Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Дмитрий Балашов. На плахе

Год написания книги
2017
<< 1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 >>
На страницу:
22 из 25
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Еще нелепее было бы заключение, что Анна Николаевна, чтобы исправить ошибки настоящего отца, находит Дмитрию Михайловичу отчима, и тот помогает направить пасынка на путь, по которому предназначено идти ему…

Глупо, нелепо…

Но вглядываешься в уже завершенный чертеж балашовской судьбы и видишь, что именно так и было все.

Дмитрий Михайлович как бы вытаскивает из истории и свою собственную сюжетную линию жизни, и кончина Анны Николаевны Гипси очень точно встраивается в созданный чертеж…

Анна Николаевна, как мы уже говорили, заболела раком еще в 1964 году, но тогда судьба любимого Дюки еще не определилась до конца, ему – так чувствовала Анна Николаевна! – еще нужна была поддержка матери…

Она ушла из жизни только тогда, когда судьба Дмитрия Михайловича определилась окончательно.

3

Несомненно, что постижение русской истории совершалось в Балашове одновременно с постижением русской народной жизни.

«Он пришел к выводу, что просто понять крестьянскую жизнь – недостаточно, необходимо самому жить такой жизнью и собственным примером доказать ее правильность и превосходство над привычной суетной жизнью горожан», – говорил Лев Николаевич Гумилев.

С точки зрения ученого превращение фольклориста Д. М. Балашова в исторического романиста было обусловлено не столько логикой жизненных событий, сколько человеческими качествами Дмитрия Михайловича.

«Будучи делателем по природе своей, Д.М. Балашов и в очередной раз не смог просто удовлетвориться собственным знанием, – подчеркивал Л.Н. Гумилев. – Стремление талантливого человека поделиться своими мыслями с неведомым читателем, нарисовать для других, а не только для себя выверенную в исторических деталях картину исторического бытия – вот, наверное, та движущая сила, которой мы обязаны появлением исторических романов Дмитрия Михайловича».

Но, повторим, что это точка зрения ученого, человека, которого сам Дмитрий Михайлович считал своим учителем.

Если же мы присмотримся к реальной жизни Дмитрия Михайловича, то увидим, что в истоке его чеболакшской жизни фольклорное начало (если понимать фольклор, как отражение идеального бытия народа) выражено гораздо ярче, чем другие мотивации. Это относится и к возведению дивно украшенного резным узорочьем двухэтажного дома в Чеболакше, и русской одежде Дмитрия Михайловича, и древнерусской «говоре» на берегу Онежского озера.

Отметим тут, что после завершения романа «Марфа-посадница» Балашов не только не прерывает своих фольклорных исследований, а напротив, как бы подтверждая свои слова, что писание романов он рассматривает лишь, как средство материального обеспечения исследований в фольклористике, выводит эти исследования на новый уровень.

Действительно, в 1970 году выходит из печати сборник «Сказки Терского берега Белого моря»[76 - Сказки Терского берега Белого моря. Издание подготовил Д. М. Балашов. Л., 1970.], подытоживший результаты экспедиций Д.М. Балашова в села Умба, Кузомень, Варзугу, Тетрино и Чаваньгу, а сам Дмитрий Михайлович начинает напряженную работу, которая формирует принципиально новые подходы к занятиям фольклористикой…

Замечательный знаток народной музыки Владимир Иванович Поветкин справедливо отметил, что Балашов своими высказанными вслух мыслями о подмене в масштабах страны подлинного фольклора сценической самодеятельностью способствовал возникновению в конце 1970-х годов совершенно необычных для города певческих хоров, иначе, фольклорных ансамблей.

«Первым из них в России был ансамбль, руководимый Д.В. Покровским. Группа талантливых музыкантов сначала «поняла», то есть на слух переняла от селян древние обрядовые песни. Затем показала всем, что именно из таких, не поврежденных композиторскими обработками песен выстраиваются классические вершины русского мелоса. Соотечественники были потрясены».

Еще не оценена в полной мере, как она этого заслуживает, созданная в 1974 году работа Дмитрия Михайловича Балашова «Устарел ли Гомер?», рассказывающая о высоких идеалах народной культуры.

О чисто научных работах, созданных Д.М. Балашовым в эти годы, разговор особый. Его статьи тех лет печатались и продолжают печататься в научных сборниках до сих пор, спустя десятилетие после кончины их автора.

4

Ну, а вершиной подвигов Д.М. Балашова на ниве фольклористики в семидесятые годы стала экспедиция в Вологодскую область, которой он руководил совместно с Юрием Марченко. Тогда, в 1975 году, на Кокшеньге и Уфтюге удалось записать русский свадебный обряд в его полном виде.

Вообще-то экспедицию в Тарногский район Вологодской области задумали в Лаборатории народного творчества Ленинградской государственной консерватории, и летом 1974 года была проведена, так сказать, предварительная рекогносцировка.

Но результаты ее оказались столь интересными, что у сотрудников возникла идея подготовить сборник. Вот тогда-то и решили привлечь для совместной работы Дмитрия Михайловича Балашова.

Осенью 1974 года он появился в Лаборатории народного творчества и, выслушав рассказ о собранных материалах по свадебной обрядности в Тарногском и Тотемском районах Вологодской области, сказал, что издавать надо и то и другое…

«Но сейчас важно определиться: либо Тарнога, либо Тотьма. Это разные традиции, и смешивать их нельзя. Основная идея – издание материала методом «кольчужного плетения», при котором одно звено цепляется за другое. И так – по всей Европейской России и дальше. В этом случае лучше чего-то «недоохватить», чем «переохватить». Не так страшно «недообследовать» какую-либо местную традицию, как «слить воедино» две-три разные».

В январе 1975 года экспедиция в Тарногский район Вологодской области приступила к работе. С этого момента, как считается, и началась работа над сборником «Русская свадьба»[77 - Балашов Д. М., Марченко Ю. И., Калмыкова Н. И. Русская свадьба: Свадебный обряд на Верхней и Средней Кокшеньге и на Уфтюге (Тарногский район Вологодской области)].

«Еще до отъезда, – вспоминает Юрий Иванович Марченко, – Дмитрий Михайлович предупредил, что не потерпит никаких проволочек. Поэтому по прибытии в Вологду мы посетили Отдел культуры, в тот же день самолетом отправились в Тарногский Городок, отметили командировки в Райисполкоме и к вечеру прибыли в Илезский сельсовет. Здесь мы остановились в деревне Мичуровской у Аграфены Фроловны Другашковой и, несмотря на изрядную усталость, немедленно начали работу…

Дмитрий Михайлович подробнейшим образом записывал обряд от начала до конца, вновь и вновь возвращаясь к узловым моментам, постоянно выявляя новые детали. Его интересовало все: время суток, когда происходит действие, планировка избы и то место, где совершается обряд, участники, их одежда, репертуар и многое другое. Совершенно новым для меня оказался поиск соотношения светской и церковной обрядности в свадьбе в целом, а не только в обрядности венчального дня…

В деревнях Озерецкого сельсовета, которыми завершалась верх-кокшеньгская часть нашего маршрута, работа сложилась весьма удачно благодаря наличию хороших знатоков обряда в деревнях Евсеевская и Михайловская. Я обратил внимание на то, что Дмитрий Михайлович уже здесь начинал делать некоторые наброски для будущего описания обряда. Несколько изменились его вопросы к исполнителям: теперь важно было установить различия в последовании свадьбы по трем кустам деревень. После того, как были составлены сравнительные таблицы с учетом всего причетно-песенного репертуара, Дмитрий Михайлович обрел некоторое спокойствие и стал производить впечатление человека, у которого наконец-то появилась уверенность, что хотя бы в одной части задуманная работа все-таки будет выполнена…

Обследование деревень Верхне- и Нижне-Спасского сельсоветов складывалась удачно. Несмотря на изрядную усталость все мы (Игорь, Надежда, да и я сам) за время работы с Дмитрием Михайловичем обрели неплохие навыки. Я, например, научился физиономически отличать знатоков традиции от имитаторов.

Но теперь мы стремились держаться вместе. На последнем участке маршрута, увы, приходилось делать пешие переходы на солидные расстояния. Дмитрий Михайлович всегда был начеку, не позволял идти «врассыпную», особенно – в темное время суток. Во время одного из наиболее изнурительных переходов я остановился, чтобы перекурить. Дмитрий Михайлович немедленно «тормознул» всю группу. На мое предложение не дожидаться и двигаться дальше, весьма иронично на меня взглянул и, как «фольклорист фольклористу» посоветовал осознать, что волки существуют не только в сказках.

Бывали, конечно, и такие случаи, когда нам приходилось переживать изрядные бытовые неудобства. Дмитрий Михайлович никогда не требовал себе никаких привилегий…

Со всей определенностью должен сказать, что успехом наша экспедиция обязана в первую очередь Дмитрию Михайловичу, который к тому же, помимо методического руководства взвалил на свои плечи еще и львиную долю всех финансовых расходов».

Сделанные в ходе экспедиции записи, дополненные архивными данными, превратились в уникальный свод, зафиксировавший всю поэзию русской свадьбы.

5

Поразительно, но одновременно с этой титанической работой Балашов все глубже погружается в отечественную историю, и происходит это не параллельно занятиям фольклором, а единовременно и главное – единосущностно…

Можно достаточно последовательно проследить, как затягивала Балашова фольклористика в занятия историей.

Еще при исследовании русской народной баллады у Дмитрия Михайловича возникла необходимость определить время сложения этого жанра.

Все данные свидетельствовали, что это – XIV–XV века.

Но именно на этом историческом отрезке времени происходит перестройка древнерусской культуры, именно тогда совершается решительный поворот в системе хозяйствования к последующему типу, знакомому по более позднему времени.

Более того, все навыки ремесленной работы, все виды обработки металла, известные русским кузнецам, слагаются в эти же века.

Даже все пятьдесят видов бревенчатых рубок, которые были известны русским плотникам, восходят именно к рубежу четырнадцатого-пятнадцатого столетий.

«Вот такая у меня создалась картина, – любил потом рассказывать Д.М. Балашов. – Какие-то особые это были века. Поэтому много позднее, когда я узнал о гумилевской теории и познакомился с нею, для меня пассионарный толчок стал недостающим звеном в цепи рассуждений, основным тезисом, что ли, набор доказательств которого мною был уже самостоятельно добыт – для той отрасли науки, которой я занимался»…

И, добавим мы, для литературного творчества.

В первой половине семидесятых Дмитрий Михайлович Балашов пишет ряд статей «Историко-социальная структура русского этноса»[78 - ГАНПИНО. Ф. 8107, o. 1 д. 607.], «Поэтика русского эпоса»[79 - ГАНПИНО. Ф. 8107, o. 1 д. 609.] «Из истории русского былинного эпоса («Потык» и «Микула Селянинович»)[80 - ГАНПИНО. Ф. 8107, o. 1 д. 612.], которые намечают путь, реализованный в дальнейшем в цикле романов «Государи московские».

Некоторые мысли[81 - «Я написал статью, – говорил Д.М. Балашов 6 июня 1984 года на организованном Отделением литературы и языка Академии наук СССР заседании Бюро Научного совета по фольклору в Москве, – опираясь на свои предшествующие статьи и свой многолетний опыт работы над эпосом. Горелов передал эту статью своей сотруднице, только что защитившей кандидатскую диссертацию, назначив ее моим соавтором…»] из этих работ Д.М. Балашов повторит в предисловии «Русский былинный эпос», написанном в соавторстве с Т.А. Новичковой к 25-томному своду русских былин:

«Признав в принципе, что в основе былины все-таки лежит конкретный исторический факт, следует, по-видимому, признать, что обобщенная форма его отражения есть результат не разрушения этой конкретно-исторической основы, а выражение особого способа отражения этой конкретности…»[82 - Свод русского фольклора. Былины. В 25 т. T. 1. Былины Печоры. СПб., «Наука», М., Издательский центр «Классика», 2001, с. 77.]

Эта мысль позволяет заглянуть в лабораторию писателя, понять принципы, заложенные им в фундамент цикла «Государи московские».

Несомненно, что романы эти – продолжение занятий Балашова русским фольклором.

Более того…

<< 1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 >>
На страницу:
22 из 25