Твой надутый баллон
Устремляется ввысь,
Где балкон –
А с него
Виден Аустерлиц.
Наполеон –
Леннон Джон,
Только без Йоко Оно.
Он меняет треуголку на стетсон у масона.
Он сексот, это точно. Помилуйте, плиз…
Это бред. Это русская хрень. На карниз
Выбирается, крадучись, полдневная кысь.
И ты броское «брысь!» произносишь так мягко,
Что становится ясно: провалена явка,
И пассаж подан с кровью, без особых затей
Старым мастером мертвых кистей,
И разбитый рот черно-белых клавиш
Под рукой зуботычащей бога славит.
Так писала Ахматова о соре и сюре.
С этих улиц выстрелы Веры Засулич
Разнеслись по империи, как Эхо, Нарцисса
Оплакав, неожиданно прибавила в «бисах».
Я хочу Винни-Пуха.
Я хочу пира духа.
Дыр в подушках и перьев.
Нам везет. Для сравненья.
Я боюсь мира с пушкой –
Это вам не игрушки.
Пусть торчат дыбом патлы –
Все равно мы крылаты.
Пусть молчат наши иннер
Голоса, пусть я длинный,
Как верста, но я – в розах,
И пойду осторожно.
…И ты идешь в минимаркет на обратном пути,
Горделиво игноря ихний месседж «вход рядом»,
И ты слышишь, как, очередь тираня, кассир-
Ша командует хрипло: выкладываем!
И ты выложишь. Чек твой рванет, как чека,
Разнося все в клочки на семейном скандале…
Кысь ухватит с ухмылкой два бонус-сырка
И сожрет их позднее в подвале.
Это рэп от блондинки из шестого окна.
Это трэш от любимца всего интерната.
Это лучшие в мире стихи. И я зна-,
Что взрывается не чека.
А граната.
Кривой эфир
Передают:
Открыли поэта