В чужих морях

«Ай, Иисусе, ты мне бок прищемил!»

В воскресенье Пасха. Подумать только! Они воюют на Страстной неделе.

Скрипят лебедки, натягиваются канаты, корабль бросает якоря. Моряки высыпают на палубу, бряцая оружием и доспехами. Когда замолкают пушки, я слушаю их праздную болтовню в ожидании команды сойти на берег. Они не испытывают страха. Грядущая битва их нисколько не беспокоит.

«Как думаете, у них есть вино? Последний раз мы затаривались им в Вальпараисо».

«Я рассчитываю на вино и женщин. Генерал своей девкой не делится».

Должно быть, точно так же – с шутками и прибаутками – они готовились захватить мою деревню. Те пираты тоже были англичанами, хотя тогда я даже не знала о существовании Англии.

Должно быть, они так же облачались на битву, бросив якорь в бухте. Помогали друг другу затянуть ремни на кожаных латах. Смеялись над плохо подогнанными шлемами, сползающими на глаза.

И совершенно не боялись смерти, потому что знали, что нашему оружию не сравниться с огнестрельным. Лучники были гордостью нашего народа. Опытными стрелками. Их стрелы с наконечниками, смазанными ядом, убивали человека за считаные минуты. Но против пороха и дроби они оказались бесполезны.

Я тогда была маленькой девочкой, дрожала и плакала, прижимаясь к сестрам, брату и бабушке. Мы могли только сидеть, сбившись в кучу, и ждать, когда ужас придет к нам.

От одного воспоминания мне кажется, что стены сдвигаются, пытаясь раздавить меня. И вот уже вместо каюты я снова вижу хижину матери, объятую огнем. Я выхожу на ют.

Такой суматохи на корабле я прежде не видела. Оружие повсюду, оно горами свалено в шлюпку и просто на палубу. Мужчины собираются вокруг, выбирая, чем вооружиться, поднимают арбалеты и аркебузы на марсовые площадки.

Мальчишки в середине палубы катают шарики из конопляной пеньки, набивая их гвоздями и прочей железной мелочью. Они обваливают их в каше из пороха, смолы и серы, чтобы потом поджигать и бросать в испанцев. Диего приходит наполнить ими мешок. Я впервые вижу его обутым – в длинные, выше колен, кожаные ботфорты. Мальчишки проводят для него испытание, поджигая конопляный шарик и бросая за борт. Он взрывается над морем, вздымая поток воды и огня, подобный извержению вулкана.

Остальные огненные мячики, которые Диего загружает в мешок, пойдут на поджог кораблей в гавани и домов в городе. Я закрываю дверь.

Никогда не привыкну к свисту пуль и грому пушек.

Воспоминания о том дне, когда я впервые услышала их, всегда приходят беззвучно. Я вижу только образы. Пальмовую крышу в огне. Клубы черного дыма. Мать с огромными распахнутыми глазами. Открытый рот брата, малыша Фоде, из которого не вылетает ни звука. Сестру Даву, трущую кулачками глаза, которые разъедает дым.

Потом я вижу дьяволов, которые срывают занавеску, закрывающую дверной проем, и с хохотом врываются в хижину.

Их тела сияют, освещенные пламенем. Теперь-то я знаю – это просто латы и шлемы. А тогда я подумала, что ожили железные идолы. Огромные бороды, похожие на сорняки, наполовину скрывают лица, обожженные солнцем.

Ружей мы никогда прежде не видели, поэтому не придали им значения. Наше внимание приковывали ноги в сапогах, покрытых толстым слоем грязи. Враги прошли через болото, откуда их никто не ожидал, и теперь оставляли жижу на чистом камышовом полу. Для нас занести в дом грязь было немыслимо. Мы в ужасе смотрели на их ноги и не представляли, что худшее ждет впереди…

На корме, снаружи каюты, трубит трубач. «Слава Господу нашему и святому Георгию! Сегодня нас ждет победа!» – выкрикивает генерал. Одиночный выстрел из кулеврины вызывает в ответ шквал огня, треск ружей и раскаты пушек с берега и победный рев англичан.

Теперь, когда стрельба разгорается не на шутку, на меня будто разом обрушиваются все звуки того памятного дня. Тогда тоже грохотало, будто настал конец света. Треск ломающихся стволов нашей живой зеленой ограды. Вопли прорвавшихся врагов. Свист горящих стрел, сыплющихся с неба на каждую хижину, крыши и заборы. Звук был таким мощным, что заполонил собой все.

«Мы в безопасности, – говорили старейшины. – Мы уже пережили одну осаду». На этот раз осада длилась несколько месяцев, но запасов риса в кладовых и воды в колодцах должно было хватить еще надолго. Нас защищало непроходимое болото и непробиваемая живая стена из деревьев и лиан, которые народ сплетал воедино на протяжении десятилетий.

«Невозможно преодолеть ее, – утверждали старейшины. – Это могут только дьяволы».

Но им было невдомек, что племя, с которым мы враждовали, именно с дьяволами и заключило сделку. Встретив дьявольскую армию, прибывшую с моря на плавучих деревянных крепостях, враги привели сияющих металлом дьяволов туда, где за баррикадой скрывались мы…

Я забиваюсь в щель между кроватью и морским сундуком, пригибая голову к коленям, чтобы не чувствовать запах, который преследует меня сейчас, как тогда: едкий запах пороха. И не могу сказать, наяву ли я слышу накатывающий следом за жженым порохом смрад горящего дерева, соломы и человеческой плоти – или это призрачный запах воспоминаний.

* * *

Сколько времени прошло, я не знаю.

Выглянув в окно, я вижу, что шлюпки нет. От разбитого борта корабля, стоящего в гавани, клубами поднимается дым. С берега доносятся слабые крики и лязг металла, треск выстрелов и звон церковного колокола.

Внезапно шум на берегу стихает. Вместо него слышится пение. Что происходит? Приоткрыв дверь, я выглядываю. Палуба пуста, за исключением часового, стоящего спиной к берегу.

Я выхожу наружу. Ветерок обдувает прохладой разгоряченные щеки. Песок, рассыпанный по палубе для защиты от огня, царапает пятки.

Часовой смотрит вверх. Это джентльмен в коричневой бархатной шапочке. Он окидывает меня презрительным взглядом, и я замираю.

Мне нужно на мостик. Только генерал и его приближенные имеют право туда подниматься. Я бросаюсь к ступенькам. Отсюда звуки слышны яснее. Колокол замолчал. Голоса, доносимые ветром, полны торжества и веселья. Больше не слышно ни ружейных, ни пушечных выстрелов. Часовой ходит внизу.

На верхушках деревьев, окружающих город, кричат попугаи и обезьяны. Слабое пение доносится из низины, где между холмами и морем расположились дома. В городе всего одно высокое здание – церковь. Рядом приземистое здание суда. Невысокие каменные дома окружают городскую площадь – плазу, – склады с плоскими крышами выстроились вдоль дороги в лес. Соломенные крыши горят. Выбитые двери косо свисают с петель.

По площади англичане катят бочки к берегу. К северной стороне церкви стягивается толпа – оттуда, где я стою, это хорошо видно. Пушкаря Флада легко узнать издалека по необычной шапке – он утверждает, что она из верблюжьей шерсти; правда ли это, я не знаю, но пахнет она зверинцем. Он окунает в бочку кубок – мадре де диос, это же потир[14 - Сосуд для христианского богослужения, применяемый при обряде причастия.]! – и пьет из него.

Какие-то тени мелькают в лесу над городом, я насчитываю с десяток жителей, которые смотрят с высоты на свои горящие дома. На площади Диего выводит пленников из здания суда, спускаясь впереди них по ступенькам, вооруженные англичане подталкивают их в спины остриями шпаг.

Боже сохрани, если после такого генерал высадит меня на берег. Считай, я пропала.

Пока я оглядываю улицы и площади города, на планшир рядом со мной падает тень. Мне не нужно поворачиваться, чтобы узнать, кто это. Я-то думала, он со всеми на берегу, но больше ни у кого нет привычки бесшумно бродить по кораблю. Еще один шаг, и под ногой скрипит доска. Я поворачиваюсь, будто только заметила его присутствие.

– Генерал, – говорю я, стараясь добавить в голос воодушевления.

Он смотрит мимо меня на город, сложив руки за спиной. Как случайный прохожий, залюбовавшийся прекрасным видом.

Он ждет, не проявляя своей власти надо мной, пока не будет готов. Всему свое время.

– Ну, Мария! – Он наконец поворачивается ко мне. – Нравится тебе эта сцена?

Крики на берегу привлекают мое внимание: многоголовая и многоногая толпа обступила жертву. Те, что с краю, бьют кого-то посередине. Он выползает у них из-под ног на четвереньках и, шатаясь, встает. Его тут же снова сбивают с ног. Двое держат, а третий пинает ногой в лицо.

– Теперь ты видишь. Как Господь. Заботится об англичанах, – произносит генерал в своей отрывистой манере.

Я не стала говорить, что, на мой взгляд, англичане и сами способны о себе позаботиться. Вместо этого осмеливаюсь спросить:

– Теперь мы можем плыть дальше?

– Нет. Сначала я хочу закончить дела. С местными властями.

Сердце пропускает удар.

– Кстати, вот и они. – Он указывает на берег, откуда отчаливает шлюпка. Диего с пленниками разместился на носу, корма нагружена людьми, сундуками, бочками и оружием. На берегу вторая партия с кучей награбленного добра остается ждать возвращения шлюпки. Я вижу среди них Томаса, перепрыгивающего с ноги на ногу на раскаленных камнях.

– И ты должна пойти со мной. – Генерал протягивает руку.

От этой мысли у меня кровь стынет в жилах: я-то видела, кто находится среди пленных.

– Но почему?