– Вы приглашаете меня?
– Да, – не подумав, отвечаю я, – но…
Я хочу добавить, что в такой бесконечной очереди придется стоять вечность, что денег у меня очень мало… Но она обрывает мои мысли:
– Так мы идем?
И, не дожидаясь ответа, увлекает за собой. Я послушен, как беспомощный ребенок. Мы проходим мимо бесконечной очереди.
– Пригласите же даму сесть, – вежливо требует незнакомка.
И я протягиваю в направлении столика неуклюжую руку, пытаясь изобразить хотя бы подобие кавалера. Неуверенным голосом сообщаю подошедшей официантке: «Э-э-э… вина», – смущаюсь за свою неуклюжесть, краснею, щупаю в кармане остатки денег, боязливо сажусь напротив, осматриваюсь, пытаюсь сориентироваться…
«В зале много свободных мест, почему же у входа очередь?» – думаю я, но не решаюсь спросить об этом у незнакомки.
Официантка приносит вино и незаметно исчезает.
А мне очень неловко. Я не знаю, как быть, как вести себя, что делать, что говорить. Не пойму, кто сидит напротив, – хозяйка или приглашенная гостья.
– Давайте выпьем, – первое, что приходит на ум, выдавливаю я и, как слон, тянусь за вином, краснея от неумения.
– Вы позволите ухаживать за вами? – непринужденно останавливает незнакомка мою неуклюжую попытку.
Я подчиняюсь. Смотрю, как она разливает вино. «Нищий в жалких лохмотьях присутствует на царской трапезе», – с горечью отмечаю я, наблюдая за ее движениями. Она приглашает выпить. Непослушные пальцы путаются, цепляясь за ножку бокала, я пытаюсь раскрыть рот и предложить тост, соображаю, как бы это сделать, но она с улыбкой останавливает меня:
– Не надо, это необычное вино, попробуйте первый раз без тоста.
И я пробую без тоста. Вино неприятное. Совсем не такое, как мы пьем. С непривычным до странности вкусом. И в то же время невероятно хмельное.
Пелена, словно легкое облако, медленно плывет по организму, обволакивая каждый его уголок. Но, странное дело, голова отделяется от тела, проникает через пелену, возвышается над облаком, освобождаясь от забот. «А что моя гостья? – думаю я. – Как на нее действует напиток?» Всматриваюсь в ее лицо, проникаю в глаза… и погружаюсь в сон.
Предо мной красавица. Нет, даже не то. Предо мной сказочной красоты принцесса. Все, что я знал, все, чем жил, вдруг стало выглядеть до мелочи смешным и наивным. Я пугаюсь. Чувствую, меня обманывают. Убивают красотой, забирают настоящее, покушаются на будущее, крадут душу.
– Вы ведьма, – испуганно говорю я.
– Да, – улыбаясь, подтверждает она.
– Что вы хотите, что вам нужно? – защищаюсь я и чувствую: сети дьявола покрывают мою беззащитную волю.
– Ваша душа, – так же улыбаясь, отвечает она.
– А… взамен? – неожиданно для себя спрашиваю я.
– Вечность, – убаюкивает ее голос.
Но я знаю, надо сопротивляться, во что бы то ни стало сопротивляться.
– Зачем мне вечность? Зачем вам моя душа, вся гнилая, никому не нужная? Зачем она вам такая?
В бокалах появляется вино.
– Выпьем за бессмертие душ, – ласкает слух ее неземной голос.
Отказаться уже невозможно. Воля принадлежит не только мне. Я пью… и погружаюсь в сон.
Я наслаждаюсь вином, постигаю его тончайший аромат, различаю мельчайшие вкусовые оттенки. И ни один из них не выделяется, не навязывает себя – они дополняют друг друга. Вино состоит только из оттенков, собранных в единый букет.
Нет, это не может быть сном. Это реальность. И я хочу продлить наслаждение, утолить жажду. Насытиться. Теперь мне не нужна душа, я дарю ее своему ангелу. Но где же она, мой ангел?
Мысли останавливаются. Ужасная догадка пронизывает организм: она ушла, я больше никогда не увижу ее.
***
Одинокий столик. Неподвижные лавки, металлические стулья. Два пустых бокала из чугунного стекла. Одинокие посетители. И вдруг… Ко мне идет она, мое божественное создание. Я улыбаюсь, ищу ее глаза, чтобы раствориться в них, пытаюсь уловить знакомую улыбку… И не нахожу ничего.
– Пожалуйста, вина, самого-самого…
– Нет вина, остались бифштексы и томатный сок, – слышу я грубый голос.
Сотканный воображением образ гаснет, превращается во что-то бесформенное, неопределенное. «Это, наверное, старуха», – думаю я с сожалением и вслушиваюсь в такт стучащих колес.
В голову лезут странные мысли. А почему колеса не разбиваются о бесконечные стыки рельсов? Почему на столе вместо знакомых бокалов чугунные болванки, изъеденные раковинами?
Седьмой вагон… тринадцать вагонов… поезд опаздывает… Как много странного и непонятного…
Медвежья Лапа
«Старики» уезжали 7 июня. Мундиры с надраенными пуговицами, возбуждение, обмен адресами – все подчеркивало торжественность, усиливало эмоциональность, щекотало нервы. Те, кто постарше, затаив нетерпение, особенно ждали их отъезда. Еще бы! С уходом «стариков» сразу же для них вступали в силу неписанные законы, с которыми не мог справиться даже гроза солдата – старшина, применяющий в своем обиходе только апробированные бесконечной службой фразы: «Если положено, то как положено, не положено – значит, не положено. И чтоб порядочек был!»
Я тоже становился «стариком». Уже салаги перетаскивали мою постель с верхнего яруса коек на низ, кто-то услужливо отбраковывал матрац, напоминающий больше местность для маневров, чем принадлежность для сна. Все было хорошо, но я не радовался. Вместе со «стариками» уезжал и он, мой лучший армейский друг.
Как жаль, что я расстался с ним резко, холодно, очень холодно…
Сбросив груз стандартной работы, наспех освежившись, с наброшенным на плечо полотенцем я выходил из умывальной. И вдруг – какая неожиданность! Передо мной появилась фигура в мундире. Он был почти неузнаваем, так как я его никогда раньше не видел в мундире.
– Здравствуй, Смирнов! – возбужденным голосом проговорил он.
Я остановился, ощущая теплое прикосновение руки.
– Здравствуй.
Идиотская сухость в моем голосе потрясла его. Кажется, он был похож на девушку, которой ответили на первое в жизни признание в любви зевотой.
– Я уезжаю… навсегда… понимаешь?..
В его голосе появилось для меня что-то незнакомое и странное. Он не осознавал, не хотел осознать, что мы расстаемся с ним просто так и навсегда.
– Прощай, – чужим голосом сообщил я. Откуда появилась во мне эта дурацкая отчужденность, я не знаю. Неужели я набрался от него во время совместной службы?