– Он просил меня, Вест, – так же тихо ответила Марта. – Ты прав, он может умереть. А просьбы умирающих исполняются по закону чести! Все в Авалории соблюдают его! Виллимони хотел, чтобы я взяла из его мешочка имперский пропуск и отдала его сестре. Он пытался вывести её из Кеблоно, спасти её! У него тоже есть сердце, Вест…
– Слезливая сказка для доверчивых девушек вроде тебя, – нагло улыбнулся палач. – Марта, неужели ты готова верить всему, что говорит имперец? Они обманывают с той же лёгкостью, с какой просыпаются по утрам!
– В некоторых случаях, – вздохнула Марта, – даже имперцы бывают честными. И этот случай – один из таких.
– Хорошо, хорошо, я понял, – гримаса неудовольствия исказила лицо Веста, когда он запустил руку в свой глубокий карман в поисках мешочка офицера. – Только предупреждаю тебя: ты ещё пожалеешь о своём благородстве.
– Айрен, – железным тоном промолвила Марта. – Ты должен!
– Ах, да, я, как один из последних представителей вымирающего рода честных и справедливых дурачков, должен помогать своему врагу потому, что того требует старинный неписаный закон, который уже никто, кроме нас, не соблюдает! – неожиданно взорвался Вест. – Забирай этот мешок, чтоб глаза мои его не видели!
Резким движением вытащив из кармана грязный фиолетовый свёрток, он швырнул его Марте в руки. Девушка пораженно хлопала глазами: она никогда не видела Веста, спокойного, язвительного, немного надоедливого добряка Веста в такой ярости. «Война вытянула из нас все наши силы, – осознала она. – После того, как наша родина предала нас, мы никому не можем поверить вновь. Из-за этого нам так плохо, из-за этого мы теряем остатки самообладания. Я тоже уже не та, кем была ещё месяц назад…»
Вест переводил дыхание, медленно поглаживая рукоятку меча. Бросив мимолётный взгляд на вздувшиеся голубые вены у него на массивных кулаках, Марта представила себе на миг, что может случиться, если он выйдет из себя, и мысленно содрогнулась от леденящего кровь ужаса. Война – это война, здесь нельзя доверять даже тому, кто плечом к плечу с тобою рядом обороняет родной город. Ведь однажды Кеблоно предали те, от кого предательства вовсе не ждали. Марта с грустью всмотрелась в фиолетовый мешочек офицера, лежащий у неё на ладони, будто крохотный беззащитный ребёнок. И неужели предсмертная просьба врага стоила ссоры с другом? На какой-то момент ею овладела непростительная слабость, и она захотела вернуть свёрток Весту, чтобы он простил её. Ведь, забери она вещь офицера, друг окажется потерян для неё навсегда…
«Иногда приходится жертвовать даже тем, что тебе дорого», – решительно сжав губы, подумала Марта и крепче стиснула мешочек в кулаке.
Она видела, как огорчённо опускаются массивные плечи Айрена. В одну секунду он из взрослого, сильного человека превратился в оскорблённого, задетого рёбенка, и в эту секунду ей стало истинно жаль его. Но она не отступила бы от принятого решения ни в коем случае. Она обещала офицеру позаботиться о его сестре. Вест перестал бы уважать её, если бы она не сдержала данного слова и бросила беспомощную невинную девушку на произвол судьбы. Пусть злится. Со временем он поймёт, что она поступила правильно.
– До встречи, Айрен, – одними губами проронила Марта.
– Прощай, – медленно, хором ответили Вест и Венис.
Но она не слышала в их словах прежнего доверия и дружеского участия. Сознавать, что дорогие люди беззаботного детства теперь потеряны для неё навсегда, было невыносимо тяжело. Сказать, что ей было больно, значит не сказать совсем ничего. Покидая подземные тюрьмы в страдающем одиночестве, с едва тлеющим чадным факелом в руках, она чувствовала, как жгучее раздражение режет глаза. Но то было вызвано не едким дымом, а внутренними терзаниями. Лишь однажды в жизни она чувствовала себя так же плохо, как и сейчас: тогда, когда потеряла семью. Однако былую боль было не сравнить с нынешней. От той, первой, лекарством выступала месть, а здесь и сейчас она не знала, что нужно сделать, чтобы исцелить свою душу. И уже в который раз Марта с сожалением подумала: а стоили ли этот нахальный выскочка-офицер и его сестра принесённой жертвы, ведь они даже не отблагодарят её?
Крепче сжав мешочек в кулаке, она упрямо вскинула голову в том жесте, который, она знала, раздражал многих, и тихо, но твёрдо произнесла, убеждая саму себя:
– Да. Я всё сделала так, как от меня требовали моя честь и моя совесть, пусть офицер и не заслуживал моей помощи.
Холодный пронизывающий ветер, налетевший со стороны Седьмого Креста, помог ей привести эмоции и мысли в порядок.
«Всё, хватит сомневаться. То, что сделано, уже сделано, а возврата в прошлое не существует. Следовательно, хватит забивать себе голову пустыми проблемами и перегружать сдающие нервы. Мужчины всегда думают, что их поступки правильные, так почему же женщины не имеют этого права?»
Марта закусила губу, вновь надела шлем и опустила забрало на лицо. Сейчас, находясь в безликом железном панцире, она будет такой же, как и окружающие её смертники – равным с ними мужчиной. Пусть Бирру, Весту и Венису известна её тайна, но они её не выдадут. Значит, она сможет достойно умереть на страже Дебллских ворот, когда имперские легионы двинутся на штурм на рассвете.
Подняв голову, Марта пристально всмотрелась в раскинувшееся над ней чистое тёмное небо. Сколько лет прошло с тех пор, когда она, ещё ребёнок, видела наверху лёгкую руку Магии и верила, что её защита здесь, рядом? С тех пор многое изменилось; Марта повзрослела и узнала жестокость и несправедливость этого холодного мира. Теперь она не могла признать существование Магии, ведь то, что происходило с нею в последнее время, было слишком тяжело, чтобы в это можно было поверить, чтобы это можно было принять. Казалось, с течением лет сверхъестественное вмешательство в её судьбу самоустранилось, точно чья-то повелительная рука, в короткие мгновения из родственно тёплой сделавшаяся недружелюбно холодной, вытолкнула её в большой мир безо всякого права на поддержку. Это научило Марту быть сильной и полагаться только на себя. Всегда ей удавалось выпутываться из проблем самой, но именно в это мгновение, когда неминуемая смерть дышала в затылок, она вновь ощутила себя беспомощной и слабой. Где же Великая Госпожа Магия, когда она так нужна? Марта знала, что её слезы сейчас неуместны и выглядит она глупо и жалко, но остановиться не могла. Впервые за долгие месяцы, прошедшие с момента гибели семьи, она дала волю чувствам. Неделю за неделей она убеждала саму себя, что она сильная, она справится, но в эту минуту вдруг осознала, что целый месяц занималась самообманом. Она казалась бесстрашной, она сражалась на передовой наравне с мужчинами, она теряла друзей, получала раны, попадала в смертельные опасности, но сегодня она проиграла. Разговор с Ноули Виллимони стал для неё последней каплей. Он поклялся ненавидеть всех кеблонцев,…но что плохого они сделали ему, чтобы у него появился достойный повод произносить такие громкие слова? ПОЧЕМУ?! От осознания всей униженности своего положения Марте вновь захотелось заплакать. Вспоминая вновь и вновь колючие слова пленного офицера, она горестно недоумевала про себя: «Неужели мы действительно так плохи? Мы были обычными людьми, пока мерзавец Фолди не развязал войну и не восстановил против нас жителей Авалории! Теперь нас ненавидят все, хотя мы заслуживаем этих чувств менее, чем наши враги! Почему всё должно быть именно так? Неужели эта страшная война – кара за что-то ужасное? Или это испытание, которое должно закалить наши души? Но в чём виновны дети? Старики? Несправедливость витает повсюду…»
Даже звёзды, холодные красавицы звёзды, освещавшие Марте её нелёгкий жизненный путь, сегодня выглядели безучастными и жестокими, как и всё вокруг. Нигде она не находила себе поддержки: ни на земле, ни на небе. Может, это значит, что она уже успела где-то ошибиться, раз никто не хочет помогать ей?
«Помощи неоткуда ждать, ты должна добиваться всего, чего хочешь, сама». Марта снова закусила губу, так сильно, что по подбородку потекла кровь, но не почувствовала боли. Словно всё в ней, даже душа, оледенела. Марта печально вздохнула, обращая умоляющий взор к Астрели – самой яркой из Трёх Звёзд, под которой она родилась. «Подскажи, что делать! – мысленно вскрикнула она. – Мне так плохо, что я могу умереть от горя! Хоть раз прояви своё милосердие, докажи, что ты действительно охраняешь меня!»
И, будто сверху снизошло то, о чём она просила, среди чистого синего свода небес показалось бледное, прозрачное, как у призрака, лицо Ноули Виллимони. Пленный офицер лукаво улыбнулся Марте и прижал руку к груди. Она заметила, что пальцы его призывно теребят тонкий фиолетовый шнурок, на котором печально болтается небольшой мешочек.
– Ты просишь меня? – удивлённо спросила она вслух.
Воображаемый офицер кивнул и повертел мешочек на ладони, словно желая, чтобы Марта лучше рассмотрела его.
– Таким ты нравишься мне больше, – стараясь казаться весёлой, она выдавила из своей груди усталый смешок. – Когда ты молчишь, мне легче ненавидеть тебя.
Призрачный Виллимони на небе настойчиво подёргал фиолетовый шнурок. И ей почудилось, что его губы шевелятся в немой просьбе:
– Быстрее!
– Подожди! – воскликнула Марта. – Подожди, я хотела…
Но видение испарилось, развеянное порывом налетевшего свежего ветерка. Сауновски с наслаждением вдохнула его: впервые за долгие месяцы она ощутила в своих лёгких запах мира и спокойствия. Сейчас вокруг неё весело носится вихрь, попавший в Кеблоно из Буонко, весёлого рыбацкого городка. Когда-то, ещё будучи совсем ребёнком, Марта бывала там вместе с дедушкой. Беонис Сауновски водил её по белокаменной набережной, с важностью умудрённого годами и опытом человека рассказывая о том, как с отрядом своих товарищей численностью всего в двадцать пять человек мужественно оборонял королевскую галёру против небольшой вражеской армии. Тогда девочка восхищённо улыбалась, про себя не веря, что такое могло быть на самом деле. Жизнь же доказала ей: подлинное мужество способно совершать величайшие и удивительнейшие поступки. Как бы ей хотелось вновь ощутить на своём плече твёрдую, волевую руку дедушки и услышать его грубоватые, но ободряющие слова: «Ну-ка, не смей киснуть! Раз, два – встала, улыбнулась и пошла!»
– Мне так не хватает тебя, дедушка, – сквозь слёзы шепнула Марта. – Почему тебя больше нет рядом? Если бы ты был жив, всё в моей жизни было бы иначе… Ты помог бы мне найти выход…
Может быть, она сходила с ума, но уже во второй раз ей почудилось, что рядом стоит кто-то ещё, кто-то, кого не могло быть здесь.
Морской ветерок бросил ей в лицо знакомый запах дедушкиного ядрёного табака, от которого у неё часто начинало щипать в глазах, его толстого кожаного ремня, чьи удары ей иногда приходилось ощущать на своей пятой точке, и родственной доброты – такой ни у кого, кроме него, больше нет и не будет. А в ушах у неё зазвучал суровый старческий голос, такой реальный и далёкий одновременно…
– Чего стоишь, девочка?
– Я не знаю, что мне делать, – печально ответила Марта.
– Действуй! – рассерженно заговорил дедушка. – Цель есть? Есть! Обязательство есть? Есть? Выполняй, не то сейчас как стукну ремнём по попе!
– Мне уже семнадцать! – возмутилась девушка, тщетно пытаясь отыскать его рядом. – Ты не можешь!..
– Нас в полку, когда я служил (давненько ж это было…), драли ремнём всех: от солдат до офицеров, а многим из нас больше твоих лет было! Так что не смей спорить, поднимайся и иди делать то, что нужно! Иди, я уже вынимаю свой ремень!
Страх перед ремнём давно уже не действовал на Марту. Но повелительные интонации в голосе дедушки нельзя было проигнорировать. С готовностью расправив плечи, она улыбнулась, наклонила голову в знак почтения.
– Я иду исполнять свой долг, – сказала она.
– Шагом марш! – напутствовал её старик, громко расхохотавшись тем смехом, который в нём веселил Марту, а в других людях – раздражал.
Она так и не успела сказать ему то, что должна была бы… Всё вновь получилось, как и тогда, когда он умирал. Ей было всего двенадцать, она жила здесь, в Кеблоно, а дедушка – в Найте, в нескольких сотнях километров от её родного дома. Извещение о том, что Беонис Сауновски стоит на краю могилы, было доставлено слишком поздно. Марта примчалась к постели старика, точно у неё за спиной усиленно работали крылья, но их скорость была слишком мала для того, чтобы она пришла вовремя. Девочка едва ступила на порог комнаты больного, а он закрыл глаза и тихо скончался. Но она помнила, что последний взор дедушки был направлен на неё. Боевой товарищ Беониса, Свенил, ухаживавший за больным в дни, предшествовавшие его кончине, говорил, что тот неустанно повторял: «Присматривай за Мартой… Толковая девчонка будет – крепкая, как сталь! Вся в меня! Она не такая, как её ровесницы… Если она приедет слишком поздно, ты ей передай, что я её больше всех своих внуков любил…»
Она расплакалась, узнав, что дедушка всё же сумел передать ей свой прощальный привет. А она так и не сказала ему, что она тоже его любила. Многие вещи она делала слишком поздно… Когда ничего уже нельзя было поправить, и момент был упущен, она чувствовала себя вновь всего лишь беспомощной девчонкой.
Надеясь, что её слова согреют душу старика, где бы он сейчас ни был, она шепнула ветру:
– Я люблю тебя, дедушка.
И на душе у неё стало невыразимо легче, точно она сбросила со своей спины некий груз, что пригибал её к земле на протяжении долгих пяти лет. Теперь, перед смертью, она должна была исполнить все обязательства, что дала при жизни.
Её неуверенный взор остановился на фиолетовом мешочке офицера Виллимони. Тонкий шнурок, обагрённый кровью и испачканный в саже и грязи, доверчиво свернулся у неё на ладони, как маленький котёнок. Будучи от природы весьма наблюдательной, Марта с удивлением заметила, что верёвочка эта сплетена по-особому: ажурные нити соединялись одна с другой в прихотливом узоре, сотворить который могла далеко не каждая рукодельница. Интересно, чья же это мастерская работа? Марта развязала мешочек и внимательно всмотрелась в его содержимое.
Видимо, здесь офицер хранил то, что действительно было ему дорого. Рассматривая с непристойным любопытством его личные вещи, она узнала о нём немало нового. Ещё пару секунд назад она не поверила бы, что Виллимони пишет кому-то письма. Все они, бережно сложенные вчетверо и перевязанные тонкой бечёвкой, адресовались его сестре, той самой «милой Байне», ради спасения которой он рискнул проникнуть во вражеский город. Здесь же, рядом, Марта увидела и ответные послания к «дорогому Ноули». Смешные пузатые буквы, выходившие из-под пера писавшей их девушки, были проникнуты таким теплом и такой тревогой, что Марта невольно умилилась. Что-то, похожее на зависть, больно кольнуло ей душу: ведь она знала, что никто не отправит ей исполненное нежной привязанности письмо с пометкой: «милой Марте». Короткая вспышка странной ревности чуть не заставила её вскрыть послание. Рука уже потянулась к одному из них, но тут совесть охладила её пыл. Семья, в которой она воспитывалась, не одобрила бы такого поведения даже по отношению к смертельному врагу. Всё, что ей было нужно, – это имперский пропуск, и он лежал между письмами Ноули и Байны, будто разделяющая их перегородка. Марта аккуратно выудила из мешочка небольшую бумажную карточку и развернула её. На жёлтой бумаге затейливым, но разборчивым почерком было выведено:
«ПРОПУСК
На имя Ноули Виллимони, старшего офицера пятого королевского полка, находящегося под непосредственным командованием Его Превосходительства Министра Внутренних Дел Авалории, Гая Перципиуса Фолди-младшего;А также на имя всех родственников упомянутого выше офицера, которые могут легко и свободно доказать своё родство с ним
Пропуск НЕ ЯВЛЯЕТСЯ действительным для лиц, не находящихся в родстве с Ноули Виллимони, старшим офицером пятого королевского полка, а также для лиц, чьё родство с ним находится дальше двоюродной связи.