Мечты иногда сбываются

– Можно и так сказать поначалу, – Валентину Петровичу стало грустно при мысли о том, сколько наук и дисциплин предстоит перелопатить этим молодым людям, прежде чем они смогут понять, что такое драматургия кино.

Николай, как и другие однокурсники, не сразу приступил к записным книжкам, в отличие от девушек, они сразу же стали строчить всевозможные записи, чтобы показать педагогу.

Тот складывал их в свой бездонный пузатый портфель, обещая прочитать и потом обсудить написанное.

Лишь в январе 85-го года, приехав из Алатыря, больной и безмерно уставший, он неожиданно для себя сел как-то вечером за свой обеденный – письменный стол у стены, и вынул из стопки бумаг три общие тетради, лежавшие в сторонке до лучших времен.

Давно еще, поступив в 70-м году на курсы художников-декораторов при студии «Мосфильм», он купил по случаю сразу десять общих тетрадей в коричневой дерматиновой обложке, по 44 копейки штука. В каждой из них было 96 листов в клеточку.

Он давно мечтал обзавестись парой общих тетрадей, а тут так вдохновился, ведь он будет обучаться профессии художника кино, что приобрел сразу десять. Целое богатство. Пиши – не ленись.

Трех тетрадей хватило на весь год занятий.

Еще четыре были пущены под словарный запас с транскрипцией и переводом, правила по английскому языку, уже с 82-го года, с началом его учебы во ВГИКЕ, и на 4-м курсе ему предстоит экзамен, чтобы сдать его, нужен максимум усилий.

Вот и сейчас, приехав из гостей поздно вечером, его соседки давно уже спали чутким сном младенцев, и не реагировали на внешние звуки, он попил чайку и сел за стол.

Оставшиеся три тетради лежали теперь не в сторонке, а на особом, надлежащем им месте в стопке, на виду.

Уже полгода он вел записи, в одной тетради у него дневник, где примерно то же, что положено записывать будущим классикам, в другой словарь, третья предназначена для заявок и планов.

Открыв тетрадь-дневник, с удовольствием прочитал:

«Одна из наиболее важных проблем – проблема любимого героя, не только положительного.

Например: Гекельбери Финн, Том Сойер, Карлсон, не относятся к разряду совсем положительных героев, но они любимы читателями, и этим все сказано.»

Он улыбнулся, и углубился в чтение своих записей, подумав попутно, что прав был Валентин Петрович, когда объяснял наивным первокурсникам, насколько важны для пишущего человека записные книжки.

Прочитав последние записи, сделал следующую:

«Однако, еще до записных книжек, я писал вполне подробные записки декоратора, где описывал все; когда с кем и на каких картинах я работал, где проходили натурные и павильонные съемки, о людях, с которыми меня сводила судьба.»

– Так что, Валентин Петрович, мои записки декоратора, это прелюдия к записным книжкам сценариста, и пишу я их с 1970 года, так-то вот, дорогой учитель, – вслух завершил он свой заочный диспут с ним, и побрел к своему дивану, надо поспать немного, отдохнуть, а то уже сам с собой веду беседу.

Действительно, с самого начала работы на студии, Николай начал делать записи, где писал, когда и на каких картинах он работал, с кем, в каких командировках побывал, в каких городах и селах, с кем доводилось встречаться, даже о любовных успехах он не забывал упомянуть.

Со временем эта привычка в нем укоренилась, кроме последней, росли листы бумаги с записями, количество картин. Как бы своего рода записки декоратора.

Теперь, во время учебы во ВГИКЕ, он начал вести записные книжки сценариста, в которые вносил свои мысли, творческие планы, даже заявки и сюжеты будущих сценариев.

Однако, не забывал и о записках декоратора, которые позднее перевоплотились вместе с дневниками сценариста в настоящие летописи жизни, в краткой форме вносимые им в ежедневники.

При необходимости осветить память о прошлом, он мог вынуть с полки нужный ему год, и на душе становилось тепло, когда он перечитывал свои записи.

Сразу вспоминалась еврейская мудрость, заповедная для него.

«Свет прошлого озаряет всю нашу дальнейшую жизнь.»

Предчувствие

Проснулся поздно, настроение боевое. Открыл окно, выходившее на проспект, сегодня даже гул от множества машин и чад от выхлопных газов не могли испортить ему настроение.

Он был явно взволнован, предчувствие чего-то нового, неизведанного ранее, не покидало его с утра.

Умывшись, и вскипятив чайник на кухне, сел за нехитрый завтрак: чай с хлебом с маслом, да пара вареных яиц.

Звонок в дверь отвлек его от обзора рядов книг на столе, и рабочего графика контрольных работ для студентов четвертого курса сценарного факультета на 1985-86 учебный год, висевший на стене в самом центре, прямо перед ним.

Помимо работы на студии, предстояло выполнить 15 контрольных работ, чтобы сдать 7 экзаменов и 4 зачета.

Правда, очередная сессия будет с 15 апреля по 13 июня следующего года, времени на подготовку много, но надо еще написать по мастерству киноновеллу, пару заявок, и два варианта полнометражного сценария.

Только тот, кто учился во ВГИКЕ, понимает, насколько огромен груз заданий, нависший над бедным студентом-заочником, как дамоклов меч. Он посмотрел на фотографии, где он с отцом и дядей сидят в его комнате, и на душе полегчало.

Как только Женька Кочетков напечатал их, он сразу же повесил самые лучшие на стене, и с тех пор частенько смотрел на своих родных, скрашивая этим свое одиночество.

«Проходите, он пока дома», – донесся из коридора голос одной из соседок, открывшей входную дверь, и на пороге комнаты объявилась его бывшая жена, Надежда Константиновна.

– Что, не ожидал увидеть меня? – ехидно-ласково улыбнулась она, окидывая цепким взором сразу всю комнату вместе с ее содержимым, и вперив затем очи в завтракавшего хозяина.

– Проходи, садись, – Николая как холодным душем обдало от нежданной гостьи, к его счастью, уже не жены.

– Приглашения не дождалась, решила сама зайти, посмотреть, как ты проживаешь. А что, неплохо. Комната большая, светлая, потолки высокие. Даже лифт есть.

Подойдя к столу, оглядела ряды книг, учебники, стопы пишущей бумаги, график на стене, пишущую машинку «Унис».

– Мне на работу пора ехать, ты уж извини.

– Ничего, извиняю. Похудел, рубашка грязная, брюки мятые, ботинки не начищены, – от ее всевидящего ока не ускользнет ничего. Он знал это, испытал за много лет совместной жизни на своей шкуре. Настроение испортилось.

– Еще не успел начистить, – успел вставить свое слово хозяин дома, убирая со стола посуду и смахивая крошки на пол.

– Чего скуксился, я не надолго. Пора тебе за ум браться, если не хочешь сыновей потерять, – сразу взяла она быка за рога. – Я все уже разузнала. Можем снова зарегистрироваться, и съехаться. Мама не возражает. Дело за тобой.

– Как это? – не сразу понял бывший муж.

– Нашу 3-х комнатную и твою комнату обменяем на большую 4-х комнатную квартиру. Хватит ссор, пора детей воспитывать как положено. Не согласишься на мое предложение, запрещу видеться с сыновьями. Раз и навсегда. Ты меня знаешь.

Николай молча кивнул. Что тут сказать.

Закрыв за Надеждой входную дверь, он вскоре вышел за ней следом. Заглянув в почтовый ящик, обнаружил в нем письмо из Алатыря, от матери. По пути на работу, прочитал его.

Мать сообщала, «что они с Игорьком живут на Стрелке, у тети Фроси, гуляют, ходят в гости к знакомым. Все тебе передают привет. Как вернемся в Мурманск, напишу еще.»

Он обрадовался, хотя визит бывшей жены к нему испортил все настроение. – Пристанет, как банный лист, планы у нее прямо наполеоновские, – бормотал он про себя, и не без оснований.

– Надо ускорить обменный процесс, и переехать куда-нибудь подальше от них. Чем дальше, тем лучше.