Дмитрий Балашов. На плахе

Дмитрий Балашов. На плахе
Николай Михайлович Коняев

Трагическая смерть Дмитрия Михайловича Балашова (1927–2000), выдающегося исторического романиста, филолога-фольклориста, просветителя, потрясла. Хотя не раз ходил он под топором и жизнь положил на плаху. Писатель рассказывал, как перед каждой очередной книгой его «то убивали, то пытались посадить, а то и сажали в сумасшедший дом». А сколько претерпел он, защищая от уничтожения памятники старины, храмы, великое наследие Отечества?

Он был максималистом и успел сделать много, очень много для одного человека. А главным делом жизни оставались книги – его повесть «Господин Великий Новгород», роман «Марфа-посадница», знаменитая серия романов «Государи Московские» вошли в золотой фонд отечественной литературы.

Не менее насыщенными были последние годы Дмитрия Михайловича. В перестроечное время он защищал национальное достоинство русского народа, отстаивал целостность России. Беспощадно обличал политиков-предателей. Чем нажил кучу врагов разных уровней.

Николай Михайлович Коняев

Дмитрий Балашов. На плахе

© Коняев Н.М., 2008

© ООО «Алгоритм-Книга», 2008

И скорбь, и слава…

Дай, Господи, обрести силы для задуманного днесь труда! Это не предисловие, это молитва. Дай, Боже Господи, мне, человеку неверующей эпохи, описать человека верующего! Дай, Господи, мне, грешному и земному, описать человека неземного и безгрешного. Дай, Боже, совершиться чуду! Ибо это подлинное чудо: суметь описать человека, столь и во всем и по всему высшего, чем я сам, человека, на такой высоте стоящего, что и поглядеть на него раз – уже закружится голова. Дай мне, Господи, поверить, а ведь я не верю, ничему не верю, что было с ним чудесного и чем был он сам. Не верю, но знаю, что был он, и был такой, и даже лучший, чем тот, что описан в «Житиях», ибо даже и в житиях не видно его дел духовных, его непрестанных дум, не видно света, исходящего от него, а лишь то, что освещал он светом своим. Видны плоды произросшие, и не видно, не дано увидеть творения плодов.

Дай, Боже Господи, свершить невозможное! Дай прикоснуться благодати, дай прикоснуться хотя бы края одежды его! Ибо в нем – Свет, в нем – Вера, в нем и из него – моя Родина.

    Дмитрий Балашов, «Похвала Сергию»

17 июля 2000 года в квартире Дмитрия Михайловича Балашова на улице Суворова сработала сигнализация. Наряд милиции, прибывший на место, никаких следов взлома не обнаружил, но все-таки решено было позвонить в Козынево, где находился деревенский дом писателя.

Дозвонились до главы ильменской сельской администрации Андрея Кузьмина, работавшего раньше участковым. Он отправился к Балашову. На стук никто не откликнулся, но ворота усадьбы были не заперты.

Когда Кузьмин вошел внутрь, он увидел завернутое в одеяло тело Дмитрия Михайловича…

На голове темнела – она была хорошо видна на седых волосах писателя – запекшаяся кровь… На шее болтался кусок веревки. В доме все было перевернуто…

Вызванные на место трагедии эксперты-криминалисты установили, что убийство совершено сутки назад – в ночь с 16 на 17 июля 2000 года…

Странно, но произошло оно ровно – день в день! – десять лет спустя после смерти другого великого русского писателя Валентина Саввича Пикуля.

16 июля— печальный день в календаре русской исторической беллетристики. Если же вспомнить, что оба писателя ушли от нас как раз накануне убийства в 1918 году Царской семьи, мистическая окрашенность этой даты приобретает особо зловещий смысл…

Глава первая

Родословная

Осмысленный национализм учит человека, что безнациональность есть духовная беспочвенность и бесплодность; что интернационализм есть духовная болезнь и источник соблазнов и что сверхнационализм доступен только настоящему националисту. Ибо создать нечто прекрасное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом акте своего народа.

    И.А. Ильин, 1937 г.

1. Гипси-Хипсей. Н. Олейников. «Смена фамилии». 2. История Михаила Гипси. 3. Эдвард становится Дюкой. 4. Детство. Изостудия. Кардобовский. Школа. 5. Дача. Война. Смерть отца. Некролог-натюрморт 6. Эвакуация. Рудник Биркуль. Возвращение в Ленинград. 7. Детсад № 3. Завершение школы. 8. «Театраловедческое» отделение. 9. Смена фамилии

Дмитрий Михайлович Балашов родился 8 ноября 1927 года в Ленинграде…

Записываешь эти привычные для биографического повествования слова и останавливаешься, понимая, что это не совсем так, вернее совсем не так.

Дело в том, что восемьдесят лет назад не было никакого Дмитрия Балашова.

Тогда в семье актера ленинградского ТЮЗа Михаила Гипси и его жены, театрального художника Анны Николаевны (в девичестве Васильевой), родился сын, которого родители назвали Эдвардом.

1

Считается, что свой псевдоним, ставший и фамилией его, отец будущего писателя, носивший от рождения фамилию Кузнецов, составил из букв имени и фамилии драматурга Генриха Ибсена, страстным поклонником которого он был.

Необычное сочетание букв так нравилось молодому актеру, что со временем он начал рассказывать приятелям, дескать, это и есть его настоящая фамилия, и сам он никто иной, как незаконнорожденный сын английского лорда.

Когда же знающие английские язык люди объяснили ему, что по-английски слово «джипси» обозначает цыгана, и никак не может быть именем лорда, это нисколько не смутило актера-футуриста. Он тут же схватил свой паспорт и дописал продолжение фамилии, превращаясь в Гипси-Хипсея…

Смена фамилий в послереволюционное десятилетие – достаточно обычное дело, и во многом это было обусловлено стремлением чекистов и государственных чиновников среднего ранга поменять на русские свои родные фамилии и имена.

Но, как всегда бывает в таких случаях, волна «обрусения» в органах ГПУ растворилась в массовом отказе от своих родовых корней, ставшем своеобразной постреволюционной модой.

Это поощрялось большевистской властью…

Во-первых, это помогало замаскировать подлинную причину столь стремительного «обрусения» сотрудников ГПУ, а, во-вторых, точно вписывалось в проводимую большевиками линию общей интернационализации России, очень четко выраженной в директивных указаниях наркома А.В. Луначарского, считавшего, как и другие большевистские функционеры, что ни в коем случае не следует поддерживать «иррационального пристрастия» к русской речи, русской истории, русскому типа лица…

Чем руководствовались сами русские люди, столь активно менявшие свои фамилии в послереволюционные десятилетия, разобраться труднее. Можно понять тех, кто стремился ради безопасности скрыть свое прошлое, но таких было меньшинство.

А остальные?

Поэт-обэриут Николай Олейников, с которым, кстати сказать, Михаил Гипси-Хипсей вполне мог встречаться и даже быть знакомым, поскольку круги их общения в Ленинграде пересекались, в 1934 году написал стихотворение, которое так и называлось – «Перемена фамилии»…

Пойду я в контору «Известий»,
Внесу восемнадцать рублей
И там навсегда распрощаюсь
С фамилией прежней моей.

Козловым я был Александром,
А больше им быть не хочу!
Зовите Орловым Никандром,
За это я деньги плачу.

Быть может, с фамилией новой
Судьба моя станет иной
И жизнь потечет по-иному,
Когда я вернуся домой…

Стихотворение, начинающееся в обычной для Олейникова манере «внука Козьмы Пруткова», – умышленный примитивизм, гротескные несовпадения лексической окраски слова с его логическим содержанием – развивается как-то необычно для Олейникова серьезно и трагедийно:

Но что это значит? Откуда
На мне этот синий пиджак?
Зачем на подносе чужая посуда?
В бутылке зачем вместо водки коньяк?