Демон-полукровка

– Доброе утро, дитя моё, – с улыбкой ответила Маргарет. – Я не помню, что снилось мне сегодня, но уверена: это было что-то очень хорошее.

– Кланяйтесь! – зашипела Саллива на ухо Бэарсэй и дэ Сэдрихабу, и они запоздало присели перед Королём, Королевой и их ближайшим окружением.

– Доброе утро, матушка. Доброе утро, господин отец… – заговорила Лесли, пока Ольванс с ритуальными приветствиями обходил кавалеров и дам, собравшихся поблизости от королевских мест.

Теперь дэ Сэдрихабу понял, почему их повели в залу так рано, когда ещё ничего не было готово: чтобы поздороваться со всеми приближёнными царствующей четы, нужно было очень много времени. Его и Бэарсэй, к счастью, не принудили желать доброго утра посторонним им людям и выспрашивать каждого, хорошо ли ему спалось. По правилам дворцового этикета, им следовало поздороваться только с Королём, Королевой и собственной матерью, которая не отводила от них ястребиного взора в продолжение всего того времени, что наследники приветствовали придворных. Когда Ареллаган подошёл к ней ближе, чтобы она могла услышать его слова, она вдруг протянула к нему руки и спокойно сказала:

– Подойди ближе, сын мой. Бэарсэй, – она стрельнула взглядом в Бэарсэй, уже потянувшуюся к какой-то придворной даме с очень крупными серьгами в ушах, – и ты тоже.

Дети склонились к ней, и Мередит, обхватив их руками, быстро зашептала:

– Этот мир полон опасностей. Очень трудно следовать королевскому этикету, чтобы не быть сочтённым подозрительным элементом. Делайте всё так же, как эти дети, а после общей трапезы подождите у дверей: я отведу вас в свои покои.

– Да, госпожа матушка, – покорно прошептал дэ Сэдрихабу.

Ольванс отошёл от последнего дряхлого придворного с усами, укладывающимися на стол, и поманил друзей за собой:

– Идёмте! Я видел, кушанье уже готово!

Наследники ели с золота и потребовали принести такую же посуду своим друзьям. Дэ Сэдрихабу этому немало обрадовался: проходя вдоль стола старших к своему, он обратил внимание, что большинство придворных пользовались серебряными приборами, от которых исходил мертвецкий холод. Прежде чем сесть за стол, Ольванс поднял глаза к небу и громко сказал:

– Да увидит госпожа Магия, что я не имею дурных мыслей!

Недоумённо переглянувшись, Ареллаган и Бэарсэй всё же повторили его странные слова, как это сделали и прочие королевские дети. Устроившись за столом, Ольванс первым разрезал жареное мясо на своей тарелке и стал есть, остальные не прикасались к своим приборам, пока он не проглотил первого кусочка. Лукаво кося глазом себе за плечо, дэ Сэдрихабу видел, что точно так же поступают и придворные за большим столом, оглядываясь на Королеву, и слуги за малым, почтительно наблюдая за старшим среди них. Бэарсэй фыркнула и поинтересовалась:

– А почему вы все ждёте, пока старший не съест хотя бы кусок?

Королевские дети отложили приборы и задумчиво на неё посмотрели. Нёрст пожал плечами:

– Не знаю, так принято.

– А если Ольванса не будет за столом, вы вообще не станете есть? – въедливо выспрашивала Бэарсэй.

– Э-э… – Нёрст повращал глазами налево и вверх, – тогда первой будет кушать Лесли.

– Ну а если Ольванс тут будет, но у него аппетит испортится, что тогда? – Бэарсэй торжествующе захохотала.

Нёрст, очевидно, запутался, но остальные ребята тоже выглядели весьма озадаченными. Фриэль, самый молчаливый, буркнул неразборчиво:

– Ты задаёшь какие-то странные вопросы, Бэарсэй.

– А по-моему, так правильные! – вдруг захохотала Саллива и задрыгала ногами под столом. Лесли сурово цыкнула на неё:

– Веди себя прилично!

– Ну хорошо, хорошо… – без особенной охоты ответила Саллива и прекратила болтать ногами, но улыбки с лица не спустила.

«Братишка… – заползший в мысли дэ Сэдрихабу голос Бэарсэй тоскливо умолял. – Братик…»

«Ну чего тебе?» – не без раздражения поинтересовался он.

«Скажи, что ты умеешь пользоваться этими… этими штуками», – Бэарсэй показала глазами на вилку и нож, лежащие возле её нетронутой тарелки.

– Ареллаган! Бэарсэй! – Лесли с удивлением поглядела на них. – Вам не нравится кушанье?

– Почему же, очень нравится, – легко солгал дэ Сэдрихабу и мысленно приказал Бэарсэй: «Делай всё как они».

Подражать Бэарсэй умела всегда и довольно неплохо. Она взялась за вилку и нож и принялась орудовать ими как ловкий едок, всю жизнь провёдший при дворе. Дэ Сэдрихабу попытался следовать её примеру, но ему вкус человеческой пищи совсем не нравился. Она вызывала неприятное тяжёлое ощущение в каждом сантиметре его сущности, и он был уверен, что теперь точно не сумеет превратиться, если вдруг возникнет необходимость.

– Интересно, – сказала Бэарсэй, в упор глядя на Ольванса, – а почему слуги так боялись положить не то полотенце или не ту вилку рядом с придворными?

– Потому что на каждом полотенце есть монограмма дворянского рода, к которому этот аристократ принадлежит, – пояснил Ольванс.

– Подать одному дворянину полотенце с монограммой другого дворянина – это серьёзное оскорбление, – Джолли, расширяя глаза, покачал головой.

– А ещё для каждого титула положен определённый набор столовых приборов, – продолжала Лесли. – Например, у наших родителей и носителей королевской крови он тройной, вилки лежат слева, а ножи справа, но уже обычные герцоги не могут класть ножи и вилки так, хотя набор у них тоже тройной.

– Почему тогда у нас всё так же, как и у вас? – спросил дэ Сэдрихабу, покосившись на свою тарелку.

– Потому что вы наши друзья, – пожав плечами, просто ответил Ольванс.

Дэ Сэдрихабу подозрительно поглядел на него, пытаясь определить по его лицу, солгал он или нет. Своим выводам он не мог поверить, а потому осторожно проскользнул в мысли Ольванса и ненадолго задержался там, с неверием осматриваясь, пролистывая свежие воспоминания Принца о себе. Но Ольванс действительно не видел в нём врага и не думал смеяться, он говорил именно то, что думал.

«Очень странно», – задумчиво сказал дэ Сэдрихабу про себя. Поведение Ольванса представлялось ему необычным потому, что сам он практически никогда не произносил вслух свои мысли и считал это последней глупостью на свете.

Когда трапеза была окончена, Ольванс первым встал из-за стола, вытер руки о своё полотенце и молитвенно сложил ладони, снова устремляя глаза к теряющемуся в вышине потолку.

– Будь благословенна, Магия, – сказал он, и младшие дети подхватили его слова шелестящими голосами.

Следующий час был посвящён занятиям. Сухие дамы со злыми глазами и крючковатыми носами увели Лесли и Салливу, за Принцами явились такие же тощие кавалеры со стопкой бумаг в руках.

– Время учиться, Ваши Высочества, – бормотали они, суетясь кругом.

Дэ Сэдрихабу вскинул голову.

– А можно и нам… разделить занятия Их Высочеств? – спросил он чрезвычайно почтительным тоном.

Лишённое щёк узкое лицо обратилось к нему и недолго поразмыслило.

– Нет. Их Сиятельства Амарские будут брать уроки у своей матери.

– Но… как же фехтование, верховая езда, стрельба? Моя матушка не может меня этому научить, – возразил дэ Сэдрихабу.

– Вам следовало бы обратиться с этой просьбой к Её Величеству.

Дэ Сэдрихабу круто повернулся и схватил Бэарсэй за руку. Королева всё ещё сидела за столом, отнюдь не намереваясь подниматься: она ожидала, когда служанки заплетут ей заново косу, при этом она, кажется, не волновалась, что её волосы могут попасть в тарелки к её приближённым. Завидев уверенно движущегося к себе Ареллагана, за которым тащилась Бэарсэй, Королева нахмурилась. Она даже не пыталась скрывать, что не рада предстоящему разговору. Однако она всё же спросила:

– Что случилось, Ваше Сиятельство?