Парит над ней вихорьей закорючкой,
Как крюк подпотолочный дан петле,
Как ствол – виску, как счастью – миг и случай.
Махорка. Эмпирей. Бубнит прогноз.
Цой кончился. Но нам уже до фени.
Я Уицилопочтли. Только нос
Во мне напоминает дядю Беню.
Смотрю в твое небритое лицо
И думаю: мы пьем, пока мир зыбок.
Но если станет ядерно светло
На улице от смеха и улыбок?
Епитрахиль. Товит. Швея. Змея.
Я чувствую, ты бредишь драйвом шмона.
Аллилуйя, мог бог! А тут ли я?
Не папироской выжжена икона.
Вино идет неплохо. Мы молчим.
Ты помнишь кистеней дуэт вечерний?
Все топорами прирастает дым.
В бычки срыгнул – и снова есть консервы.
Люблю тебя. Но только после двух
Стаканов. Я не верю в наши души.
Как глупо, взяв за жопу, видеть дух
Святой в своей сварливой старой клуше.
Я помню, как в фойе она дала
Какому-то, простите, другу детства…
А, это ты был. Точно. Ну дела.
Как странно все и тонко в мире секса.
Мне жизнь давала фору. После – в глаз.
Потом – шел протокол за протоколом.
И вот, сижу и думаю о нас
За двадцать первой – все еще не колом.
Как выпью, о спасении молю.
Для всех. Ну вашу ж мать, какие люди!
Ведь все при них! Воистину люблю.
Пока наутро злоба не пробудит.
Смотрю на вас. Ты спишь. Твоя жена
Тихонечко под бок к тебе прибилась.
Я слышал, час назад она вина
Остатком воровато похмелилась.
А чья вина? Моя, твоя, вождя?
А что страна? Лежит, стоит, гуляет?
А вера… Тут летит дракон-сушняк
И все внутри огнем испепеляет.
Я думаю: а если встать, уйти.
Я думаю: лежи. Останься с ними.
Могилы наши, боже, не найти.
Да и вообще, не Лазарем единым.
Смотрю в твое небритое лицо.
Ведь были мы, дружок, с тобою дети.
А стали Гоги. Но, в конце концов…