём согласие. Действуй не мешкая, а подробности дела согласуй вот с этим моим боярином. Обо всех новостях сразу шли вести ко мне… с княгиней. Исполнишь задуманное – одарю сверх меры. Теперь вся надежда на тебя!

Через час Соломон покинул Вырьев в сопровождении избавленных от тяжёлой ноши слуг. Он скакал на гнедом коне, хозяйским взглядом окидывая обширные пашни и раскинувшиеся вдоль дороги селения. Несмотря на ошибочно расставленные приоритеты власти, он сумел достигнуть искомого результата, и теперь прикидывал в уме барыши, что сулило затеянное им дело. Но главное, что грело душу – возможность срыва очередного мира между Русью и набиравшей могущество Степью. Он давно уже располагал принесёнными от половцев сведениями, что разгромленный наголову Ингвар со своим братом, ближними боярами и большей половиной всего войска в плену. Надёжные люди сообщали, что претендующий на верховенство в степи Тугоркан не торопится продавать захваченных воинов в полон. Больше того, он не собирается требовать выкуп за князей, но намерен, женив младшего на своей дочери, установить мир с Русью, удовлетворившись той местью, которой насытился при разгроме войск Ингвара. Такого допустить никак нельзя! Союз Руси с половцами, владеющими огромными пространствами на Шёлковом пути, не в интересах венецианских ростовщиков! Если только в Степи снова объявится сильный властитель, он приобретёт в свои владения всю степь от Днепра до границ Китая, и тогда не только перехватит движение немыслимо ценных товаров, но и поможет восстановить русским былое могущество своих славянских предков, о котором те во многом успели позабыть! Впереди ждали многие и скорые хлопоты, и Соломон подстегнул коня.

Предприимчивый иудей ещё навестил пару своих земляков, проживающих в разных местах, и к исходу второго дня возвратился в стольный град Киев, прихватив с собой кое – какой товар, сулящий пусть небольшую, но выгоду. Он остановил коня у богатого, отделанного замысловатыми узорами дома, и поморщился. Здесь проживала семья приютившего его с Натаном ростовщика, разумеется еврея. Давать деньги в рост, то есть ссужая под проценты, все религии строго воспрещали. Все, кроме одной, настоятельно рекомендующей вести дела с инородцами именно таким способом. Множившаяся из года в год финансовая братия располагалась в верхней части города, сюда же с Подола, стараниями когда-то симпатизирующего им Великого князя Изяслава Ярославовича, для их удобства был переведён городской рынок, что весьма упростила участие богатых евреев в деловой жизни столицы. Соломон вспомнил нарочитую непритязательность фасадов домов, принадлежащим жувущим на Западе соплеменникам, и невольно сравнил её с неприкрытой роскошью укоренившихся на Руси евреев. Сойдя на землю, он бросил поводья слуге, и решительно зашагал по выложенной голышами дорожке. Несмотря на длительное уже пребывание в гостях у местного ростовщика, Соломон никак не мог привыкнуть к его избыточной услужливости. Всякий раз, когда он, возвращаясь, заставал хозяина дома, тот выскакивал навстречу, торопясь встретить у самой двери. Вот и сейчас, едва завидев остановившегося в его доме важного гостя, чернявый Шлома выбежал, широко распахнув перед ним дверь.

– Зачем утруждаться всякий раз? – с укором произнёс Соломон – Скоро уж месяц, как мы с Натаном у тебя, а ты всё встречаешь нас, словно видишь впервые! Пора уже и отдохнуть!

– Как можно! – возразил Шлома, растянув морщинистое лицо в привычной улыбке – На Руси ведь живём, а здесь такой обычай!

Соломон знал о славянских обычаях не хуже хозяина дома, и прекрасно понимал надуманность озвученного утверждения, но спорить не стал. Он лишь окинул коротким взглядом украшенную растительными и животными узорами стену здания, и наставительно заметил:

– Мог бы и без роскошной отделки обойтись. Зачем лишний раз дразнить гоев!

В ответ хозяин лишь развёл руками.

– Да как же без узоров? – недоумённо воскликнул он – Оглянитесь вокруг: на Руси все здания в резьбе, иных и не найти! Ведь, устроив, по примеру Европы, какое-то убожество, мы только вызовем недоумение у соседей!

Довод был весомым и Соломон, несмотря на своё неудовольствие, вынужден был согласиться. Он, пропущенный Шломой, первым вошёл в дом, и вскоре уже сидел за уставленным явствами столом в компании своего племянника, ожидавшего его возращения здесь, хозяина дома и двух его взрослых сыновей. Им прислуживали две девушки из полянок, которыми, в знак большого уважения к гостям, руководила дочь хозяина – Рахиль. Ей недавно исполнилось пятнадцать, и она уже ходила в невестах, вот только отец её всё не находил достойного для его положения жениха. Дело в том, что Шлома в ростовщиках ходил всего год. Раньше он, как и заведено исстари у богатых ашкеназов, был менялой. Нельзя сказать, что никто из его восточных соплеменников никогда не ссужал денег под процент, просто испокон веков эта прерогатива принадлежала евреям, бывшим выходцами с Ближнего Востока и Западной Европы, и последние полем своей деятельности делились неохотно. И всё же, изворотливый Шлома нашёл возможность влезть в более прибыльное дело, но теперь испытывал определённую ограниченность в общении. Он совсем не желал возноситься над остальными ашкеназскими семьями, с которыми поддерживал отношения раньше, но в своём нынешнем положении и достатке считал, что выгоднее выдать дочь за кого-то из ростовщиков, хотя те совсем не горели желанием породниться. В итоге его Рахиль который год перехаживала в невестах, не имея ни одного мало-мальски подходящего жениха. Сейчас она распоряжалась вместо сказавшейся больной матери, и совсем не скрывала свою радость. Рахиль стояла в сторонке, то и дело поправляя спадавшие на смуглое чело длинные и чёрные, как смоль, кудряшки. Чёрные глаза её поблёскивали в наполнявшими столовую сумерках, шуршало бархатом усеянное жемчугом праздничное платье. «Вырядилась, словно в Пейсах!» – подумал Соломон с усмешкой, не без некоторого удовлетворения. Как бы то ни было, но не каждый месяц у этих ашкеназов останавливаются столь высокие гости из самой Венеции!

– Принеси свечи, Айка! – приказала Рахиль одной из девушек – славянок, и та поспешила в соседнюю комнату, торопясь исполнить поручение.

– А вы – обратилась хозяйская дочь к остальным двум – подавайте жаркое, да грязную посуду со стола прихватите!

Девушки безмолвными тенями скользнули к столу и тут же скрылись из вида, унося опустевшую посуду, но отсутствовали недолго. Их следующему появлению предшествовал вкуснейший запах запечёных уток. Когда их на удерживаемых перед собой подносах внесли служанки, к мужчинам снова возвратилось чувство голода. Но девушки не спешили ставить на стол принесённые явства. Они остановились в сторонке, пропуская вперёд Айку с двумя подсвечниками, в которых уже горели две толстенные свечи.

– Поторапливайся! – прикрикнул на неё Шлома – Да ещё тащи, не видищь разве, что двух мало?!

Света за столом было уже более, чем достаточно, столько, что при желании можно было прочесть книгу, почти не напрягая зрение, но всем было понятно, что хозяин желает излишним вниманием угодить гостям, а заодно и похвалиться перед ними своим достатком. Подстёгнутая окриком, Айка поторопилась, и склонённая над старшим сыном Шломы свеча капнула горячим воском на руку. Тот вскрикнул, но скорее от неожиданности, нежели от боли, и с силой оттолкнул успевшую поставить подсвечники девушку. Та, не удержавшись на ногах, упала на дощатый пол, но поспешила сразу подняться.

– Как подсвечники несёшь, дура! – заорал парень – Без оклада остаться захотела? Пошла вон!

Айка выскочила, утирая на ходу выступившие слёзы, а оставшиеся девушки принялись осторожно, стараясь не задеть никого из сидящих, расставлять принесённые блюда. Когда одна из них приблизилась к Натану, Рахиль подскочила к ней и перехватила протянутый поднос. Затем она, ставя его перед юношей, склонилась так, что едва задела его плечо своей грудью, но тут же отпрянула, отворачивая зардевшееся лицо. Кожа её, от природы довольно смуглая, от прилившей крови стала ещё темнее, что только придало привлекательности очаровательному созданию. Натан невольно задержал взгляд на девушке, и он не укрылся от внимательных глаз Шломы. Улыбнувшись в усы, он опустил довольный взгляд и взялся за нож, но был вынужден отвлечься на раздражённый возглас сына.

– Пора преподать урок этим курицам! – заявил он – Лишить её оклада за месяц, пусть за свою неуклюжесть отрабатывает бесплатно!

– И в самом деле, пап! – поддержал его младшенький – Накажи её, чтобы в следующий раз была расторопнее!

При этих словах в столовую с ещё двумя зажжёнными подсвечниками вбежала Айка. Дрожащими руками она осторожно расставила их на столе и встала рядом с ожидавшими распоряжений остальными служанками. Натан бросил в её сторону взгляд, полный соболезнования. Светлорусая Айка чем-то напомнила ему его названную сестру, и он помрачнел в лице. Его реакция не укрылась от хозяйской дочери. Она, вспыхнув, вдруг возвысила голос, и выступив наперекор старшему брату, что с ней не случалось, решительно вступилась за Айку:

– Зачем обвинять её в том, в чём она совсем не виновата? Ведь ты сам сидел, раскинув руки так, что тебя просто невозможно было обойти!

Оба брата раскрыли рты, не ожидая от сестры таких слов, но Шлома не дал им произнести ни слова.

– Хватит пустой болтовни! – прикрикнул он на сыновей – Подумаешь – капнула воском на руку! Разве это повод, чтобы поднимать гевалт при гостях!