– Тоже это заметил? Когда-нибудь и ты заслужишь подобное отношение. – Совершенно серьёзно ответил ему радостный Шут. Он перевернулся на спину и теперь лежал, раскинув руки. После чего, вероятно пытался сделать в пыли фигуру ангела. Однако результатом его действий стал только ещё менее презентабельный внешний вид.
– Куда теперь? – Удалившись от пылевого облака, поинтересовался Джек.
– Пчхи, – закончив пылевые ванны, выдал абориген Двача и затем рёк, – в театр, конечно. Надо готовиться к премьере.
– Так ты, получается, драматург?
– Не, драмами у нас Джо занимается, я больше по комедиям. – Поднимаясь с земли, ответил Шут.
– Кто бы сомневался, – фыркнул Евгений, – веди, что ли.
– За мной, мой верный друг, нас ждут великие дела. – Воодушевлённо возвестил Ник и строевым шагом направился к центру города. Туда, где, судя по всему, располагался театр.
– Джорджи, подай-ка мне эля. – Заявил молодой режиссёр-постановщик спустя пять минут изнурительной и выматывающей ходьбы.
– Ты намеренно моё имя коверкаешь, да? – Уточнил Джек, понимая, что вопрос, скорее всего, вынужден будет перейти в категорию риторических. Так и случилось.
– Жора, ради всего смешного. Я не могу работать в таких условиях. – Ник резко развернулся и требовательно протянул руки к бочонку.
– В каких условиях? – Расставаясь с булькающим грузом, спросил Евгений.
– Ни в каких. Но алкоголь позволяет мне мириться с несовершенством этого насквозь прогнившего мира и делать хоть какие-то дела без внутреннего протеста. – Довольно проникновенно выдал пыльный театрал и, выдернув пробку из бочонка, приложился к священному нектару.
– Ты кстати слышал, что эль, пиво и всё такое – символ цивилизации? – Внезапно сам для себя спросил Джек.
– Нет, но это звучит как тост. На, хлебни. – Оторвавшись от жидкого золота, Шут протянул деревянную ёмкость обратно.
– Чтобы потом тащить его всю оставшуюся дорогу? Нет, спасибо. – Проявив дальновидность, отказался пришелец из Серого мира.
– А ты неплох, Гога, – паяц шумно рыгнул, после чего закончил фразу, – но в таком случае мне больше достанется. За что мы там пьём, говоришь?
– За цивилизацию. – Подсказал попаданец.
– О, точно. За цивилизацию. – Ник приподнял бочонок во всемирно известном жесте, после чего оформил тому самый натуральный засос до полного и безоговорочного опустошения дубовой канистры. Затем деятель искусства выдал громогласный звук из самого нутра, икнул, подёргал один из бубенцов колпака и на удивление твёрдым голосом сказал:
– Всё, теперь мы можем идти.
До центра они добрались довольно быстро и с относительным комфортом для гостя города. Шут не бежал, не пытался заглядывать в каждый встреченный кабак и не вытворял чего-то ещё, что могло бы сказаться на скорости прибытия в пункт назначения. Чем неслабо удивлял своего спутника, что только-только начал привыкать к общей несуразности поведения проводника и отсутствию как минимум видимой связи между его действиями. В общем и целом, вёл себя почти как обычный человек.
За тем исключением, что всю дорогу пытался прорыгать гимн Двача. Джеку, никогда не слышавшему оригинал данной композиции, было тяжело оценить, насколько Шут приблизился к исходной версии. Однако занятие было безобидным, и мужчина даже стал в какой-то момент подбадривать спутника. Последняя нота этой великолепной аранжировки отзвучала ровно к моменту, когда Евгений споткнулся об ступеньку парадного входа театра.
– Ну, вот мы и на месте. – Выдал очевидный комментарий Ник.
– А я думал, сова. – Саркастично заметил Джек.
– А вот это, Георг, прекрасная мысль. Ты ещё даже не понял насколько. – В пугающе загадочной манере возвестил Шут и начал свой подъём по мраморным ступеням. Его спутник покорно двинулся следом.
– Сегодня, дорогой друг, ты увидишь в деле настоящих профессионалов. – Уверял деятель культуры по дороге от гардероба к гримёркам.
– Жду не дождусь, как же мне повезло. – Затапливая всё окружающее пространство волнами сарказма, отозвался Евгений.
– Итак, вот они, мастера своего дела, без пяти минут гении. Позволь представить, моя неподражаемая труппа. – Торжественно объявил Ник и распахнул перед гостем театра дверь. То, с чем столкнулся Джек секундой позже, слабо соотносилось со всей предшествующей презентацией. Но очень даже соответствовало ожиданиям мужчины. Ещё по пути бывший дилер здраво рассудил, что каков режиссер, таковы будут и артисты. С поправками на индивидуальные заскоки. И не ошибся в своих выводах.
Во-первых, само пространство гримёрки больше напоминало картину «квартира на утро после студенческой вечеринки», чем рабочее помещение слуг искусства. Пустые бутылки, остатки еды, детали реквизита и элементы сценических костюмов – всё это образовывало уникальный ландшафт, унижающий саму концепцию порядка. Профи, которых всю дорогу расхваливал их руководитель, были под стать обстановке. Кто-то безмятежно дремал, наполовину закопавшись в гору одежды. Худощавый актёр в кудрявом парике кидал ножи в мишень с криво нарисованным лицом кого-то очень знакомого. Ещё два «профи» самозабвенно резались в карты на раздевание. Один из картёжников уже проигрался до исподнего, но не желал прекращать попыток реванша. Единственная в коллективе дама сидела в углу и нежно обнимала бутылку вина за горлышко. И, видимо, не первую.
– Вот они, гордость и надежда культурной жизни Двача. – Ник упёр руки в бока и внимательным взором окинул творящийся бедлам. Улыбка плавно слезла с лица Шута, уступая место некоторой озабоченности.
– Неужели тебя что-то смутило? – Хекнул Джек, довольный выражением лица режиссёра.
– Конечно, смутило. Генриха нет. – Покусав губу, выдал Ник.
– Дай угадаю, он должен был играть главную роль, но куда-то делся? – Без особого интереса спросил попаданец.
– Хуже, гораздо хуже, друг мой, – Шут патетично воздел руки к потолку, – за что, Создатель, неужели ты против премьеры?!
– Судя по всему, для тебя это важно, – присаживаясь на край одной из куч тряпья, заметил Евгений, – а что конкретно делал Генрих?
– Он играл сову с деревом во втором акте. А теперь его нет. Нет! – Вскричал обиженный мирозданием драматург.
– Пх-пх, – подавился смешком подопечный Шута, – это серьёзно. Даже не знаю, как тебе с этим помочь.
– Помочь, да чем ты… – Бегающий взгляд Ника резко перепрыгнул на нового приятеля. На территории его лица материализовалась привычная широкая ухмылка.
– Нет, даже не думай. – Джек выставил перед собой руки в защитном жесте.
– Дружище, я уверен, что ты справишься с этой задачей. Да, будет трудно, но взамен ты получишь бесценный жизненный опыт и мою благодарность. – Энтузиазм постановщика изливался на Джека неудержимой волной словоблудия.
– Не-не-не. Во-первых, у меня боязнь сцены. Во-вторых, твоё спасибо не булькает. – В глазах Евгения плескался настоящий ужас.
– Ради меня, Гоша, – продолжил увещевания Шут, – к тому же, конкретно моё «спасибо» таки булькает.
Паяц щелкнул пальцами и достал из рукава бутылку. Глаза Джека округлились. Угловатая форма сосуда, чёрная этикетка, жидкий янтарь внутри. Самый известный в его родном мире виски появился буквально из ниоткуда.
– Охренеть, дайте два. – Выпалил от удивления мужчина.
– Одна сейчас, одна после работы. – Поставил условие художественный руководитель.
– По рукам. – Новоявленный актёр вскочил, выдернул бутыль из рук амбициозного автора пьесы. Ловкие пальцы бывалого картёжника лихо расправились как с крышкой, так и с дозатором и, спустя пару секунд, в глотку заложника абсурдного королевства потекло зелье храбрости. Незаметно для себя ополовинив бутылку, Джек ощутил, как от желудка по телу распространяется тепло. Хекнув, он закрутил крышку и взглянул в довольное лицо Ника. Физиономия Шута двоилась, но это было даже к лучшему. А вот то, что выражение этой наглой морды снова сменилось, явно не к добру.
– Георгий, дорогой, ты не мог бы скинуть свою рубашку? Желательно без резких движений. – С дрожью в голосе попросил молодой драматург.
– С чего это вдруг?
– Медленно повернись к зеркалу и посмотри, что происходит. Только умоляю, не дёргайся. И не вопи. – Почему-то шёпотом продолжил Ник.
Ситуация явно выходила за рамки привычного поведения этого клоуна, так что Джек неохотно, но повиновался. Плавно, насколько позволяло количество выпитого, он развернулся к зеркалу и попытался сфокусироваться на изображении. Когда мутный тип в зеркале собрался в его точную копию, Евгений, позабыв напутствия товарища, завопил не своим голосом:
– Паук! Твою мать!