Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами

В центре Койска, над Койском, стояло, не шевелясь, существо, высотой с девятиэтажный дом. Живое существо. Немыслимое.

Крыши заброшенных зданий едва доставали до его пупка. У существа был пупок величиной с кратер, и Тимур заторможенно подумал о матери, породившей это. У существа были ноги – две колонны, толстые и короткие – короткие относительно туловища, но не относительно жилого модуля, вмёрзшего в снег у великанских стоп. У существа был живот, напоминающий барабан, и впалая грудь без сосков, и гладкая розовая кожа, и пропорции то ли младенца, то ли борца сумо. Подбирая сравнения, Тимур словно подталкивал заиндевевший от шока мозг, заставлял его работать.

Дворняги лаяли, ребёнок кричал. Женщина потеряла сознание и упала на снег; всем было плевать. Кто-то спросил сипло:

– Что это за хреновина такая?

Тимур закрыл и снова открыл глаза, но исполин никуда не делся.

Тридцатиметровая фигура в метели отрицала всё, что знали люди о материальном мире, всё, чему их учили в школах. Они чувствовали себя крошечными и жалкими, букашками, которых сметёт полярный ветер. Они построили дома и провели электричество, улюлюкая, отгоняли медведей от жилищ и стреляли волков. Но из арктического мрака явился гость. Явился в посёлок и встал среди бетонных коробов.

В рот Тимура залетали снежинки. Он щёлкнул челюстью. Не услышал, как подошла Марина, как ойкнула и обмякла, прислонившись к стоящим сзади зевакам.

Белая мгла обволакивала великана. Взгляд Тимура карабкался по сморщенным гениталиям (они больше, чем я, – шарахнула мысль), по шарообразному животу, по какой-то вогнутой, что ли, грудине. К лицу там, в поднебесье.

Лучше бы он этого не делал.

Лицо существа перечёркивала вертикальная щель. Она разделяла пополам дряблую плоть, отличную от эластичной шкуры на ногах и туловище. Щёки (можно это так назвать?) свисали волнистыми наростами и гребешками до самых плеч и ниже, точно мантия. Тимур подумал о старушечьей вагине. Почему-то стало легче – пускай совсем чуть-чуть. Воздух хлынул в пересохшее горло, Тимур сумел дотянуться до Марины и взять её за рукав.

Лишившаяся чувств женщина очнулась, поползла на карачках прочь, не оглядываясь.

Существо дышало: складки чуть заметно набухали и опадали. Эти признаки жизни сводили Тимура с ума. У гиганта отсутствовали волосы и уши, а единственный глаз сидел глубоко в капюшоне, образованном складками шкуры, в верхней части щели (это его рот?). Глаз был полуприкрыт наслоениями плоти. Выпуклый, цвета слоновой кости, не меньше воздушного шара, на котором Тимур как-то раз поднимался в небо в Хакасии.

– Я не могу смотреть! – простонала Марина. – Не могу на это смотреть!

Он она смотрела. Все смотрели.

Собаки скулили, ребёнок плакал. Подъехали полицейские «УАЗы», вышли участковые и папа Тимура. Сержант Маутин врезался в сержанта Богачёва, и оба упали. Никто не обернулся. Какая разница, что творилось вокруг? Какая уже разница?

Гигант задрал руки над круглой головой. Они терялись в облаках, будто существо было атлантом и поддерживало небесную твердь. Часть рук, находящаяся в видимости, напоминала множество канатов, скрученных в один супер-канат. Вернее, в два.

Вот, на что смотрели, цокая зубами и подрагивая, жители Койска.

Затем какой-то подросток с телефоном растолкал взрослых, чтобы выбрать лучшее место для съёмки, и Тимур тоже вынул смартфон.

12.

Ничего не происходило. Не считая того, что уже произошло.

Миронов подумал о дикарях, впервые увидевших испанскую флотилию на горизонте. Но у дикарей не было видеокамер.

Лес рук вырос постепенно, мобильники прицелились в исполина. Теперь он будет не только в их памяти – до самой смерти – но и на жёстких дисках их компьютеров, и в сети.

Исполин стоял среди пятиэтажек, напоминающих дырявые коробки с подарками. Просто стоял.

Толпа зароптала, зашушукалась. Хор изумлённых голосов. Мамочка, вскинувшись, принялась утешать ребёнка. Губка Боб, койский слесарь, вынул из кармана флягу и хорошенько приложился к горлышку.

– Что это такое?

– Как он там оказался?

– Если пришёл из тундры, почему мы не слышали?

– Сколько же в нём метров?

– Он настоящий?

Миронов отвёл от холма взгляд. Гигантская фигура вызывала тошноту. Она была абсолютно неправильной.

– Капитан, – из ноздри сержанта Богачёва свисала зелёная сопля. – Это же не взаправду?

Миронов промолчал.

– Это массовая галлюцинация, – заявила убеждённо Лидия Ивановна, преподававшая у Марины математику. Миронов отыскал взглядом дочь. Она стояла поодаль, держала за руку младшего Латынина.

– А может, это динозавр? – предположил Губка Боб.

– Сам ты динозавр, – сказал кто-то.

В толпе захихикали. Смех удивил Миронова до глубины души.

– Массовая галлюцинация – это вариант, – сказала какая-то женщина.

– Вы чего, – упрекнул упитанный парнишка, не сводя с исполина глазок камеры. – Это 3D-модель, ну. Голограмма.

– В натуре, голограмма, – хлопнул себя по лбу Губка Боб.

– Граждане, – Миронов кашлянул. Повысил голос: – Товарищи!

Он пошёл сквозь толпу, поднялся на школьные ступеньки. С десяток человек сместили телефоны в его сторону, но большинство продолжало смотреть на холм.

– Прошу минуту внимания!

– Внимание! – рявкнул здоровяк Маутин. Ропот стих. Притихли даже бесхозные псы.

– Спасибо, – сказал Миронов. – У нас, как вы видите, ЧП.

– Да уж видим, – криво ухмыльнулся бородатый рыбак.

– Что это такое, вы знаете?

– Да, что?

Толпа загалдела.

– Не знаю, – сказал Миронов, перехватывая взгляд дочери. – Ни малейшего понятия. Но, я не исключаю, оно опасно.

Толпа ответила шепотками. Из округлившихся ртов вылетали облачка пара.