– Извините, вы напрасно морщитесь, любезный Иосиф Давидович! Наш великий поэт Михайло Ломоносов совершал и великие открытия в физике и математике. А вот, к примеру, итальянский гениальный художник-живописец Леонардо да Винчи изобрёл ещё в начале шестнадцатого века вертолёт, но ему, увы, не поверили, и в результате стали летать на вертолётах только триста лет спустя. Три века потеряли!.. Для изобретателя главное не профессия, а – голова. Поэтам-изобретателям тоже, извините, надо верить, Иосиф Давидович.
– А я имею интерес ещё раз посмотреть ваши деньги, – попросил хозяин кабинета.
Гость выудил из кармана куртки две сторублёвки, выложил на стол. Иосиф Давидович нацепил на мясистый солидный нос очки в золотой оправе, тщательно обсмотрел купюры, общупал, обнюхал и даже лизнул. Достал мощную лупу из ящика стола, ещё раз исследовал по миллиметру, как и все прежние купюры этого Лохова. Большой театр со всеми восемью колоннами на месте, на другой стороне крупным планом верхняя часть театра – четыре вздыбленных коня, колесница, бог греческий Аполлон со своей лирой и, прости Господь Вседержитель, даже потцен у бога языческого неприлично из-под одежды, как и положено, торчит-выглядывает… Тьфу! Та-а-ак, и номера у банкнот разные, но, главное, водяные знаки-изображения – тот же Большой театр и цифра 100 – на месте и тайная микроскопическая нить-строка ассигнацию, как и положено, поперёк пронизывает – ЦБР 100 ЦБР 100 ЦБР 100…
– А я имею интерес ещё спросить, – глянул поверх золотых очков на гостя Иосиф Давидович. – Зачем две? Зачем это всегда только две сторублёвые красивые бумажки?
– Извините, извините! Это просто: за одну, так сказать, смену я не в состоянии больше сделать, не успеваю. Вот на эти две красивые, как вы выразились, бумажки я затратил десять часов напряжённого труда…
– Это довольно интересно, – сказал Иосиф Давидович, – но я хотел ещё спрашивать: почему не пятьсот? Вы бы сразу получали иметь целую тысячу!
– Э-э, извините, дорогой вы мой Иосиф Давидович, тут уже психология! – как-то снисходительно пояснил бывший учитель. – Тут логика, здесь уже тонкий расчёт. Вы ведь тоже отлично знаете, что в нашей провинциальной глуши пятисотрублёвые ассигнации – вещь редкая. А особенно, извините, в руках вот таких, как я… скромно одетых людей. С ними жуткие проблемы всегда были бы, а особенно до 17-го августа. Ни сдачи получить, ни разменять, да ещё и боятся пятисотрублёвок продавцы, сверхтщательно проверяют. Ну вот, я и решил не рисковать и пока специализироваться на сотенных. Во-первых, я тогда, когда затевал это дело, ещё не уверен был, что достигну таких великолепных результатов. А во-вторых, я, напротив, уверен был до этого проклятущего чёрного 17-го августа, когда рубль сразу аж в три раза похудел, что мне вполне будет хватать на житьё-прожитьё и сторублёвок… Логично?
Иосиф Давидович словно не слышал вопроса, задумался глубоко, формулируя главную ещё неясную для него туманную загвоздку в этом деле. Сформулировал-слепил:
– Коль раз вы до меня пришли и рассказываете такие интересные вещи, то и я имею интерес до вас спросить: а зачем вы до меня пришли?
– Извините! Но я же сказал-объяснил уже: я предлагаю вам стать моим компаньоном. Или, если угодно по-современному, – моим спонсором. Дело в том, что я доработал-усовершенствовал своё изобретение, придумал – как механизировать процесс. Для этого надо купить-приобрести кой-какую хитроумную импортную аппаратуру-технику. Техника эта стоит довольно прилично и продаётся только за валюту. Но это не страшно – она окупится сказочно быстро, буквально за две-три недели… А вот почему я именно до вас, дорогой Иосиф Давидович, пришёл: так, во-первых, в этом доме над вашей «Золотой рыбкой» живёт моя бывшая, но любимая мною жена, а во-вторых, – вы мне симпатичны, Иосиф Давидович, извините… Вы слушайте сюда: по моим подсчётам, мы с вами будем в день – в один день! – выпускать денежной бумажной массы на сумму… десять тысяч рублей…
Гость впился в окончательно взопревшего Иосифа Давидовича победительным взглядом, добавил-придавил ещё:
– А то и больше! Извините! Наверняка больше! Причём, заметьте особо, дальновиднейший Иосиф Давидович, мы с вами сможем для безопасности изготавливать не только сотенные купюры, но и пятидесятирублёвые, и ваши любимые полутысячные, а захотим, то для куражу и – десятки…
– А баксы-доллары? – вдруг сдавленным голосом даже не спросил, а как-то квакнул Иосиф Давидович.
– Извините! Ноу проблем, как говорят американцы, – весело всхохотнул Лохов. – Мы и над этим со временем пораскинем мозгами. Всё в наших руках, дорогой вы мой, драгоценнейший Иосиф Давидович. Был бы, как говорится, первоначальный капитал…
Хозяин «Золотой рыбки» снова машинально снял парик и утёрся
Господь Вседержитель!
* * *
Но Иосиф Давидович был старым опытным евреем – его за десяток фальшивых сотенных не проведёшь.
Уже наслаждаясь сладкой истомой под ложечкой от предчувствия-предвкушения громадной удачи, он всё же твёрдо решил про себя: суетиться и спешить – это глупство. Надо обязательно поближе познакомиться с этим Лоховым, побывать в ближайшие дни в его фальшивомонетской мастерской, своими глазами и через лупу увидеть, как он изготавливает-печатает свои денежки…
Но гость вдруг жёстко ухватил Иосифа Давидовича за горло и взялся сжимать-сдавливать, перекрывая кислород. Образно, конечно, говоря. Оказывается, завтра, 31-го декабря, это нужное оборудование ещё будет продаваться по старым ценам, а вот после Нового года оно подорожает аж на 20, а то и целых 25 процентов! Это Лохов знает точно, потому что запрос писал в ту торговую фирму московскую, где только и можно приобрести такую современную технику, и ему неделю назад пришёл ответ.
Иосиф Давидович, разумеется, заимел интерес взглянуть на этот документ, но у посетителя его с собой почему-то не оказалось. Он предложил будущему компаньону заглянуть, не откладывая, к нему домой, там окончательно договориться и начать действовать. То есть, Иосиф Давидович вручит Лохову нужную сумму, тот утром сядет на машину (у него есть знакомый частник с «Газелью») и помчится в столицу… Почему не ночью? Да разве ж по такому гололёду да ещё в наши бандитские времена с большими деньгами можно ездить ночью по дорогам! Нет, рисковать не стоит, да и ни к чему. Ведь главное – оформить 31-го до 16:00 документы и внести-заплатить по ещё старым ценам деньги в кассу. А потом Лохов с водителем встретят-переждут в Москве праздник (ведь Иосиф Давидович выделит и на командировочные расходы – всё это потом окупится-возвернётся с лихвой!), затем хорошенько проверят-испытают купленную технику и привезут аккуратненько домой. И начнётся у него, Иосифа Давидовича, жизнь сказочная, как у царя Соломона.
Хозяин «Золотой рыбки» всё ещё мучительно колебался-раздумывал, но будущий компаньон доубедил-добил его мудрой притчей:
– Извините! Вы знаете, дорогой Иосиф Давидович, какую историю-диалог любят повторять деловые американцы? «Тук! Тук! – Кто там? – Это я, твой шанс! – Неправда, шанс два раза не стучит!..»
Да, да, что шанс во второй раз может не стукнуть – это Иосиф Давидович знал преотлично. Уже сколько раз в своей жизни, особенно по молодости, упускал он свой шанс, имел такое глупство – не откликаться, не реагировать на первый его стук. О-о-о, лишь один Господь Вседержитель знает-ведает, сколько пришлось натерпеться-выдержать из-за этого в жизни Иосифу Давидовичу – куда там многострадальному библейскому Иову! Вот был такой хороший сочинитель, тоже по фамилии Гроссман, – так вот, разве что только он смог бы написать-создать ещё один роман «Жизнь и судьба» – уже про Иосифа Давидовича и за его биографию. Там бы всё рассказано было. Как во времена Моисеевы мыкались-блуждали сорок лет несчастные евреи по пустыне, так и Иосиф Давидович вплоть до зрелых лет не находил выхода из пустыни бедности… Тот Гроссман, сочинитель, описал бы, как пришлось бедному Иосифу Давидовичу из родной Одессы экстренно и навсегда в чужие края бежать-подаваться, и почему у него нога покалечена, а вместо родных зубов сверкают сплошь вставные… Описал бы, зачем они с первой женой, Розой, долго детей не заводили и как почти в последний момент перед рождением избавились от первенца Венички, а когда вздумали всё же заводить-рождать наследников, уже поздновато было: вот и померла Роза, народив второго, Яшу, ставшего первым и единственным, помучилась ещё несколько лет на этом жестоком свете и отошла к Вседержителю… Поведал бы тот сочинитель-писатель Гроссман всему миру, как безутешно плакал-стенал Иосиф Давидович за дорогой покойницей и как почти целый год вдовствовал… Показал бы в книге и как дщерь соседская Светлана-рыбонька безжалостно смеялась над ним и говорила, мол-дескать, старость жениха она ещё терпеть согласна, но вот постыдную и позорную бедность – ни за что! Так что пока Иосиф Давидович не станет новым русским, настоящим бизнесменом, а не владельцем одного жалкого комка-киоска, – она будет только смеяться ему на лицо и лучше будет продолжать жить с родителями, хотя ей уже и под тридцать…
А ещё романист-сочинитель ярко бы и описал, как однажды всё же рискнул Иосиф Давидович, не упустил свой шанс, услышал-распознал первый же его стук. Его тогда вот так же припёрли неожиданно к стенке, не дали времени на раздумья: ежели через сутки требуемую сумму не принесёшь – «Золотая рыбка» тебе не достанется, другой перекупит… Рискнул Иосиф Давидович, наплевал даже на еврейскую субботу и, хуже того, почти, можно сказать, на преступление пошёл, но добыл всего за один день – да что там, всего за несколько часов! – недостающие деньги, успел купить-приобрести вожделенную «Золотую рыбку»…
Поведал бы и дальше писатель-биограф, как пошли у Иосифа Давидовича дела в гору, как уговорил он Свету-рыбоньку стать его супругой законной, как наобещал ей золотые горы… Увы, и ещё раз, увы! Кто ж не знает, что у женщины аппетит во время еды приходит: мало стало его рыбке доходов от «Золотой рыбки». Господь Вседержитель! И «старым жидом» обзывать начала, и грозиться взялась, что-де бросит-уйдёт, а уж ребёнка зачнёт от другого – это без сомнения, ибо он, Иосиф Давидович, «старый жид», не только деньги большие зарабатывать не умеет, но и детей уже делать-строгать не в состоянии…
Да и самому Иосифу Давидовичу, если честно, доходов тоже давно стало не хватать. Сына Яшу надо уже отправлять в Америку продолжать обучение, – а как же, не лох же он какой-нибудь, а Гроссман! Рэкетиры эти доморощенные, баи-боровы вонючие уже окончательно достали. Цены на продукты каждый день скачут-повышаются, – где ж тут большой прибыли нагребёшь? Не-е-ет, надо ноги всей семьёй делать из этой страны и как можно дальше. Ближе к земле обетованной. Но, конечно, не в Израиль, а – в Германию или ещё лучше сразу за океан, в благословенную Америку-Евреику. А там без нескольких миллионов даже и правоверному еврею делать нечего, не то, что выкресту…
И вот: «Тук! Это я, твой шанс!..» Иосифу Давидовичу уже шестьдесят, и это раздался, без сомнения, последний в его жизни-судьбе стук персонального шанса. На-и-пос-лед-ней-ший! Но, может быть, и даже притча почти Соломонова не так подействовала на Иосифа Давидовича, как заверение Лохова, что он даст-оставит ему очень важные гарантии, каковые находятся там же, у него дома.
– Ну, ладно! За то, что я хочу накормить двоих голодных птенчиков – пусть меня накажет Бог! – сказал Иосиф Давидович. – Но я не хочу погибать через глупство. Я иду сейчас без денег. Я иду смотреть подробностей и гарантий своими глазами. Я имею этот интерес!
Гость облегчённо перевёл дух и чуть было тоже не сдёрнул парик, чтобы утереться. Но удержался, схватил поспешно рюмку, жадно хлебнул-заглотил праздничный коньяк, в виде тоста выдохнув:
– Ну, вот и славненько!
* * *
О-го-го! Господь Вседержитель!
У этого странного Лохова оказалась солидная трёхкомнатная квартира на улице Энгельса, считай в центре – с мебелью, пушистой рыжей кошкой и собакой-таксой.
Иосиф Давидович, дабы не мучиться подозрениями, без обиняков заявил, что имеет интерес узнать-увидеть своими глазами за прописку. Хозяин квартиры охотно достал паспорт, Иосиф Давидович осмотрел через лупу: Лохов Иван Иванович, русский, разведён, детей нет, фото на месте, штамп прописочный чёткий – Энгельса, 8, кв. 31.
Хозяин между тем выставил из пакета на стол в большой комнате бутылку коньяка, бутылку мартини, свёрток с бутербродами, упаковку замороженных креветок, связку бананов, коробку конфет – дары «Золотой рыбки»… Стоимость всего этого явно превышала сумму в двести рэ, оставшиеся в кабинете Иосифа Давидовича, ну да пусть – что ж теперь считаться: уже как бы складчина компаньонов-подельников получилась.
– Извините! Драгоценнейший Иосиф Давидович, давайте-ка по рюмашке для сугреву, по нашему русскому обычаю, – энергично потёр руки Лохов.
Он как-то возбуждался всё больше, словно пьянел. Видно, ещё до прихода в «Золотую рыбку» приложился… Впрочем, под столом стоял недопитый огнетушитель портвейна «Агдам». Иосифу Давидовичу это чрезвычайно не нравилось. Он незаметно ощупал бумажник на пояснице, в потайном кармане, брюзгливо осмотрелся. Со стен на него сурово, как Моисей в его собственном кабинете-офисе, взирали-смотрели каких-то два мрачных господина. Хозяин, заметив интерес дорогого гостя, всхохотнул, распушил бороду.
– Извините, это наши свидетели будут. Слева, вон тот – Станиславский Константин Сергеевич, известный реформатор театра. Это как раз он всё время восклицал: «Не верю!» Помните? А вон тот, справа, – Островский Александр Николаевич, знаменитый сочинитель пиес про толстосумов-мироедов и купчин-жидовин всяких… Уважаемые люди! Я имею в виду, извините, Станиславского и Островского. Спасибо, Иосиф Давидович! Извините! Давайте и за них выпьем!..
Иосифу Давидовичу теперь уже явно услышалась насмешка.
– Бросьте этих глупостей! – скривился он. – Вы только и думаете об выпить. Давайте дела делать, а потом уж и будем думать об выпить…
Но Лохов всё же хряпнул единолично рюмашку стограммовую и сжевал бутерброд с сервелатом, извиняясь и оправдываясь, что-де у него во рту с самого утра маковой росинки не было. Он также выделил пару бутербродов таксе, а коту, истошно требующему своей доли, покрошил в его чашку колбаски. И только после этих забот о колбасе насущной приступили к коммерции.
Для начала Лохов чуть больше приоткрыл завесу над своим эпохальным изобретением и процессом кустарного производства денег. В нише, в глухой кладовочке он продемонстрировал Иосифу Давидовичу фотоувеличитель «Нева», мощный театральный софит-осветитель с фиолетовой лампой, какой-то амперметр, реостат и прочие электрофизические приборы, целую батарею склянок с химическими реактивами, стопу нарезанной по формату сторублёвок какой-то велюровой, что ли, бумаги… Но главное, будущий компаньон показал гостю уже почти готовый образчик-экземпляр продукции – сотенную купюру, одна сторона которой, с конями и потценом, уже совсем и полностью была чёткой, готовой, а другая – ещё совершенно бледная, туманная, недопроявленная: словно травленная кислотой…
– Извините, самое трудное, – пояснил убедительно Лохов, – нанести и закрепить водяные знаки, потайную нить-строчку, а также обновлять каждый раз номер купюры. Приходится одну и ту же стадию – электролизную, ионизирующую, купажную или фотопроекционную – повторять многократно…
Впрочем, дальше вдаваться в подробности этот новоявленный алхимик не стал, пояснил лишь ещё, что при машинном производстве процесс ускорится в десятки раз, а может быть, и в сотни…
Тут же был предъявлен и ответ из Москвы: почтовые штемпели, обратный адрес – всё даже и через лупу выглядит солидно, достоверно. Внутри пакета – фирменный бланк на атласной бумаге с грифом АО «Бертольт-Брюдер»: «Уважаемый г. Лохов И. И.! По Вашей просьбе высылаем Вам проспекты и прайс-лист. Рады Вас видеть в числе наших клиентов. Напоминаем, что, по независящим от нас причинам, с 1 января цены на наши товары будут повышены как минимум на 20%. Спешите сделать покупку! 31 декабря мы работаем до 16:00, 1, 2, 3 и 4 января – выходные дни. Наш адрес: 123609, Москва, Красная Пресня, 12, офис 13».
Лохов взялся подсовывать Иосифу Давидовичу проспекты, тыкать-указывать пальцем в красочные фотокартинки.
– Вот, извините, офсетная настольная печатная машина «Линотипе-Хелль». Она в пять цветов одновременно может печатать. Это – чудо! Но мы с вами, дорогой Иосиф Давидович, извините, скорей всего, остановим выбор вот на этом чуде: гляньте – формная копировально-множительная машина с компьютерным управлением МISОМЕХ SR 70… Вы понимаете – эм! и! эс! о! эм! е! икс! эс! эр! семьдесят?!..
Лохов уже вопил в каком-то ёрническом экстазе. Иосиф Давидович, в свою очередь, уже ошалел от этой тарабарщины.
– Сколько? – плаксивым голосом спросил он. – Я имею интерес спросить: сколько это стоит?