В приемной сидели помощники Устинова генерал-майор Игорь Вячеславович Илларионов и контр-адмирал Свет Саввович Турунов. Оба были ему преданы до мозга костей, отлично разбирались в технических вопросах, что для Устинова являлось самым главным. Когда вошли в кабинет, Огарков, не скрывая радости, проговорил:
– Дмитрий Федорович, вот, наконец, у нас появился начальник Главного оперативного управления.
Варенников стал по стойке «смирно», доложил, как полагается в армии. Устинов подошел к нему, крепко пожал руку, предложил присесть к большому столу, где уже располагались Илларионов и Турунов.
– Мы с вами, Валентин Иванович, уже знакомы, – сказал добродушно министр. – Как обстановка в округе?
– Округ передал генерал-полковнику Беликову в хорошем состоянии и готов приступить к выполнению своих обязанностей в Генеральном штабе.
– Работать в центральном аппарате – это очень почетно и ответственно, – Устинов решил подчеркнуть важность нового назначения. Он долго и увлеченно говорил о ЦК, правительстве, задачах министерства обороны и Генштаба в связи с Афганистаном, предстоящем визите Тараки на Кубу для участия во Всемирной конференции неприсоединившихся стран. Потом в заключение сказал:
– О ваших конкретных обязанностях вам расскажет начальник Генштаба, а я желаю вам успехов на новом поприще.
На прощание они снова обменялись дружескими рукопожатиями.
Пока шли, Варенников спросил Огаркова:
– Почему Тараки собирается лететь на Кубу, когда он может лишиться своего поста? Неужели в Политбюро не могут его отговорить от этой поездки?
Огарков остановился, удивленно спросил:
– Откуда у вас такие сведения?
– Да наше же радио широко сообщает об этом, – слукавил Валентин Иванович, не зная, говорить ему о беседе с Ивашутиным или нет.
– Да, это опрометчивый шаг Тараки, – согласился Огарков. – Насколько мне известно, наше руководство намерено говорить с ним на эту тему. Но в Афганистане сейчас командует всем Амин. Он и председатель правительства, он и министр обороны. Эта одиозная личность подмяла под себя открытого и доверчивого Тараки. Амин вынудил Тараки вылететь из Афганистана, чтобы в его отсутствие провести кадровые перестановки, которые бы обеспечили ему полную поддержку в борьбе за власть. У нашего руководства идет трансформационный процесс в отношении уже принятых решений по Афганистану. Сначала члены Политбюро решительно высказались против ввода наших войск в Афганистан, а теперь начались колебания. Видимо, в Кремле убедилось, что беспомощный Тараки к хорошему не приведет. Андропов направил в ЦК КПСС записку о путях преодоления кризиса в Афганистане. Предлагают устранить Амина от руководства страной, возложив на него всю ответственность за необоснованные широкие репрессии, просчеты в вопросах внутренней политики; помочь Тараки создать коалиционное правительство, руководящую роль в котором должны играть члены НДПА, включая представителей «Парчам»; освободить и реабилитировать незаконно арестованных политических заключенных. Готовится неофициальная встреча с находящимся в Чехословакии Бабраком Кармалем, на которой будут обсуждать вопросы, касающиеся стабилизации внутриполитического положения в ДРА. На случай обострения кризисной ситуации в стране он должен возглавить руководство НДПА.
– А у вас с министром обороны на эту тему был разговор? – спросил Варенников.
– В том-то и дело, что мы почти ежедневно обсуждаем эту проблему. Он, кажется, придерживается прежних позиций. Хотя вчера мне говорит: «Не пойму, почему мы уперлись: войска вводить не будем? А что будем делать?». Хотя члены Политбюро решительно выступают против ввода наших войск в Афганистан, но все к тому идет. Несколько раз проводилось отмобилизование войск Туркестанского военного округа, а 5-я дивизия в Кушке и 108-я в Термезе приводились в состояние повышенной боевой готовности. По планам военного времени действовали и части обеспечения, непосредственно подчиненные штабу округа, – артиллеристы, саперы, связисты, разведчики, приданная авиация. Из запаса призывали тысячи человек. Пружина взведена и осталось только спустить курок.
– Но можно же с министром поговорить откровенно? – спросил Варенников. – Ведь Генштаб должен знать ситуацию, которая может коснуться наших военных советников, а тем более, вооруженных сил.
Огарков насупился:
– С Дмитрием Федоровичем отношения неважные. Поэтому он откровенничать со мной не будет.
– На мой взгляд, ярко выраженных плохих отношений нет, – сказал Варенников. – А если что-то назревает, то можно устранить первопричины.
– Не так все просто, Валентин Иванович, – Огарков сжал правую руку в кулак и с силой стукнул им в ладонь левой, – наши недруги за рубежом заметили эту трещину, и будут расковыривать рану все глубже и больней. Зайдем ко мне, кое-что покажу.
Когда вошли в кабинет, он взял со стола журнал «Штерн», вынул из него два печатных листа, протянул Варенникову:
– Вот, что пишут про нас «за бугром».
Валентин Иванович быстро пробежал подчеркнутые строки. Речь шла о том, что назначение Устинова министром обороны – это ошибка Брежнева, что за три года Устинов на своем посту никак себя не проявил и не проявит, и что рядом с ним начальник Генерального штаба – это одаренный человек. Огарков – восходящая звезда, а звезда Устинова давно закатилась.
– Да, это провокация, – нарушил молчание Варенников. – Они хотят столкнуть вас с Устиновым.
– Они уже столкнули, – сказал Огарков. – Мне это Ивашутин принес. Оказывается, Дмитрий Федорович дал ему задание отыскать журнал и сделать перевод. Значит, кто-то специально его проинформировал. Мне начинать разговор на эту тему неудобно, и он молчит.
– Конечно, министру обороны устоять перед этой провокацией не просто. Уязвленное самолюбие обязательно заговорит.
– Да, если бы эти «сюрпризы» приходили только из-за рубежа… У нас в Генштабе тоже есть «любители» нас стравливать, чтобы потешиться.
Варенников начал прикидывать – кто же мог настраивать Дмитрия Федоровича против Огаркова?
– На втором этаже располагаются сам министр обороны, два его помощника, канцелярия министра, а также два первых заместителя министра обороны – Виктор Георгиевич Куликов и Сергей Леонидович Соколов. Разумеется, помощники министра просто по своему положению обязаны «подпевать» шефу.
Наши отношения начали портиться после исследовательских учений, которые мы проводили на базе Прибалтийского и Прикарпатского военного округа, – пояснил Огарков. – Устинов был против нововведений. Они хотят, чтобы все оставалось, как было. Но жизнь не стоит на месте. Наш вероятный противник обновляет технику и вооружение армии. Соколов тоже категорически возражает против любых изменений в организационно-штатной структуре войск и сил флота, управлении вооруженными силами. К ним примкнул и Ахромеев. Вместе с этими дискуссиями, точнее – вместе с этой тяжбой, и возрастало противостояние. Попытки объясниться с Дмитрием Федоровичем не увенчались успехом: каждый раз он приглашал своих помощников, а иногда и Соколова, и они вместе выступали против. С вашим приходом в Генштаб чаши весов несколько выровнялись, но позиции министра пока полностью на той стороне. Однако я намерен все-таки через два-три месяца подписать у него директиву, которая бы положила конец этой распре. Главнокомандующие видами Вооруженных Сил и командующие войсками военных округов и сил флота постоянно задают вопросы по поводу реформ, а я толком ничего ответить не могу.
– Неужели нельзя смягчить обстановку! – удивился Варенников. – Ведь вы печетесь об общем деле.
– Конечно, можно, – согласился Огарков. – И если бы удалось разрядить противостояние, то это пошло бы на пользу делу.
Варенников понял, что маршал рассчитывает на него лично. Поднявшись к себе в кабинет, он начал обдумывать, что можно предпринять, чтобы посодействовать сближению министра обороны и начальника Генштаба. Уговаривать помощников министра всем вместе взяться за «примирение» – нет никакого смысла. Хотя и отнеслись они к Варенникову внимательно и весьма любезно, но позиция их ясна: министр есть министр, и все остальные должны идти к нему на поклон. Вдобавок, в их «лагере» оказался Ахромеев – прекрасно подготовленный генерал, который мог «обосновать» любую позицию, которую Соколов навязывал министру. Варенников вспомнил, как во время собеседования Ахромеев без обиняков сказал: «Дела принимай у генерал-полковника Николаева. Функции все расписаны в соответствующем документе. Но главная задача – это всяческая помощь министру обороны». Последние слова означали: «Выбирай, либо ты с министром, либо с начальником Генштаба». Один лишь этот намек сразу создал между нами невидимую стену отчуждения. Разве мог Варенников быть не с тем, с кем его мысли совпадали? Склонять же Огаркова к компромиссу либо к «смирению» и «покорности» в отношении взглядов на реформу совершенно бесполезно: в своих убеждениях он был тверд до упрямства. И когда кто-то хотел переубедить в чем-либо, лицо его мгновенно становилось скучно-безразличным. А в глазах можно было прочитать: «Как я сожалею, что вы так и не поднялись до понимания проблемы».
На следующий день Варенников зашел к Огаркову на доклад, а заодно изложил свои доводы по поводу примирения:
– С Соколовым бесполезно говорить: за верность Устинову он уже стал маршалом. Сергей Леонидович – главный из тех, кто старается сохранить в армии все без изменений. Именно он внушает Устинову не поддаваться давлению Генштаба. Что касается Сергея Федоровича Ахромеева, то с ним тоже не следует затевать разговор. Он – по ту сторону баррикад. Дмитрий Федорович любит преданных людей. Видимо, и общие мордовские корни тоже имеют значение в их отношениях. Просить кого-нибудь со стороны, того же маршала Куликова помирить вас – тоже не резон, поскольку он просто попадет в сложное положение. – Варенников помолчал, а затем решительно добавил, глядя Огаркову в глаза: – Николай Васильевич, а почему бы вам самому чисто по-человечески не объясниться с Устиновым?
– Это исключено! Никакого примирительного разговора не будет! – отрезал Огарков. – А вот постоянно и настойчиво разъяснять ему положения директивы по реформированию вооруженных сил – это я гарантирую.
Этот юношеский максимализм убеленного сединами маршала удивил Варенникова. Он понял, что ему нелегко будет служить в Генштабе под его началом.
Глава 6. УБИЙСТВО ТАРАКИ
На пути из Гаваны 10 сентября Тараки прилетел в Москву, побывал у Брежнева. Они обнялись, как старые друзья. Тараки поделился впечатлениями о конференции. Леонид Ильич с нескрываемым чувством тревоги сказал:
– Дорогой Тараки, мы предупреждали вас о коварстве Амина. Наши худшие опасения подтвердились. Воспользовавшись вашим отсутствием, он отстранил от должности всех преданных вам людей. Повсюду и в партии, и в государстве он посадил на руководящие должности своих родственников и преданных ему людей. Его племянник и зять Асадулла занимает 9 постов в госу¬дарственных учреждениях и по партийной линии. Причем Амин обосновы¬вает свои действия тем, что проводит чистку государственного аппарата от лиц, которые, пользуясь покровительством генсека, ведут разгульный образ жизни и совершенно неспособны выполнять служебные обязанности. По его утверждению, к ним относились министр внутренних дел Ватанджар, министр связи Гулябзой, министр по делам границ Маздурьяр, начальник службы безопасности Сарвари и другие преданные вам товарищи. Может, вы пока останетесь в Советском Союзе, дорогой Тараки. Я очень беспокоюсь за вашу безопасность.
Это известие подействовало на Тараки, как ушат холодной воды, но он надеялся, что произошло какое-то недоразумение, и по прилету в Кабул все уладиться.
– Не беспокойтесь, Леонид Ильич, – сказал он, стараясь подавить волнение. – Я контролирую обстановку полностью, и ничего там без моего ведома не случится.
– Мы озабочены сосредоточением чрезмерной власти в руках Амина, – Леонид Ильич стоял на своем. – Вряд ли целесообразно, чтобы ктото, кроме генерального секретаря ЦК НДПА, занимал исключительное положение в непосредственном руководстве страной, вооруженными силами и органами государственной безопасности. Может, мы отправим батальон для вашей охраны?
– В этом я не вижу необходимости, – гордо проговорил Тараки и встряхнул копной волос.
После Брежнева Тараки беседовал с Андроповым, Устиновым и Громыко. Они уверяли, что когда он вернется в Афганистан, Амина уже не будет в Кабуле. Но когда 11 сентября Тараки прилетел в Кабул, его самолет целый час кружил над аэродромом, ожидая разрешения на посадку. За это время начальник Генерального штаба Якуб полностью заменил охрану аэродрома на военных, а также поставил армейские подразделения на пути, намеченном для движения правительственного кортежа. Генерального секретаря ЦК НДПА встречало афганское руководство. Обходя шеренгу встречающих, спросил: «Все здесь?». В ответ – молчание. Он и так видел, что ряды его сторонников поредели.
Амин приехал на аэродром для встречи «своего учителя», сидя за рулем белого «фольксвагена». Цел и невредимым. Увидев его, Тараки опешил и даже пошатнулся. Получается, что советские товарищи его обманули. Потом они расцеловались, как добрые друзья, сели в машину и поехали в ЦК НДПА. Их сопровождали Пузанов, Павловский, Иванов и Горелов. Пили «за встречу» коньяк и кофе. Договорились, что все останется попрежнему. Как было, так и будет. Тараки – генеральный Секретарь ЦК НДПА и председатель Ревсовета, Амин – премьер-министр и министр обороны.
На заседании совета министров Тараки рассказал о конференции в Гаване и итогах визита в Москву.
– Я глубоко удовлетворен итогами встречи с Леонидом Ильичом Брежневым. Но неудовлетворен нашими делами. Все ли руководители во время моего отсутствия остались на своих постах?.. Я обнаружил в партии раковую опухоль. Будем ее лечить!
Тараки, видимо, запамятовал, что болезнь полностью поразила партийный организм, а на последних стадиях рак неизлечим.