В каком-то смысле это попытка сделать то, что не удалось сделать в фольклористике…
В каком-то смысле романы Балашова и являются тем эпосом, который хотелось реконструировать ему…
Тут, разумеется, крайне неблагоразумно проводить какие-то параллели и сравнения древнерусских былин с историческими повествованиями Балашова.
Реконструкция эпоса в романах Балашова осуществляется на более глубинном, почти подсознательном уровне…
Если мы и находим в романах Балашова какие-то прямые аналогии с былинным эпосом, они настолько деформированы под специфику романа XX века, что уже и не осознаются аналогиями.
Но дух былинного повествования сохраняется.
Остается особый способ отражения конкретно-исторической основы, выражающийся прежде всего в одинаковом понимании народной судьбы, связующей героев князей и простых ратников.
Но сохраняется в романах Балашова верность бытовых подробностей, былинная стать древнерусского эпоса.
Как справедливо отметил Лев Николаевич Гумилев, «в основе балашовского мироощущения лежит не логически-рациональная, а именно названная А.С. Пушкиным:
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…–
чувственная стихия любви к Отечеству. Свое краеугольное убеждение писатель прямо сформулировал в одном из романов устами суздальского князя Константина Васильевича: «Сила любви – вот то, что творит и создает Родину!»[83 - Балашов Д. М. Ветер времени. Роман. Петрозаводск: Карелия, 1988. С. 243.]
6
Банальная мысль, что это народ и несет на своих плечах всю тяжесть войн и раздоров…
Однако как редко обращается наша литература вообще, а историческая в особенности к изображению именно этой правды!
А ведь только одна эта правда и существенна в нашей истории, только благодаря терпению, составленному из бесконечного числа незаметных русских судеб, и одерживались русские победы…
«Горели деревни. Ветер нес запах гари, мешавшийся со смолистым сосновым духом и медовыми ароматами лугов… От этого легкого и горького привкуса першило в горле и сухо становилось во рту, ибо это был запах беды».
Так начинался роман Дмитрия Балашова «Младший сын», так начинался цикл «Государи московские», так начиналось всенародное признание писателя.
Поле… Скачущая по полю крестьянская лошадь…
Тринадцатый век…
На холме князь, голову которого еще осеняет «закатным огнем гаснущий блеск киевской державы», но который уже избрал путь, «повенчав Русь со степью».
Этот зрительный образ, промелькнувший в прологе, – метафора всей книги.
Поле – это земля. Русская земля, щедро политая потом и кровью народа…
Тяжелыми глазами смотрит на поле князь.
Он скоро умрет, и разрушится его дом, рассыплется собранная властной рукой страна. Не пройдет и пяти лет, как его сын Андрей Городецкий приведет на Русь татар, чтобы отвоевать престол у своего брата. И снова история Руси сведется к вражде братьев, интригующих в Сарае, опустошающих родную землю набегами татар.
И снова больно и страшно возникнет перед нами знакомая картина: горящая за лесом деревня, поле, скачущая по полю одичавшая лошадь…
Однако было бы неверно, наблюдая за развернутым в романный сюжет столкновением своеволия князя Андрея Городецкого с государственным мышлением его брата Дмитрия Переяславского, только этой борьбой и ограничить содержание романа.
Взявшись за историю рождения Московской Руси, Дмитрий Балашов создавал не историю московских князей, а историю самой земли…
Хотя Андрей Городецкий, победив соперников, становится все-таки князем, но не приносит радости одержанная победа. Разрушен отцовский дом, и не Андрею, дважды предавшему свою родину, восстанавливать его. Земля уже «не хочет его».
Так, в глуховатом повторе – «земля не хочет», разрастается сила, противостоящая своеволию.
«Земля не хочет», и снова «горячий августовский ветер выдувает в отверстые настежь ворота клочья старого сена, и не слышно уже ни собачьего лая, ни ржанья коней – снова покидают дружины великих бояр город…
Еще один город, который мог бы – чуть-чуть повернись судьба – и не стал, и уже навсегда не стал! – столицею Руси Великой. Земля все еще выбирала себе град и главу и выбрала земля другой город…
Одного за другим отвергает земля князей, не понимающих ее.
Она сама «огоревывает» свою историю…
Князь и земля, которой этот князь должен служить, воля и своеволие – вот исторические и нравственные категории, исследованию которых и посвятил писатель свою эпопею «Государи московские».
7
В чем своеобразие романов Дмитрия Балашова?
Балашову удалось размыть романтическую дымку, которой окутаны персонажи, отделенные от нас столетиями истории… Его герои определяют и свою судьбу, и судьбу своей страны не в романтических приключениях, а в суровом реализме самой жизни.
В романе «Младший сын» композиционно сопрягаются княжеские линии с историей ратника Федора…
Если поискать ему ближайших литературных сродственников, то мы обнаружим их не в исторической, а в так называемой деревенской, строго реалистической прозе шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Это Иван Африканович Дрынов из повести Василия Белова «Привычное дело», это Михаил Пряслин из трилогии Федора Абрамова…
Семью столетиями разделены эти персонажи, но любовь к вечной, возделанной их руками земле и духовная мудрость, открывающаяся через эту любовь, объединяют их.
И точно так же, как у Ивана Африкановича Дрынова или Михаила Пряслина, патриотизм Федора не выпячен, а любое патриотическое движение прикрыто житейскими мотивировками и никогда не осознается отвлеченно от них.
С самого начала, когда, осматривая порушенное татарами хозяйство, Федор думает, как «огоревать и эту беду», читатель вместе с ним прикасается к сокровеннейшей тайне русской жизни, причастность к которой делает человека бесстрашным и неутомимым, стойким и мужественным в любом лихолетье.
Сопереживая Федору, читатель прикасается к истории русской души, которая одна только и оставалась светлой среди бесконечных своеволий, предательств и мятежей…
Посреди романа, посреди княжьих раздоров строит Федор свой дом.
Глава семьдесят четвертая «Младшего сына» так и начинается: «Как строят дом?»
Дом строят миром, потому что одному не поднять его…
Но если мир готов помочь, то тогда возникает искушение, а вовремя ли затеяно строительство… Ведь дом не спрячешь в сундук, не унесешь в лесную чащобу… «Дом – когда семья, земля. Когда своя земля, когда своя семь я и уж знаешь, веришь что своя и навек» (выделено нами. – Н.К.).
И как ни поворачивай, а по любому расчету выходит, что бессмысленно строиться сейчас. Ведь не пройдет и года, а придется зарывать зерно и бежать в леса, пережидая новый набег…
Но есть и другая, не подвластная никакой осторожности и расчетливости логика, которая свидетельствует, что хотя строиться бессмысленно, но еще бессмысленнее рассчитывать возродить свою землю без строительства дома…