Приходят сны из лабиринтов памяти

Приходят сны из лабиринтов памяти
Николай Леонидович Колос

Конечно, я старался! Но что можно сказать для гипотетического читателя о книге, что лежит под завалом миллионов таких же – где худших, где лучших книг?! Единственно, что писал её ещё человек, а не ИИ! И что это последняя вспышка догорающей свечи авторства человека. Потому она и очень яркая, в том смысле, что нас писателей развелось непростительно много! А там посмотрим, что научат нас писатели ИИ, если мы проживём ещё сто лет! Приятного чтения автора-человека!

Приходят сны из лабиринтов памяти

Николай Леонидович Колос

© Николай Леонидович Колос, 2024

ISBN 978-5-0064-5545-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Хотя мыслей и планов у меня очень много, но наверно это будет моя последняя книга! Дай Бог дописать её до конца».

Так я думал когда начал писать эту книгу. И вот она написана. И, может, кто-то думает, что душа моя ликует и радуется? – Ничуть не бывало! Наоборот, я ещё более опечален, чем тогда, когда издавал свою предпоследнюю двенадцатую книгу. Опечален тем, что мыслей ещё много, а мне без двух месяцев исполняется девяносто четыре года. – Возраст был совсем не писательский, когда я начал писать – мне исполнился восемьдесят один год! В это время все люди уже кончают все житейские дела и лишь наблюдают над реакцией прожитых жизней.

И тем более печально, что когда бы ты не писал, у тебя нет права ссылаться на возраст! Да хоть двести лет – но произведённое тобой должно быть достойно тех людей, что возьмут в руки твою книгу, даже лишь, чтоб подержать её в руках.

Вот думаешь и гадаешь, вольется ли она в струю текущей жизни?!

И еще есть один печальный факт! Уже общий и на мой взгляд. – Люди разучились читать художественную литературу! Разучились набираться по ней жизненного опыта, чтоб жить красиво и благородно! Сейчас красота жизни, к сожалению, заключается лишь от наполнения твоего кошелька, от тех ресторанов, которые ты посещаешь, от того домашнего очага, который ты себе с большой помпой строишь! От тех людей, пусть самого низкого пошиба, но богатых, с которыми ты встречаешься. И не важно как этот, твой кумир, набил свои карманы – откровенным грабежом, или обманом доверчивых людей!

Может я грешу?! Может всё хорошо и так и нужно жить в современном обществе? – А я здесь что-то выдумываю. Может это и есть та высшая ступенька жизни к которой, наконец-то, пришло человечество?!

Тогда я перед читателем, если такой найдётся попрошу прощения, потому, что я в своей книге придерживался взглядов вошедших в мою жизнь от Лермонтова, Пушкина, Льва Толстого, Гоголя, Белинского и Писарева. И я не могу быть удовлетворённый лишь журналистскими репортажами с забоев угольных шахт, от токарных станков крупных заводов, военных действий на поле брани и встреч великих людей, заключающих торговые сделки, или сделки от войны и мира. Отсюда и некоторый сарказм в моих рассказах. – Честь имею!

КОНОПЛЯНИКИ

«…О всех ушедших грезит конопляник»

С. Есенин

Все огороды, по правой стороне сельских строений, если идти к сельсовету при Советской власти, или к деревенской ставке Петлюры или Скоробогатского, властвующих чуть раньше, заканчивались зелёным лугом, отгороженным густыми порослями здоровенных верб, от огромной, переходящей вдали в синюю дымку обширной левады.

Левадой назывался клин земли, гектаров в восемьдесят, вытянутый вдоль села по правую руку. Посреди левады испокон веков был выкопан колодец, огороженный внутри от ила деревянными цебринами, с высоким журавлём. Возле колодца длинное деревянное корыто. Там поили скотину. И был вечный гвалт!

Но то уже за пределами частных лугов. А здесь, где огороды кончались сочной травой и вечно влажной почвой, у каждого хозяина огорода имелась так называемая, копанка, метра четыре в ширину и метров шесть в длину. Она представляла собой небольшое выкопанное частное озерцо, покрытое зелёной ряской так, что воды и не было видно.

Странное дело. Каждую весну копанка представляла собой небольшое болотце с размытыми краями. И уже тогда, когда засадят огороды, хозяин копанки, или её хозяйка, подобрав подол юбки со всех сторон ног, и закрепив его, подол этот, на поясе, брали лопату и расчищали свою личную копанку. Выравнивали её края, чтоб были ровненькие и углубляли своё озерцо примерно на сто – сто десять сантиметров.

Уже в начале августа там, не весть откуда появлялась рыбёшка и её, в основном дети десяти – двенадцати лет, ловили сплетёнными из лозы корзинами. Попадался небольшой, не успевший вырасти карасик, но в основном вьюны, где-то грамм по пятьдесят-восемьдесят каждый. Размер и вес считались съедобными.

Как рыба туда попадала наверно и сам Бог не знал. А хозяева копанки такими ненужными сведениями и не интересовались. Главное, что она там была, эта самая небольшая рыба.

Конечно, ловили её не каждый день, но за всё лето, примерно до сентября месяца раз восемь-десять ловили. Всего-то улов составлял грамм семьсот за один приём… не больше, а то и меньше, но её с радостью чистили, жарили на сале и это был семейный праздник. Рыба считалась своей, как и курица, выращенная в собственном дворе.

К концу июня водное зеркало копанки, как мы уже говорили, было сплошь покрыто ряской. Дети её вылавливали теми же, плетёнными из лозы, корзинами, клали в полотняные торбы, ложили в тени, а сами, раздевшись догола, купались. Весёлые крики раздавались на всю леваду.

Дети группировались по полу. Из нескольких семейств мальчики собирались в чью-нибудь отдельную копанку, а девочки занимали другой водный рубеж, через пустую копанку. И это был закон. Закон для детей не писаный, но жёстко соблюдающийся! И не дай Бог, когда какая-нибудь девочка пожалуется родителям, что Володька из соседнего двора подсматривал за девочками! – Ему, этому Володьке, попадало от своих родителей, как говорят, по первое число!

Но это ещё не беда. Беда наступала потом. Когда он шёл по селу, на него все показывали пальцем и стыдили его. А потом продолжали стыдить ещё и в сентябре, когда он приходил в школу.

И, странное дело, когда такой поступок совершала смелая, или, не в меру хулиганящая девочка, – ей всё сходило с рук! И мальчишки даже не жаловались на такую девочку. – Джентльмены!

В обед мальчики и девочки шли домой обедать, приносили добытую с поверхности воды ряску и отдавали её уткам. Утки наперебой ряску поедали! – Была в ряске для уток какая-то сладость. После обеда кто приходил к копанке, а кто – нет. Всё дело в том, что ребятишки шли к воде не просто, чтобы искупаться и поозорничать, а с определённой целью. Их посылали родители набрать ряски для уток. А уже купание – то был побочный продукт и само вознаграждение за труды праведные.

Но ещё было у ребят одно правило. – Если девочки и мальчики вымажут себя грязью из глины, или чернозёма с ног до головы, не оставляя ни кусочка голого тела, то считалось, что ничего зазорного нет в их обнажённой встрече. Но, к такому методу обращались очень редко. – По вынужденным обстоятельствам. Например – если кто из девчонок поранит об осоку ногу и нужно её перебинтовать теми же стеблями, но уже пахучей осоки. Ну и другие непредвиденные обстоятельства.

Огороды кончались, за небольшим исключениям грядкой капусты. Капусту нужно поливать и это было удобно, если такая грядка недалеко от копанки. За капустой, если считать следом от копанки, посеяна объёмная грядка конопли. О конопле мы расскажем подробно. А сейчас о десятилетнем Володьке, посмевшем посмотреть с близкого расстояния на обнажённых купающихся девочек.

За огромным обеденным столом, поставленным в саду из яблонь, вишен и груш, купающемся в их аромате, и, в их умиротворяющей прохладе, семья из четырёх поколений готовилась обедать. Уже был нарезан хлеб, в мисках налит наваристый борщ и возле каждой миски лежала деревянная ложка. Осталось прочитать предобеденную молитву. Все стояли возле лавки с одной и другой стороны и шевелили губами. Читали шёпотом.

Володька, в конце молитвы повысил чуть свой голос и проговорил: «… Отца и Сына и Святого духа, аминь!» А сам подумал: «Господи, пронеси меня, чтоб мамка перед обедом не рассказала о моём прегрешении, а после обеда я постараюсь смыться» – и уже вслух, ещё раз – «Аминь!»

Но семья после молитвы села, как ни в чём не бывало, и заработала ложками. Ели смачно, всё своё внимание уделяя ароматному борщу.

После борща мать Володьки, с молодой невесткой, уже беременной, Катей, и малолетней сестрой Володьки, Тамарой, собрали миски и ложки, чтобы помыть их и приготовить для каши. Можно было после борща миски не мыть, если бы каша была заправлена жаренными шкварками. Но каша на сей раз пшённая, приготовленная с молоком. Пришлось сполоснуть.

Получился небольшой перерыв и Володькина прабабушка Парасковья, еще дебелая для своих лет, женщина, с красным ожерельем на шее, заговорила —

– А твой правнук, Никанор, пошел в тебя! … ишь озорничает уже в эти годы —

Володька покраснел, как-то съёжился и постарался задвинуть голову в плечи. Но не получилось.

Прадед Никонор, почти столетний мужчина, совсем лысый, но с крепкими зубами, способными перекусывать не сильно толстые ветки вербы, озорно улыбнулся в седой пышный ус, подмигнул Володьке и ответил —

– Да, было дело! А ты что хотела? – Чтобы я в свои годы бабой стал? – немножко помолчал и добавил – дайте парню спокойно пообедать. – И второй раз подмигнул Володьке. У Володьки отлегло от сердца. – Есть защитник!

Пока семья кушает кашу, а после каши полагается ещё что-то попить, мы расскажем про необыкновенный случай деда Никонора.

В прошлом году, как раз в это время дед Никанор пришёл к соседней леваде и залез на молодую раскидистую вербу, чтобы срезать пару веток для черенков кнута. Верба была раскидистая и ветка на которой сидел дед Никанор нависала над водой копанки.

К копанке пришли четыре женщины разного, но продуктивного возраста искупаться. Дед всех их знал. – Дальние соседи. Он хотел их окликнуть, чтоб засвидетельствовать своё присутствие, но одна из молодух уже разделась и дед Никанор ахнул! – Старый, а туда же! В груди заколотилось сердце! – «Фу ты, чёрт возьми, как будто я баб не видел! – А колотится зараза!» – проговорил своей душой дед и остался на ветке вербы невидимым.

Конечно он с мужским интересом рассматривал выточенные гениальным резцом женские тела и душа его млела. Но одно, самое интересное и самое молодое тело было в углу копанки, а проклятая ветка вербы, самая пушистая, закрывала его.

Так повелось, что недоступное и есть – самое интересное. Поэтому дед Никанор, после нескольких минут обозрения, вдоволь насладившись красивыми пропорциями, потерял интерес к трём доступных глазу гуриям, решил поставить главную точку наслаждением четвёртой красавицы, закрытой проклятой веткой!

Деду захотелось чуть отодвинуть дополнительную ветку, но для этого нужно было сантиметров на двадцать продвинуться вперёд. И он решился. На основную ветку, а на ней сидел дед, нагрузка увеличилась и бедное дерево не выдержало. Ветвь обломалась и дед всей своей особой рухнул вниз, почти в центр копанки, как чёрт из табакерки. Женщины, не успев испугаться такой неожиданности, узнали деда, сразу поняли в чём дело и хором рассмеялись. —

– Дедушка молоднячка захотел! – крикнула самая старшая. – Ладно насладишься! Девки вытаскиваем деда, свяжем его, положим возле копанки и пусть он наслаждается глазами пока мы купаемся. —

Дед возражать не стал, а сразу подчинился. В этой операции не приняла участия самая молодая, из-за которой он и свалился. Она быстро оделась и ушла.

Женщины продолжали купаться, невольно показывая себя деду на все триста шестьдесят градусов. А дед лежал связанный и уже не смотрел на них. Сейчас они были обыкновенными людьми женского пола, в какой-то степени даже неприятными.