Она бросилась к Ядвиге и схватила ее за руки.
– Она умерла?
– Нет!
– Больна, умирает?
– Нет.
– Так что же?
Залесская еще ниже опустила голову.
– Что же, что же? – простонала Анжелика Сигизмундовна и вдруг схватилась руками за голову.
Она поняла.
– Это невозможно!
– Она уехала… – чуть слышно прошептала Ядвига.
– Уехала, куда, как?
– Не знаю… Ее увезли!
– Увезли!
Она хрипло вскрикнула, схватила Ядвигу за руку и с необычайной силой потащила ее в гостиную.
– И ты осмеливаешься это говорить, – продолжала она глухим голосом. – Ты, ты…
– Ради Бога, выслушайте меня… Вот как это случилось.
Ядвига подробно рассказала все, что знала.
Анжелика Сигизмундовна, овладев собой после первого порыва отчаяния, слушала ее стоя, неподвижная, бледная как полотно, с искаженным лицом.
– И это все! – почти холодно произнесла она по окончании рассказа няньки.
– По крайней мере все, что я знаю. О, вы даже не в состоянии меня обвинять так, как я сама себя обвиняю за мою глупость, за мое доверие… – говорила Ядвига, обливаясь слезами и ломая руки.
– Все это пустяки, – прервала ее Анжелика Сигизмундовна. – Что сделалось, того не воротишь. Я сама узнаю, насколько ты виновата. Дело не в слезах и не в отчаянии. Надо действовать, разыскать Рену и спасти ее, если есть время, узнать, кто этот человек. Кого ты подозреваешь?
– Никого!
– Ты ничего не замечала?
– Клянусь вам, я никого не видала около фермы.
– В таком случае, это насилие!
– Не думаю.
– Почему?
– Та, которую видели в карете, весело улыбалась.
Анжелика Сигизмундовна ходила взад и вперед по гостиной, подобно разъяренной львице в клетке.
– Вся моя жизнь снова разбита! – прошептала она. – Я проклята.
Она остановилась, посмотрела на Ядвигу и протянула ей руку.
– Я не сержусь на тебя. Мать должна сама наблюдать за своей дочерью, а я такая мать, которая не могла этого сделать!
– Вы на меня можете не сердиться, вы меня можете прощать, но я себе этого никогда не прощу. Я теперь многое припоминаю…
– Что такое?
– У девочки изменился характер.
– С каких пор?
– На другой день после вашего отъезда. Она против обыкновения не скучала. Меньше об вас говорила. Была веселее, чем прежде, кокетливее… Чаще стала совершать продолжительные прогулки… Я этому радовалась…
Анжелика Сигизмундовна опустилась в кресло, закрыла лицо руками и долго хранила глубокое молчание.
Ядвига молчала тоже, уважая сдерживаемую душевную боль матери.
– Это человек богатый… и немолодой!.. – вдруг начала, как бы разговаривая сама с собой, Анжелика Сигизмундовна.
– Почему вы так думаете? – не удержалась, чтобы не спросить, Ядвига.
– Мне знакомы подобного рода дела! Эти кареты… вся обстановка… Молодой человек, особенно влюбленный, выказал бы себя… сделал бы какую-нибудь неосторожность… Скрытность Рены, ее обдуманное молчание… все это было ей предписано… Очевидно, он все предвидел… Я узнаю ловкую руку, наторевшую в руководстве женщинами, умеющую скрыть концы любовных похождений… Бедная, бедная Рена! Мужчины – это подлые, низкие, презренные существа… Ты по своему неведению попала в их страшные когти… Нужно узнать… и я узнаю…
Она вдруг поднялась с места.
– Если поздно спасти тебя, то не поздно отомстить за тебя! – воскликнула она, ломая руки. – Ядвига, – быстро сказала она, – ты переночуешь у меня… Завтра мы вместе поедем…
– Куда?
– В Покровское! Я сама произведу следствие.
– Но разве вы не обратитесь в полицию, в суд?.. Я хотела так сделать, но побоялась без вас…
– И хорошо поступила. Никогда!.. Лучше умереть!
Ядвига смотрела на нее удивленно вопросительным, взглядом.