Вектор

Пистолет в правой руке – когда она будет проходить слева, толкнуть ее и выхватить его. Там посмотрим, хватит ли мне сил убить ее, или просто оставлю ее сходить с ума в одиночестве.

– Неужели ты так и не понял?

– Не понял чего?! – кричу я.

– Ты перестаешь чувствовать контакт с реальным миром, так что все вокруг кажется безумием, но на фоне всего этого ты не замечаешь одной просто вещи. – Ее голос уже бесит меня, а темп лишь набирает обороты, и все кажется непонятным бредом.

– Психопатка!

– Неужели? Это уже тебя можно поместить в комнату с мягкими стенами. Ты так яростно борешься со всем безумием вокруг, что не замечаешь, как становишься частью его. А что помогает пережить весь этот ужас – какое-то лекарство, которое ты колешь себе, не читая инструкции.

– Это и случилось с твоими друзьями и знакомыми, да? Ты тоже считала, что с ними не все в порядке, и решила не мучить их, а убить, как планируешь и меня.

– Позволь, открою маленькую тайну: этот твой пронокс колют сумасшедшим, психически возбудимым личностям и чрезмерно агрессивным в том числе, которые тащатся от безумия, насилия и адреналина. Ты хоть раз задумывался, что действительно движет тобой сквозь эту тьму и страх? Далеко не брат, а поиски адреналина, страх, паранойя – это все наркотик для таких, как ты, истинных психопатов.

– Ты ненормальная.

– После каждого укола твое состояние прекрасно, верно? Полное расслабление, отсутствие страхов и, главное, непонятное отключение, после которого ты словно заново родился? Только длится это недолго, и уже через несколько часов все возвращается, словно ничего не было. Остается лишь острая необходимость сделать это снова, как настоящий наркоман, только на более глубоком уровне восприятия. – Она словно не слышит меня, все поет свою песню, а я жду момента.

– Если ты хочешь убить меня, то не медли, с меня хватит!

– Последствия смерти Анны-Лизы стали для тебя нормой, но на самом деле тогда ты и стал тем, кем являешься сейчас, адреналиновым наркоманом. И сейчас здесь ты достигаешь своего апогея в виде меня. Я предложила тебе спокойную смерть или жизнь в этом кошмаре – и ты выбрал второе, ибо, как ни крути, ты такой же, как остальные ненормальные, что не могут сидеть на месте без очередной дозы.

– Откуда ты знаешь ее имя? Я не говорил имя жены…

– Я знаю все, и ты снова думаешь не о том. Ты всегда был сложен в догадках, так что упрощу задачу и просто скажу, что теперь ты окончательно перестал быть чужим на Векторе. Проще говоря, ты дома.

Словно камнем по голове: я понял и увидел, как все, будто мозаика, собралось вместе, показав истинную картину, якобы проснувшись ото сна. Все это время я говорил лишь с собой, с самого начала, как оказался здесь. Я медленно упал на колени, понимая, как каждая частичка моего адекватного сознания разваливается, оставляя лишь тень примитивных инстинктов и чувств.

– К сожалению, это так, мой милый, и если ты не веришь, посмотри. Твои руки обработал ты сам, неуклюже и грубо, прямо поверх кофты, хорошо хоть куртку снять. Не было никакой еды, отверстие, откуда ты вылез, до сих пор открыто, а соседняя комната наглухо закрыта. Ты сумасшедший, и сейчас твое стремление к адреналину достигло апогея, и благодаря проноксу твой мозг заблокировал информацию о его сильных побочных эффектах, которые ты узнал на одном из терминалов. Он все затягивал тебя и позволял раскрыться твоим фанатичным стремлениям к гонке за белым кроликом в полной мере – уж так он работает, тут ничего не поделаешь. Мирная жизнь не для таких, как ты, и это то, что ты больше не можешь скрывать и подавлять, не в этом месте, пронокс помог тебе освободиться. Брат не причем, просто спокойная жизнь не для тебя, так было с самого детства. От пронокса ведь хорошо, верно?

Стоило ей замолчать, как она тут же исчезла. Я все думаю о том, правда ли, что она сказала, и действительно, после смерти Анны-Лизы я потерял контроль и встал на скользкий путь, или же это случилось куда раньше… но молодость и брак прошли без инцидентов, я точно помню, хорошую, прекрасную жизнь в семье и заботе, ведь это было противоположностью нашего с Ноланом детства… Наоми – лишь часть моего воображения, ее появление и такое точное донесение до меня этих идей пугает именно тем, что я и не понимал об их существовании, и, следовательно, можно смело предположить наличие чего-то еще, что мне доселе неведомо… но будет раскрыто самым страшным местом.

Запись 41

Человеческому мозгу свойственно защищаться в опасных для него психически нестабильных ситуациях. Создается иллюзия нормальности, обманывается сознание, появляется шанс к уравновешенному существованию. И весь этот большой обман ради одной цели – выживания. Но стоит открыться истине, как пелена лжи спадет, что делает явь кошмаром. Тогда у заветного подсознания остается лишь один способ уберечь себя: закрыть воспоминания, связующие с восприятием безумия, под замок и спрятать их за самой дальней дверью, в самой глубине, дабы изменить реальность восприятия. Есть одно «но»: все то время, что безумие, словно зверь, заперто в клетке, оно медленно, еле заметно, но уверенно прорастает. И когда случится объединение – если повезет, – то поймешь, что теперь это объективная реальность.

Что это за комната: стены исписаны словами, предложениями, связанными с моим пребыванием здесь. Тело болит так, словно я только что дрался или меня переехал поезд. Что же произошло, я ничего не помню. В правой руке что-то лежит – это маркер, черный. Стены исписаны этим черным маркером, это сделал я. Но почему – надо понять, вспомнить, такое просто так не происходит, должна быть причина. Что тут написано – «страх», «сумасшествие», нужно найти что-то более существенное. «Нолан» – мой брат, он причина моего нахождения на станции. «Александр Краузен» – именно благодаря его заслугам люди были в безопасности некоторое время. Я видел его записи. «Галлюцинации» – не могу искать дальше: это слово – оно притягивает информацией. Почему оно так важно для меня, что же произошло? Вспоминай, надо вспомнить, кажется, кто-то был. «Наоми» – на стене слева, на уровне глаз, и я вспомнил. Маркер выпал из руки, кажется, что это происходит впервые, но на самом деле такое уже было, что вводит в отчаяние. И я начинаю вспоминать разговор – иллюзию разговора, открытие истины, но не более, дальше все словно в тумане.

Заболела голова, я сажусь на пол, надеясь, что все само уляжется. Все словно плывет, не позволяя хоть как-то думать или размышлять, во всяком случае, здраво. В голове крутится лишь одна мысль: принять это, чем бы оно на самом деле ни было, позволить тому, что пугает даже издалека, освоиться в голове. Разве это плохо – так я смогу двигаться дальше, так я смогу жить. Поднявшись с пола, только сейчас замечаю, он также весь в словах, это не может не пугать, но ничего не поделать.

«Охотник» – появилось чувство злости. На его руках еще десятки жизней, так что моя смерть мало что изменит. Ищи дальше, давай, должен быть ответ на вопрос, почему я здесь, и… «пронокс». Все попытки восстановить картины остановились, появилось лишь желание, непредвзятое, прямое – найти его, лишь он поможет избавиться от галлюцинаций, приведших меня сюда. От страхов, делающих меня уязвимым, и от боли, мешающей двигаться дальше. Его отсутствие сыграло немалую роль в том, что со мной произошло, хотя по факту все это из-за его отсутствия. Насколько бы логичной ни хотелось видеть причину сумасшествия, оно всегда будет угождать только себе, чтобы выжить, чтобы стать чем-то большим, чем просто отражение в зеркале, которое отличается от действительности.

«Анна-Лиза» – любовь моей жизни. Она покинула меня давно и заставляет мучиться каждый день от невозможности быть с ней рядом. По словам Наоми, сломала меня и извратила, но лишь здесь, под стрессом и проноксом, все окончательно раскрылось. Она считает, словно мне это нравится и здесь я в своей тарелке, и хуже всего то, что мне хочется кричать о ее неправоте, но не получается.

«Эмили» – повторив вслух это имя несколько раз, так и не вспомнив, что оно означает для меня, я попытался найти ассоциации, и стоило вспомнить о брате, как связь сразу же образовалась. Но, как бы разум ни пытался свести с ума, дабы проявить черты, нужные для совершенно других идей и мыслей, всегда будет что-то, что даст намек на саму суть происходящего, что-то вроде лучика света во тьме, главное – его не пропустить. Я не пропустил – и спустя несколько часов наконец вспомнил, почему она так важна: у нее был КПК, который поможет мне найти брата. Остается главное – понять, где я нахожусь: единственная лампа на стене, абсолютно пустое помещение. При себе лишь документы и КПК, ни фонарика, ни оружия. Руки и раны неаккуратно перебинтованы, и в кармане нашел упаковки от антибиотиков, одежда грязная, все тело болит. Ощущение такое, словно я ходячий труп, хотя кто сказал, что это еще не так.

Запись 42

Выйдя за дверь в небольшой зал, сделал всего пару шагов, мне становится плохо. Вся картина окружающего – эти коридоры, комнаты и все остальные мелочи, словно ностальгия или проклятый рок, заставляют вспомнить ту боль и страх, которыми я пропитан, от которых подсознательно пытался убежать. Упав на колени, обхватив тело руками, в согнутом положении от безвыходности кричу изо всех сил, и мне плевать, кто или что может меня услышать: я так устал все это терпеть, искать оправдания и силы. Но есть лишь одна мотивация, и путь к ней идет только через пронокс, без него я не смогу.

Медленно и аккуратно поднявшись с пола, стал осматриваться: слева и справа идут комнаты, по нумерации моя была седьмой, но я не помню, как попал сюда. Пройдя до конца, не увидел ни одной открытой двери, замки все сломаны. Со всех сторон никого нет, все как обычно. Без оружия, в темном коридоре – жестоко, но придется понадеяться на то, что там никого нет. В конце еле работает небольшая лампа, дыхание участилось, и кажется, что скоро задохнусь, кроме еле заметного очертания стен, ничего не видно. Если там есть открытая комната и в ней прячется кто-то или что-то, я попросту не увижу их.

Прошел примерно половину – с левой стороны в потолке замигала лампа, и, прислонившись спиной к стене, я мечтаю, чтобы это было видно лишь мне и не служило маяком для всех остальных. Свет все мигает, лишь фрагментами показывая все вокруг, давая мне шанс убедиться в одиночестве. Зная, что долго это продолжаться не может, я побежал вперед, лишая себя риска быть пойманным врасплох с любой стороны. Забежал за дверь и, закрыв ее, постарался успокоиться.

Запись 43

Где я теперь – просторный зал с большой квадратной комнатой посреди, чьи стены сделаны из стекла, покрыты сеткой из мельчайших микросхем, позволяющих проецировать на них любое изображение. Любая картинка, будь то пейзаж или город, кажется реальной, что, несомненно, помогает в сотнях миль от Земли напоминать людям о другом мире за пределами стен. Сейчас там ничего и никого нет, они почти прозрачны. По правой и левой стене идут коридоры, между ними вокруг земной комнаты четыре двери, кабинеты врачей – это ведь психиатрический блок, где же мне еще быть. Не поверю, что в одном из них не найдется пронокса. Подойдя к первому кабинету слева, стал искать, ощущая себя наркоманом, скитающимся во мраке от лишних глаз, дабы продлить секунды контролируемого существования, понимая, что с каждым шагом враждебности и немыслимости становится меньше.

Владельцем второго кабинета оказалась Эмили Рад. Это она – в очередной раз удивляюсь и поражаюсь судьбе и ее чувству юмора, которое может свести с ума, стоит лишь попытаться найти схему событий. Несколько минут, словно парализованный, стою перед дверью, не имея в голове следующих действий, будто размышляю, идти мне туда или нет, мысленно подкидывая монетку, желая, чтобы выпал вариант, которого нет. Сомневался бы я в этом несколько часов назад – вряд ли. Чувствую себя ущербным, сломленным, пытающимся найти ту волю, те силы и то стремление, что потерял вместе с последним представлением о рациональности. Оторвав взгляд от неизвестной точки по левую сторону двери, просто прикоснувшись к панели, вошел в открывшуюся дверь.

Передо мной стол, слева кровать, над ней большой календарь, причем на целый год, где нет ни одного чистого места – все исписано пометками и именами, также масса прикрепленных по бокам листовок – путаница жуткая. Повсюду много коробок с вещами, – целый склад, если быть честным. От такого количества пыли приходится прикрыть рот рукавом, это ужасно. Вентиляция, стол, кровать, небольшой шкаф в углу – все бессмысленно, здесь ничего нет, я лишь взбаламутил пыль годовой давности, отчего пришлось пару раз выбежать и отдышаться и так не самым чистым воздухом. Стоя прямо у двери, думаю, что же будет дальше, стоит ли пытаться улететь отсюда, когда знаешь, что неконтролируемая фантазия может просто не дать сделать этого. Например, забыть про такой вариант вообще или заставить меня думать, что все в порядке, попутно дав мне несколько собеседников, дабы не было скучно. Самое забавное в том, что я этого не боюсь, ведь по факту определить безумие, можно, лишь пока видна разница, а стоит тонкой грани исчезнуть, любая явь становится реальностью. И пока я размышляю об этом, взгляд падает на спинку кровати – той, которая ближе к двери. Она прислонена не вплотную – небольшая щель, и не знаю, почему это заинтересовало меня, но, отодвинув кровать, я увидел прислоненный к стене небольшой пластиковый контейнер, плоский, в котором лежит КПК, старый и грязный. Аккумулятор давно сел, заменил его со своего.

«Пять часов назад Нолан вместе с группой ушли к мостику, пока от них никаких известий. Зачем я все это записываю на видео? Думаю, что кто-то рано или поздно увидит это, и, надеюсь, мои слова помогут в чем-нибудь. Все равно сейчас всем остальным плевать, думают они сейчас совершенно о другом. Даже невзирая на постоянную психологическую помощь, моральную поддержку, лучше не становится, а, наоборот, скатываются вниз. Хотя, если взглянуть здраво, это я говорю лишь для себя, выплеснуть накопившееся напряжение. Обычно это надо делать с другими людьми – общаться, делиться тревогами, но сейчас, в нашем положении, каждый человек, каждый разговор идет через сильнейший анализ, поскольку я просто не могу довериться любому из оставшихся людей, а тот, кому могу, ушел нас спасать и почему-то молчит. Кто бы что ни говорил, какие бы оправдания ни находили власти или тот, кто виноват в этом, – не верьте, лгать они мастера, на себе проверено. Сначала утверждали, что усиленная безопасность – из-за убийцы среди нас, потом отделили жилой блок от исследовательского, словно из-за каких-то проблем. В итоге просто разделили станцию на карантинные зоны вместе с людьми, забыв про их права и жизни. Теперь же мы просто ждем в изоляции, как подопытные кролики, а они живыми не выходят. Постараюсь еще связаться с Ноланом, он наша последняя и единственная надежда».

Ее усталое лицо, грязные волосы до плеч, скрывающие слезы, – лишь еще один человек, который погиб в одиночестве и страхе. Только сейчас я понимаю, с самого начала пребывания здесь мне все время попадались такие истории, будь то на бумаге или видео – суть одна. И все они проявляли во мне сочувствие и даже жалость, но каждый раз, я не мог пройти мимо, словно и вправду жаждал новой дозы… Как найти силы и надежду, если все вокруг ее давно потеряли, оставляя лишь след боли и страданий в памяти? Лишь несколько минут спустя я смог включить вторую запись.

«Все кончено. Вся эта нежить проломила выходы и входы, что сделало нас едиными. Никакого карантина, изоляции – добро пожаловать в кошмар. Краузен увел всех на другие уровни, дабы укрыться там. Он молодец, все еще играет роль командующего, у него здорово получается. Даже успел раскидать аудиосообщения на терминалы – с координатами убежищ. Правда, я никуда не ушла, все жду его, когда он придет. Нолан обещал прийти и спасти меня, лишь ради него я все еще держусь, не поддаюсь панике и страху, который, как сети, затягивает в пучину безнадежности. Убийца уже пытался поймать меня, но я успела убежать, правда, теперь новость о моем убежище ему известна, что ставит мою жизнь под угрозу. Но я уверена: любимый успеет, он спасет меня, он обещал – и я буду ждать».

Всегда становится лишь хуже. И по ней это видно, как никогда: отсутствующий взгляд, слезы и однотонная речь. Слова про брата: он идет, а значит, добрался до мостика. Во всяком случае, шел и, возможно, еще жив. Но тогда почему КПК еще здесь? Ответ прямо передо мной – осталось лишь нажать кнопку, что на пару минут становится самым страшным действием, которое может изменить все.

«Я больше не могу, каждый день, словно год жизни, приближает к смерти, заставляя видеть секунду как час, проектируя события, которых уже не будет, и людей, которых уже нет. Каждый удар по моей двери, как часы, отсчитывает последние минуты. Уже два дня я взаперти, этот здоровяк заблокировал дверь, чтобы я не убежала, чтобы сейчас не спеша выламывать ее ради моей смерти. Нолан так и не пришел, его нет рядом со мной. А страх, который вы видите на моем лице, – он лишь оттого, что я понимаю выбор между ожиданием смерти в одиночестве и единственным способом быстро и самостоятельно закончить эту боль и страх. Хотя бы это я должна сделать сама, этот выбор делает меня свободной от всего этого. Останусь я лишь воспоминанием, именно для этого это видео. Ведь он не оставляет тел».

Глядя на нее, видно: смерти она не страшилась. Даже непривычно видеть такую спокойную речь и умиротворенное лицо, когда за спиной по двери громыхают удары. Все это грустно, и я боюсь, что поиски брата опять зашли в тупик. Будто гоняюсь за призраком, блуждая кругами по коридорам, ожидая, когда хоть что-то изменится. Пока меняюсь лишь я, погружаясь в то, от чего тут все умирали и бежали, подтверждая отрицаемую мной теорию Наоми.

Запись 44

Минут двадцать наворачивая круги по комнате, думаю, ищу способ, возможность найти его в этом огромном муравейнике. Отправившись на мостик, он должен был связаться с помощью, но, так как никто не прилетел и хаос продолжил свое существование, значит что-то пошло не так… Он добрался до мостика, но связаться с помощью или кем-то извне не получилось, он смог лишь отправить сообщение, адресованное мне. Как же я был глуп: отправив мне сообщение о помощи, он тем самым показал, где его искать. Значит, надо найти обратный адрес из КПК Эмили и связаться с ним. Это даже больше, чем я ожидал, и, открыв историю сообщений между ней и братом, я нашел десятизначный код из букв и цифр. Введя его в координаты, можно найти точку сигнала. Пока я запускал поиск, нашел в шкафу на полу теплую куртку – черная, мужская, похоже, брата. Моя уже давно пришла в непригодность, и глядя на нее, можно чуть ли не составить анамнез моих ран. Новая, рассчитанная на Вектор была чуть длинней и плотней. Тут за дверью послышался некий шум, даже не имея пистолета, я сжал кулаки, готовый вступить в схватку. Открыв дверь, увидел здоровяка в земной комнате. Охотник стоит спиной к двери, словно наслаждаясь чем-то или просто отдыхая, что кажется странным, ибо он умиротворенно наблюдает за видами пейзажей. Медленно подхожу к комнате, в ту же секунду, как он заметил мое присутствие, я закрыл дверь на замок. Все произошло быстро – лишь малая доля страха, которая забавляет.

Он подошел к двери вплотную, глядя на меня сквозь свою маску. Это словно испытание: перебороть себя, показав и ему, и себе, что страх не управляет мной. Его выдержка даже поражает, стоит как каменная глыба, он словно ждет чего-то, но я не оборачиваюсь проверить территорию на наличие врагов – пусть знает, что я не боюсь. И вот, словно сорвавшись с цепи, его кулак ударил по стеклу, которое выдержало это, даже не потрескавшись. Затем последовал еще удар, и еще, и еще, ускоряясь как отбойный молоток, – он бил кулаком с огромным размахом, ревом и бешенством. Казалось бы, я победил, обманул опаснейшего противника, но грубая сила на то и грубая, что способна даже прочнейший материал подвергнуть трещинам, которые с каждым последующим ударом, словно паутина, рассеивались по поверхности.

В кулачном бою меня ждет лишь проигрыш, придется бежать, отложить расплату за все и за всех. Его попытки выбраться по-прежнему доносятся до моих ушей, это радует. Придется идти в неизвестность, налево по коридору, в конце которого я уже ничего не слышал, – значит, я слишком далеко, или же он смог выбраться. На первой двери по левой стороне сверху надпись «инженерная», две широкие двери. Отлично – смогу спокойно искать брата и, возможно, найду что-нибудь полезное. Свет все хорошо освещал, внутри пусто, заперев двери изнутри, я немного расслабился. Первые пару минут я просто стоял перед входом, слушал все, что мог услышать, и, наконец убедившись в отсутствии опасности, стал осваиваться. Довольно большое помещение, только половина заставлена шкафами и ящиками. Слева к стене приставлен стол с небольшой лампой над ним. Подтащив к нему стул, стоявший в паре метров от меня, я выложил на стол оба КПК. Включил тот, который был у Эмили, и, нажав на поиск адреса, отложил его, дабы не нервничать лишний раз: надо учиться держать эмоции под контролем. Но теперь, в отличие от последних часов, у меня есть преимущество, то, что ведет меня, дает силы, – и это даже не брат. Найдя адрес, КПК сразу вывел возможность позвонить, и большая зеленая кнопка затянула весь экран, заставляя меня замереть в ожидании того, что я должен сделать сам. Взяв его в руку, встав посреди помещения, вдруг понимаю, как искренне боюсь услышать его голос. Когда так долго к чему-то стремишься, перед самым финишем ненароком боишься пересечь его, ведь настолько привык к пути, насколько страшно покидать зону комфорта.

Идет гудок, что сказать – не знаю, но все словно замерло, будто от этого зависит моя судьба, а главное – и его тоже. И вот уже прошло больше пяти минут, что заставило КПК отклонить вызов, символизируя этим действием бесполезность моей пришествия на Вектор, ставя предо мной два пути, один из которых подтвердит теорию Наоми, а другой… Был ли вообще шанс моего успеха? Предполагая наихудший вариант, я понял, меня не пугают депрессия, боль утраты, разочарования, и то, с чем я улечу отсюда, не сведет меня с ума, лишив возможности жить дальше.

В ящике нашел нагрудный фонарик – очень кстати, видимо, теперь моя задача – выбраться отсюда. Какая ирония – пройти такой путь ради подтверждения смерти родного брата, и теперь предстоит путь обратно. Собравшись с силами, пропитавшись мыслью, долго обратного пути, я сделал всего пару шагов из помещения – и тут тишину нарушила мелодия. Достав КПК из внутреннего кармана куртки, увидел входящий вызов – вот она, шутка судьбы!

Запись 45

– Кто это?

Меня сковало, этот голос – я узнал его. Уставший и черствый. Прошло несколько секунд – и вместо шепота прозвучал крик, злой и несчастный:

– Этот КПК не твой, кем бы ты ни был, и либо говори, либо выкинь его!

Это он, первый настоящий голос, первый реально живой человек, именно тот, кого я искал, тот, ради которого я здесь! Я должен пересилить себя и что-то сказать.

– Я вешаю трубку, больше не звоните.