Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами

Жёлтый глаз гиганта замерцал. Жгуты одновременно устремились к высоткам.

15.

Юля Миронова – мать Марины и супруга капитана полиции – отложила бесполезный телефон. Ни единой чёрточки в углу экрана. На столе ждали ужина рыбник и оленья вырезка. Бубнил холодильник, стекала в раковину тёплая вода. За стеной лаял, не замолкая, той-терьер.

– Где же вы? – прошептала Юля.

Она не верила в реальность великана, о котором судачили соседи, но тревога распирала грудь. Сам факт, что подъездные бабки сплетничают о великанах, вселял безотчётный страх.

– Да заткнись ты! – крикнула Юля. И Тина внезапно заткнулась. Свалилась набок замертво: крошечное сердечко той-терьера не выдержало напряжения.

– Спасибо, – сказала Юля, полагая, что собака в гостиной просто утомилась гавкать. Что-то тёмное мелькнуло за окном…

Стекло лопнуло, и осколки забрызгали Юлю. Нечто гладкое, извивающееся, вторглось в квартиру, схватило женщину и выдернуло из кухни. Замельтешило: белый холодильник, белый пластик оконной рамы, белые снежинки. Юля повисла в метели, в десяти метрах от земли, и увидела свой дом снаружи и своё окно. Холод резал голые икры, ветер рвал волосы. Бесконечное щупальце, оснащённое пастью и зубами, удерживало Юлю в воздухе, а другие щупальца атаковали высотку. Они били прицельно в горящие окна и вынимали жильцов, как маленькая Марина вынимала шоколадные конфеты из рождественского календаря. Выскребали кричащих людей и поднимали в небо.

Юля подставила лицо ледяному ветру, воздела вверх руки. Она не чувствовала боли, и это было странно, учитывая, что обе кисти отсутствовали, предплечья заканчивались обрубками, а щупальце уже принялось за ноги.

Юля Миронова умерла в воздухе. Кровь капала на снег, выжигая красные проталины.

Когда окна взорвались, и щупальце утянуло во тьму Толика Козлова, его жена Катя запудривала синяк. Грохотал телевизор, по «Матч-ТВ» транслировали футбол, и Катя не сразу услышала шум. Но увидев разбитое окно, Толика в трусах, парящего снаружи, ползущего по ковру питона, Катя кинулась бежать. Толик всегда запирал квартиру на четыре замка, и неглупая Катя смекнула, что не успеет справиться с ними. Она ввалилась в ванную, хлопнула дверью, защёлкнула шпингалет. Здесь она частенько пряталась от пьяного мужа, но ни разу не пряталась от удава.

– Оно убило Толика? – Катя посмотрела в зеркало, облизнула губы. – Оно убило Толика!

По телу растеклось тепло. Катя прикрыла веки. Она была счастлива десять секунд, пока дверное полотно не разлетелось в щепки, пока щупальце не вцепилось в череп Кати и не оторвало ей голову.

На холме, над пятиэтажками, глаз циклопа загорелся жёлтым светом. Жгуты растягивались на километры и опоясывали посёлок, оба района, Рыбозавод и Центральный, проникали в дома. Щупальце прошло через квартиру, сожрав пенсионерку, вышибло входную дверь, проползло вниз по семи этажам, выскользнуло из подъезда и нырнуло в соседний магазин. Вопли продавщицы потонули в вое ветра и противоугонных сигнализаций.

По проспекту пробежали человек десять, щупальца лениво следовали за ними, чуть касаясь сугробов. Воспитательница из детского сада «Морозко» упала на снег и сжалась клубочком. Ей часто снилось, что она умеет летать. В тот вечер сны сбылись.

Сержант Богачёв, посланный искать япошку, жал на газ, автомобиль нёсся по обезумевшим улицам. Люди в панике кидались под колёса. Пару раз сержант кого-то сбивал, машина подскакивала на мясе и костях, но Богачёв даже не обернулся.

– Господи, Господи, Господи, – повторял он.

Над зданием главпочтамта болтались люди, словно марионетки на ниточках, только ниточки были живыми… и голодными. В облаках змеились толстые тёмные вены.

Почва ушла из-под колёс, мир накренился в лобовом стекле. Богачёв хлюпнул носом. Щупальца схватили автомобиль и поднимали его в воздух. Выше, выше, выше…

Высосав водителя – как устрицу из раковины – жгуты отшвырнули «УАЗ». Автомобиль грохнулся о фасад здания на уровне пятого этажа и рухнул на тротуар грудой металлолома. Шина, отскочив, сломала позвоночник бегущему мальчишке.

Всё только начиналось.

16.

Они бежали по туннелю, расчищенному снегоуборочными машинами. Полутораметровые сугробы образовывали ущелье. Ветер резал лицо и норовил кристаллизировать лёгкие. Тимур заткнул рот шарфом.

Какое-то время за ними бежал хвостом десятиклассник Коля Исаёнков, но обернувшись у пекарни, Тимур обнаружил позади только гулкую темноту.

– Не могу больше, – сказала Марина, задыхаясь.

– Можешь! – сказал Тимур.

Он держал её за руку и думал, что, если бы не Марина, сам лишился бы сил. Сел бы на снег и разрыдался.

С чёрных небес на дом, где жила Марина, спускались кровожадные лианы, прошивали здание насквозь. Тимуру вспомнились игровые автоматы, краны-хватайки, вынимающие мягкие игрушки из резервуаров. Дом был ловушкой, и Тимур пихнул Марину вправо. Они сменили маршрут.

– Мамочка! – Марина спотыкалась, оглядываясь. – Тина!

«Всё будет хорошо, – заклинал себя Тимур. – Приедет армия, нас эвакуируют!».

«С чего ты взял, – каркнул внутренний голос, – что в других городах не происходит то же самое?».

Тимур представил огра, стоящего на Красной площади.

Метель атаковала Койск. Исполин, не сдвинувшись с места, уничтожал посёлок. Вокруг фонарных мачт кружились гадостные тени.

Тимур и Марина пролезли под законсервированной семиэтажкой. Между сваями насыпало снега, и пришлось разгребать его, чтобы выйти на соседнюю улицу, к «Дому быта» и магазину, где продавали под запись оленину, свежую горбушу и омуль, куриные яйца втридорога и магниты с белыми медведями для туристов. В зарешёченных окнах «Северянки» мелькнул чей-то силуэт.

Тимур поволок безвольную Марину по ступенькам. Заколотил кулаками по металлическим дверям.

«Открыто», – врала вывеска.

– Тимка! – взвизгнула Марина.

Из-за залепленного снегом здания медленно и величественно выплыло щупальце. Словно голова диплодока на длинной шее.

– Помогите! – закричал Тимур.

Свет в окнах погас.

– Сволочи! – Тимур пнул по металлу ногой и встряхнул Марину, испугавшись, что она потеряет сознание. – Сюда!

Он потащил её прочь, в метель. Спустя вечность, уложившуюся в пять минут, они оказались на проспекте Полярников. Тимур нашарил в кармане ключ, выставил перед собой, как волшебную палочку, как защитный амулет. На площади не было ни души.

«Неужели оно убило всех?».

«Сколько времени понадобится едоку с полусотней рук, чтобы нанизать на полсотни вилок пятьсот горошинок?».

Ключ поскрежетал о стальную планку и провалился в замочную скважину. Дверь открылась, впуская. Тимур заперся и клацнул выключателем. Чучело медведя безразлично посмотрело на школьников. Манекен в национальном костюме нганасан выгулял по паркету тень.

– Моя мама… – Марина всхлипнула.

– Тише! – Тимур буравил взглядом дверь. Кожей ощущал, как что-то идёт из метели, по проспекту, по площади… – Пошли!

Он не стал включать в главном зале свет. Лампы в вестибюле хватало, да и за четыре года он наизусть выучил расположение предметов. В полумраке проступали очертания печки-камелька, резных саней, сёдел кочевников. Под стеклом хранились ритуальные кубки, стрелы и луки, черепа бизонов. Стены украшали картинки динозавров, мамонтов, ископаемых носорогов.

Треск дерева застал беглецов возле чума. Макет традиционного тюркского жилища папа Тимура изготовил собственноручно. Конической формы, двухметровый, покрытый нюком, то есть, оленьими шкурами, чум мог приютить двоих подростков. Тимур впихнул Марину в его нутро, юркнул следом и успел сказать: «Молчи!».

Входная дверь распахнулась.