Старая асьенда доньи Ремедиос

– Под землёй нечему светиться, – потрясённо прошептал водолаз, он всё-таки сел и повёл покатыми плечами.

– Но в море светятся многие организмы, – заспорил капитан, поднимаясь на локте. – Медузы, водоросли… Да мало ли чего может светиться. Кальмары, например.

Старый водолаз посмотрел на него напряжённым взглядом и спросил:

– Вы намекаете на гигантских кальмаров, сеньор капитан?

Капитан молча смотрел на испанца, потом он, словно бы нехотя, ответил:

– Вообще-то, я всегда считал, что гигантские кальмары, как и гигантские осьминоги – это сказки для доверчивых и невежественных матросов, сеньор Ромеро. Сам я ничего подобного никогда не видел… Но свечение было.

– Зато покойный Антонио что-то видел, – сказал старый водолаз.

Капитан открыл уже рот, чтобы рассказать, как почти десять лет назад ныряльщик пиратского капитана Гарсиа тоже был смертельно напуган тем, что увидел под водой, но вовремя спохватился и спросил только:

– Но нашим планам это ведь не помешает?

– Нет, – веско ответил водолаз, и его простоватое лицо осветилось улыбкой. – Плевали мы на всяких там вонючих кальмаров, хоть и светящихся, ведь правда? Действуем по плану… Только, как нам сейчас взять записку?

Капитан помолчал недолго в задумчивости, потом ответил:

– Я вернусь сейчас на бриг и отвлеку хефе Франсиско хитрым вопросом, а когда он отвернётся, вы достанете записку…

Старый водолаз кивнул головой, а потом осторожно спросил, сдвигая шляпу на затылок:

– А позволено мне будет узнать, сеньор капитан, что это за вопрос?

– Да, конечно, – ответил капитан, уже вставая. – Я хочу спросить у него, что ему завтра поднять со старого галеона – золотые самородки или золотые слитки?

Старый водолаз оторопело посмотрел в лицо капитана и спросил почти в испуге:

– А там есть золотые слитки?

Капитан в это время стал отряхивать себя от песка, поэтому он ответил не сразу.

– Да, есть, – наконец, невнятно произнёс он. – Они лежат под развалившейся кормой «Сан Габриэля».

****

Капитан стоял на широком и длинном пляже возле марокканской деревни Сиди Каоки, на прибрежный песок которого обрушивались страшные волны.

Это был свелл – волновой массив, движущийся из эпицентра шторма, и эти волны были несоизмеримы ни с чем, ни с домом, ни с горой, они были выше его сознания, таких волн он никогда ещё не видел, а то, что он видел сейчас перед собой, можно было назвать одним словом – «чистилище».

В следующий миг капитан оказался на гребне такой волны. Его окружали тьма и беспросветный туман, а ветер был такой силы, что на склоне одной волны он вызывал множество других: ветер создал волны поверх волн, и удержаться наверху такой волны капитан просто не смог. И скоро он оказался под водой, где волна держала его, играя с ним в смертельные игры, где становилось всё темнее, где он забыл, что здесь «верх», а что «низ», и где пена отрезала ему путь наверх и не давала дышать, и не давала опору, чтобы подняться и сделать вдох.

И тогда он нырнул ещё глубже, и чем больше была глубина – тем спокойнее была вода, и скоро он смог вынырнуть позади волны, вдохнуть полной грудью и проснуться…

На следующий день дон Барреро опять лично следил из шлюпки за тем, как капитан ныряет, потому что на вчерашний вопрос капитана он быстро ответил, словно ничуть не удивившись: «И самородки, и слитки». Сидящий сейчас рядом с ним в шлюпке капитан Фишер был само нетерпение, он едва сдерживался, чтобы не вскочить и не закричать на капитана, который медленно готовился к погружению.

Капитан нырнул и сначала увидел под водой пузатые борта «Сан Габриэля» – они нелепо раскинулись на морском дне, полускрытые нагромождениями коралловых камней, а потом он опять попал в олибу, и все ненужные сейчас его мысли, все его переживания покинули его, и ему осталось только сосредоточиться на ощущениях своего тела.

Живот и поясница, поясница и шея: он чувствовал в них напряжение и тут же ощущал расслабление в этих местах, и осознание немыслимого, безграничного покоя уже захватывало его обмякшее тело, а руки сами шевелились, набрасывая в сетку невесомые сейчас коралловые камни, ноги скользили в поисках нужного места, а мягкие губы беззвучно шевелились в привычном отсчёте времени. Когда истекла минута, капитан расстегнул балластный пояс и всплыл на поверхность.

Тут его с нетерпением ждали. Капитан Фишер закричал что-то грозное, матросы потащили сетку за трос и тяжело подняли её, немного оторвав от воды. Когда из сетки стекла вся вода, они проволокли её по настилу и с трудом передали в шлюпку капитану Фишер.

Камни в сетке в этот раз были все, как на подбор, крупные и, как оказалось, все они внутри содержали золотые самородки величиной с голову младенца и золотые слитки – весомые кривоватые округлые чурбаки с выбитыми на них цифрами декларации. Пустых коралловых камней не было совсем.

Когда в сетке остался последний коралловый камень, капитан шагнул к старому водолазу, заворожённо следящему за молотком в руках капитана Фишер, и прошептал ему на ухо:

– Сразу берите вправо.

Сеньор Ромеро скосил на капитана усталые умные глаза и коротко кивнул. Капитан стал готовиться к следующему погружению.

Когда он нырнул, все склонились над взволнованной поверхностью, всматриваясь в неё, а дон Барреро опять достал свои часы. Они приготовились ждать, как обычно, минуту с небольшим. Через полторы минуты дон Барреро заволновался.

– Тяните трос! – вдруг вскричал он, вскакивая с банки.

– Тяните скорее! – закричал на плоту сеньор Ромеро и кинулся к матросам.

– Тяните, холера вас задери!.. Всех вздёрну! – заорал капитан Фишер, он тоже вскочил, чуть не перевернув шлюпку.

Но матросы уже лихорадочно выбирали трос, привязанный к балластному поясу капитана. Трос шёл быстро и легко, и скоро в воздух взвился его мокрый оборванный конец.

Господи Иисусе! – всхлипнул кто-то. – И этого съели!..

И тут старый водолаз сорвал через голову рубаху и прыгнул с плота в воду.

Под водой он сразу же мощным гребком повернул вправо, как просил его капитан, и тут же был схвачен им за руку. Капитан, на котором был надет свинцовый пояс, потянул старого водолаза за собой к ближайшим скалам, не давая ему всплыть под выталкивающим действием воды.

Сеньор Ромеро попытался помочь капитану плыть, и это было последнее, что он успел осознать и сделать.

Скоро он почувствовал стеснение в груди и неодолимое, паническое стремление сделать вздох, он дёрнулся всем телом, потом глаза его перестали видеть, и не было желания всплывать и двигаться куда-то, но он ещё какое-то время продолжал слышать, как в его голове, где-то в затылке и в ушах, всё тише и тише стучит чьё-то усталое сердце…

****

Глава 3. Жажда

Очнулся сеньор Ромеро, лёжа на животе, от собственного кашля, а потом и рвоты, в незнакомом месте, среди скал.

В ушах его стоял гулкий шум. Он сел, ладонью вытер с губ розоватую пену и с трудом огляделся. Его окружали какие-то незнакомые люди, рыжий человек поднялся от него с колен и сейчас стоял над ним, улыбаясь, а рядом сидели его сыновья, Мигель и Серхио, и придерживали его за плечи.

– Ну, вот, – сказал доктор Легг. – Я же говорил, что всё будет хорошо.

И тут раздался близкий взрыв – сначала мощный, оглушающий хлопок, сопровождаемый прерывистым треском и гулом, потом окрестные скалы подхватили этот грохот, и земля содрогнулась. Все моментально обернулись в сторону взрыва и напряжённо застыли, вслушиваясь в его затихающее звучание: видеть они ничего не могли, потому что находились на небольшом ровном пятачке среди скал.

Ныряльщики что-то стали объяснять своему отцу по-испански, старый водолаз растерянно крутил головой, словно пытаясь что-то увидеть сквозь скалы.

– Только бы получилось, – с надеждой в голосе сказал мистер Трелони.