Под гнетом страсти

– Мало ли что может случиться, и как это я, старая дура, отпускаю ее одну! Она стала такая нервная, слабая, чего-нибудь испугается, упадет в обморок, – корила себя она, с тревогой поглядывая из окон своей комнаты на калитку, ведущую в лес, которую Ирена, спеша на свиданье, забыла затворить.

– Но ведь она гуляет одна целое лето и ничего не случалось… может быть, просто забралась далеко… – старалась она оправдать и утешить самое себя.

Время между тем шло, а Ирена не появлялась.

Беспокойство Ядвиги стало расти. Она послала работника в лес искать барышню и с беспокойным нетерпением стала ждать его возвращения.

Он ходил, казалось ей, очень долго и вернулся один. По его словам, исходив весь лес, он не нашел барышни.

Наступило время обеда, а Ирена все не возвращалась.

Залесская разогнала по лесу всех своих работников и работниц, но они все, иные уже почти к вечеру, вернулись на ферму и заявили, что барышни в лесу нет.

Весть о таинственном исчезновении Ирены, бывшей любимицей не только живущих на ферме, но и всего села Покровского, с быстротою молнии облетела все село.

– Она заблудилась… она умерла… Пропала моя головушка… – на все лады бессмысленно причитала Ядвига, рвавшая на себе волосы.

Она и сама обегала добрую половину Облонского леса, крича изо всей силы имя своей питомицы, но только эхо в некоторых местах откликалось на ее зов.

Поздно вечером на ферму явился один из крестьян села Покровского, только что прибывший из Москвы, и передал Ядвиге, что сегодня, когда он ехал в город, почти у самой заставы его обогнала дорожная карета, запряженная четверкой, и в ней он увидал своими глазами барышню – Ирену Владимировну.

– Когда это было?

– Да уже за полдень! Я еще подумал, что это так рано наша барышня-то укатила, аль мамаша за ней приехала, только одно мне показалось сомнительно…

– Что?

– Рядом с ней, кажись, сидел какой-то барин!

– Это ты обознался! – вскрикнула Ядвига, хотя в душе поняла, что мужик говорит правду.

– Видит Бог, не лгу, как сейчас ее вижу, сидит веселая такая.

– Веселая!.. Нет, это не она! – строго сказала Залесская.

Крестьянин ушел.

После его ухода она тотчас же пошла в комнату молодой девушки. Стоявшие в ней цветы распространи ли нежное благоухание. Окно было открыто. Постель постлана, как всегда. Особенного беспорядка не заме чалось, исключая двух брошенных на стул платьев, доказывавших, что Ирена перед уходом не знала, какое надеть.

Ядвига стала искать какого-нибудь следа, который мог бы указать ей, что происходило в сердце молодой девушки перед ее уходом из дому.

«Было ли это заранее обдуманное намерение, или же она уступила какой-нибудь неожиданной просьбе?

Может быть, она оставила письмо, записку… Так не уезжают, не простившись, для этого нужно быть слишком черствой душой…

А Рена была такая добрая».

Так думала и рассуждала сама с собой добродушная женщина, все продолжая свои поиски.

Она не нашла ничего.

Все было на своем месте, но ни письма, ни малейшего знака, могущего объяснить, указать, не находилось.

«Если она уехала с мужчиной, с любовником, – продолжала соображать Ядвига, – то, стало быть, она его знала уже давно. А я, старая дура, этого и не замечала!»

Она снова предалась неописуемому отчаянию, бегая по комнате со сжатыми кулаками, как бы преследуя соблазнителя и похитителя ее «девочки».

«Но, – вдруг остановилась она, – он, может быть, написал».

Она снова принялась искать, переворачивая все в ящиках стола и комода, шаря по карманам платьев, встряхивая подушки, простыни, одеяло.

В этих поисках прошло более половины ночи, но они не привели, конечно, ни к каким результатам, так как князь Облонский был не из тех, которые пишут женщинам.

Утомившись, Ядвига опустилась наконец на стул, не решаясь, впрочем, уйти из той комнаты, где она все-таки чувствовала себя ближе к Рене, где все напоминало о ней.

Она напрягала слух, не слышно ли какого-нибудь стука, не подъезжает ли экипаж, может быть, Рена вернется, а может быть, мужик и ошибся.

Наступило утро. Ядвига мало-помалу успокоилась. Мысли ее прояснились.

«Заявить полиции! – мелькнуло в ее голове. – Но это будет, несомненно, оглаской. Спросят, кто мать этой девочки? Где она живет? Чем занимается?»

Ядвига знала, что Анжелика Сигизмундовна более всего боится такой огласки.

«Надо ехать к ней самой!» – решила старая полька и, передав заведование фермой своей помощнице – преданной женщине, с первым же поездом уехала в Москву, а затем в Петербург.

V. На даче у Анжель

Было два часа дня.

Анжелика Сигизмундовна Вацлавская только что встала, выпила утренний шоколад и вышла в роскошном домашнем неглиже на террасу своей дачи.

Она была в этот день в хорошем расположении духа. Она решила через какие-нибудь два-три месяца покинуть не только Петербург, но и Россию, и уехать со своей ненаглядной дочерью, со своей дорогой Иреной, за границу, в Италию. Она поручила уже комиссионерам исподволь подыскивать ей покупателя на дачу – всю же обстановку как дачи, так и петербургской квартиры она решила поручить продать с аукциона. Подведя итоги, она была довольна крупной суммой своего состояния.

«Рена у меня не бесприданница, таким кушем не побрезгает даже иностранный принц!» – самодовольно думала она.

Перед ней носился дорогой образ красавицы дочери – этого чистого, невинного создания.

Вдруг взгляд ее упал на извозчичью пролетку, остановившуюся у решетчатых ворот дачи.

Из нее выходила женщина.

Анжелика Сигизмундовна узнала Ядвигу.

Она почувствовала, что у нее остановилось сердце, и она как бы застыла с наклоненной головой, казалось, ожидая готового разразиться над ней громового удара.

Залесская, между тем, торопливой походкой прошла сад и поднялась на террасу.

– Что случилось с Реной?! – вскричала Анжелика Сигизмундовна.