И смотреть, как летят пчелы рыжего роя,
Прочь гоня, словно Ио, ревущую тьму.
Вон зеленый костер в центре сада пылает.
Ты рукой своей плотной поводишь над ним.
И на миг гипотетика мозг твой пронзает,
И ожог метой Каина в мысли храним.
Не зажаришь на нем ты добычи исконной,
Но и сам не сгоришь. Наши желты костры.
Мы душою еще в подземельях паленых,
Нам до зелени этой – расти и расти.
Мы в чесотке азарта сдираем приличье,
Прорываясь с пожаром ружей в мир лесов.
Это нежность с нас сходит, как пух ангеличий.
Обрастает дракон чешуею костров.
Если есть в мире феникс, то он – изумрудный,
А оставшийся пепел его снежно-бел.
Мы же носим в нас тлеющий уголь загрудный,
Как естественный двигатель танковых тел.
Мы из ада. Ведь он – в наших лицах горячих,
В бледной женщине, с нашей едящей руки,
Отдающейся нам, исступленья не пряча,
Потому что в нас пламя подземной реки.
Но зеленый костер, над которым трепещет
Воздух, сладко дрожа от блаженства любви –
Не из черных, обугленных адовых трещин
Его пламя взвилось. Но о том ты ни-ни.
Кто спешается возле него, кто в молчанье
Его искр полет и узор все ж следит?
Если здесь наше царство, оно же – изгнанье,
Как назвать нам владенье миров посреди?
Как назвать нам владенье куста, и травы, и
Еще лепестков, и летучих семян,
Если дышит на нас чем-то злым, ядовитым
Из скромнейшего сада – не буйных лиан?
Это тонкий огонь, это жар самой жизни,
Это знак, что неполно твое торжество,
Человек. И ты рыщешь по саду садистом
И нещадно, за ночь, вырубаешь его.
Но останется что-то. И воздух жжет горло,
И слезятся, как будто от дыма, глаза
Этим утром свежайшим. Придет аллерголог
И сочувственно скажет: природа, растак…
Но ребенок больной не в оранжевом рое
Будет яркого рая знаменье искать.
Подожжет он твой мир насаждением новым,
И роса по щекам его будет стекать.
Шаманы всеединства прострут свои ветви;
Исходящая семенем, мыслью, смолой,
Их кора станет грамотой нового века.
Шевельни же губами, великий немой.