Под гнетом страсти

– Как же вы хотите ее найти?

– Да разве ты не понимаешь, что женщина, подобная мне, не может ничего предпринять или предъявить жалобу – это значит отдать себя на посмешище толпы, оскандалить мою дочь!.. Мне жаловаться на то, что соблазнили мою дочь!.. О, как над этим станут потешаться все… и в моем кругу… и в кругу порядочных людей. Кто поверит моему горю? Кто поверит искренности моих слез? Разве ты-то не знаешь, что все, что ты здесь видишь, – позор. Что вся эта роскошь, меня окружающая, – грязь. Что одно мое имя – бесчестие. Все эта, прольется потоком грязи на мою дочь… Я загрязню ее гораздо больше, если буду публично требовать ее возвращения, чем похитивший ее подлец, который, едва пройдет его минутное увлечение, прогонит ее.

– Однако… может быть, если он ее любит… она так прелестна… я не могу верить…

– Он ее не любит! – повторила Анжелика Сигизмундовна со смехом, заставившим содрогнуться Ядвигу. – Любовь… всех этих мужчин… я знаю, чего она стоит, для меня это, к несчастью, не новость! Но довольно об этом! Я решила даже не откладывать до завтра… Мы едем сегодня же вечером.

Ядвига молча стояла перед своей бывшей воспитанницей и, казалось, была теперь более потрясена страшным презрением последней к самой себе и другим, нежели несчастьем, постигшим Рену.

На следующий день они обе уже были в Покровском.

VI. Следствие

В продолжение целой недели Анжелика Сигизмундовна молча утром уходила с фермы, молча возвращалась бледная, утомленная, расстроенная.

Ядвига не смела ее расспрашивать.

Однажды вечером она вернулась позднее обыкновенного. Глаза ее блестели. Она молча села в угол своей комнаты, бывшей когда-то комнатой дочери. Она поселилась в ней по ее собственному желанию. Нянька последовала за ней.

– Я знаю теперь все! – после некоторого молчания произнесла Анжелика Сигизмундовна дрожащим голосом.

– Кто же он? – спросила Ядвига.

– Князь Облонский.

Ядвига отступила.

– Как! Этот важный барин, уже далеко не молодой… Это невозможно!

– Он!

– Но ведь здесь его все уважают, так хорошо о нем отзываются… У него самого две дочери, одна невеста, другая уже замужем… Серьезный человек, отец семейства…

Анжелика Сигизмундовна пожала плечами.

– Это ничего не значит! Я его знаю. Он первый, кого я подозревала в самом начале твоего рассказа… Он умеет прельстить… Это самое худшее, чего я могла ожидать… Это проклятие… Я знала, что у него здесь имение, в котором он проводит каждое лето, но могла ли я взять от тебя Рену? Тебе я одной доверяла… И, наконец, этого-то я от него не ожидала.

– Но как же вы разузнали?

– О, я могла бы убедиться в этом неделю тому назад, но впопыхах от неожиданности удара забыла главное – поехать в пансион г-жи Дюгамель. Я сделала это Только сегодня после обеда, и оказалось, что бумаги Рены взял обманом князь Облонский, вместе с бумагами своей дочери Юлии, уверив начальницу, что действует по моему поручению. Я не показала и виду, что это не так, что было для меня тем возможнее, что г-жа Дюгамель первая начала мне передавать о его к ней визите. Это только подтвердило окончательно мои подозрения, так как еще сегодня утром я знала, что это он.

– Почему же?

– Я разузнала все в Облонском. С деньгами можно заставить говорить прислугу. Десять дней тому назад князь внезапно выехал из имения, причем карету попали к лесу. Ранее, наконец, одна из горничных княжеского дома, у которой было назначено с кем-то свидание в лесу, встретилась с князем, но успела от него спрятаться и увидала его с молоденькой и очень хорошенькой, на вид благородной, не похожей на крестьянку девушкой.

– На что же вы решились? Преследовать его? – с волнением спросила Ядвига.

– Нет, я против него юридически бессильна, особенно теперь, когда он знает тайну рождения Рены. Он может заявить, что я ему сама продала ее, и ему поверят…

– Что же делать?

– Спрятаться и молчать. Его нет в Москве, он, вероятно, укатил с ней за границу, но он вернется, вернется в Петербург. Надо только, чтобы он считал меня в отсутствии.

– Но хорошо, положим так – он вернется… Что же тогда?

– Что тогда? Я пока еще сама ничего не знаю, но горе ему…

Анжелика Сигизмундовна злобно заскрежетала зубами.

На другой же день она уехала в Петербург, приказав Ядвиге как можно скорей продать кому-нибудь роковую для них обеих ферму и тотчас же после продажи приехать к ней.

По приезде на берега Невы она казалась по наружности уже совершенно спокойной и повела свой обыкновенный образ жизни, хотя стала торопить комиссионеров продажею дачи и распускала слух, что через несколько месяцев намерена уехать года на два за границу.

В составленном плане ей был далеко не лишним опытный помощник, и она остановилась на знакомом уже читателям Владимире Геннадиевиче Перелешине.

«Я поторопилась!» – подумала она, припомнив сцену между ней и последним менее чем за неделю до привезенного ей Ядвигой потрясающего известия.

Владимир Геннадиевич по обыкновению явился за субсидией, но она не только что отказала ему, но почти прогнала от себя.

– Я не нуждаюсь более в ваших услугах, – холодно отвечала она ему, – можете даже не беспокоиться посещать меня…

– Не нуждаетесь, – прохрипел он, – значит, вы думаете, что меня можно прогнать как лакея? Ошибаетесь.

Он посмотрел на нее угрожающим взглядом. Она не сморгнула.

– Вы совершенно напрасно надеетесь меня испугать, я не из трусливых… – холодно заметила она. – Я, право, не понимаю даже, чего вы от меня хотите?..

– Исполнения просьбы…

– Кто просит, тот, значит, не может требовать.

– Я могу, но не хочу! – запальчиво произнес он.

– Вы? – презрительно поглядела она на него.

Он смутился от ее тона и взгляда.

– Однако вы не посмеете отрицать, что я вам оказал много услуг…

– Вам за них заплачено, и заплачено щедро… Вы этого, надеюсь, тоже не посмеете отрицать…

– Это относительно! – уклончиво отвечал он.

– Вы сами заявили, что довольны…

– Но я могу и в будущем быть вам полезным, хотя и отрицательно.

– Я вас не понимаю.