– Есть, да дурак, – отвечала Данка.
– Больше лгун, – несмело проговорил Омнепотенский.
– Как лгун, на кого он лжет?
– Он все на себя, – отвечал Омнепотенский. – Вот еще недавно… он физиологии не знает и говорил, будто один человек выпил вместо водки керосину, и у него живот светился насквозь. Ну разве может живот светиться?
– Ну а из дам, что у вас попригоднее?
– У нас всё франтихи, – отвечал Омнепотенский. – Ни одна ничем не занимается, кроме Дарьи Николавны.
– А ты молодец, что не обчекрыжила волосенок, – заметил Термосёсов Данке, – в Петербурге это брошено, но у вас в губернском городе пропасть я видел. Не знают, дурочки, что нынче ночные бабочки этак нигилисточками ходят. Ты не делай этого!
Омнепотенский был немало сконфужен этим переходом Термосёсова с Данкою на “ты” и со скромностию, стремящеюся закрыть чужую ошибку, заговорил:
– Есть здесь Меланья Ивановна Дарьянова, Валериана Николаевича жена, она, впрочем, только очень хороша собой.
– Да у вас вкус-то хорош ли? – спросил Термосёсов.
– Это все говорят.
– Любит, чтобы за ней ухаживали?
– О, еще бы, – отвечала с презрением Данка, – в том все ведь и заботы.
– Любит?
– Страшно.
– А мужа любит?
– Я ее об этом не спрашивала, – сказала Данка.
– Не спрашивала! А ты как думаешь, если я за ней вздумаю поухаживать? Ты мне поможешь?
Данка почувствовала, что она с величайшим удовольствием плюнула бы в лицо своему просветителю, но – удержалась. Омнепотенский же глядел то на Бизюкину, то на Термосёсова, как остолбенелая коноплянка, и в матовых голубых глазах его светились и изумление, и тихий, несмелый упрек Данке.
Термосёсов же, получив определение всего общества, в котором ему предстояло ориентироваться, немедленно прервал столбняк Омнепотенского, сказавши ему:
– Ну, а расскажите же мне теперь, из-за чего же вы тут воюете и как вы воюете? – и получил от Омнепотенского подробное описание его ссор, побед и поражений. Термосёсов потеребил и помял в пальцах свой нос и сказал:
– Да; так вот он каков, этот Туберкулов!
– И представьте, у него такое твердое положение, что я вот вам еще расскажу, что было третьего дня вечером и сегодня. – И Варнава рассказал свою историю с Данилкой и потом историю Данилки с Ахиллой и добавил:
– Вот извольте видеть, ничего нельзя сделать. Сегодня же они опять все за Туберозова. Я сейчас шел к Дарье Николавне мимо мещанской биржи, это у нас так называется место, где мещане на берегу валяются, – так они меня просто чуть не съели. Вы, говорят, Варнава Васильевич, нас всегда так. Ребят, говорят, наших в училище смущаете, их за это порют, а теперь Данилу до такого сраму довели… Ну и начинай опять все наизново.
– Все наизново, брат, все наизново, – сказал Термосёсов. – А оттого-то у нас так ничего и не выходит, что преемственности нет, а всё как в Кайдановской истории: каждый царь царствует скверно; наследник воцаряется мудрецом и исправляет ошибки, а сам опять все поведет еще хуже, и так все до последнего. Но пора все это взаимное исправление бросить. У тебя, Дана, есть дети?
– Есть, – отвечал за нее Омнепотенский.
– Мальчуганы или девчурки?
– Два мальчика, две девочки, – отвечал Омнепотенский.
– Эк ты плодовитая какая! Гляди, воспитывай просто, без Песталоцци и всех этих педагогических авторитетов: пороть да приговаривать: служи, каналья, служи да выслуживайся. Пока еще вся премудрость в этом.
– Но девочкам еще негде и служить, – заметил Омнепотенский.
– Да, ну чего нет, про то и не говорим, а кто может, те все должны.
– Только позвольте ж, – с неизменным почтением и робостью заговорил Омнепотенский, – что же… служить разумеется… это понятно, но ведь чем же от этого дело подвинется?
– А вот оно как подвинется. Ты сколько лет воевал с этим своим Туберкуловым: много? А что взял? – ничего.
– Потому что невозможно.
– Нет, потому что уменья да власти не было, а я тебе скажу, что возможно.
– Нет-с; невозможно.
– Фу ты черт возьми, вы меня просто разохочиваете пойти на эту вашу менажерию. Где бы это мне поскорее посмотреть на них в сборе, в настоящем параде?
– Нынче к этому есть отличный случай, только нельзя им воспользоваться, – сказала Данка.
– А какой это случай? – осведомился Термосёсов.
– Рожденье нынче нашей городничихи.
– Ну.
– Там все будут.
– И Туберкулов?
– Непременно.
– Там будут и Плодомасов, и Туганов, – вмешался Омнепотенский.
– А это что за гуси?
– Туганов – предводитель с огромным влиянием на дворянство и ссорится с губернатором.
– С губернатором! – воскликнул Термосёсов.
– Да-с, с здешним губернатором, – отвечал Варнава.
– А… – протянул Термосёсов. – Ну так что ж, пойдем туда?