Последний билет

Кристина торжествующе заулыбалась:

– Альбом есть. Только он пустой, – она говорила это с явным удовольствием, предвкушая, что наглый самозванец наконец уткнется носом в стену и перестанет убеждать ее, что она сумасшедшая.

– Можно я посмотрю?

– Да, пожалуйста! Там нет ни одной фотографии, – Кристина вытащила из беспорядка на столе альбом и с самодовольной улыбкой смотрела, как незнакомец, открывает его.

– Да, вот же смотри! – он умиленно улыбнулся. – Это же ты, вроде бы даже в тот же день фотографировали, бантик тот же.

Кристина вырвала альбом из рук самопровозглашенного папаши, все еще не веря, что там есть фотографии. Но, к ее огромному удивлению, в первом же кармашке была фотография той же девочки, что и в портмоне, бантик и правда на ней был такой же.

– Это вы принесли и подложили альбом! – Кристина сама не верила в то, что говорила, но объяснить как-то исчезновение, а потом появление фотографий, а тем более то, что на фото была ее девочка, было совершенно невозможно.

– Ты же сама понимаешь, что это бред. Ну, когда бы я успел подложить альбом?

– Вы сами сказали, что приходили несколько раз, – Кристина ткнула в воздух пальцем в сторону самозванца, словно протыкая его рапирой. Тот даже растерялся на мгновение, не зная, чем возразить, а Кристина опять довольно улыбалась, словно забыв, что подлог никак не объясняет, что на фото та самая девочка.

Незнакомец покрутил альбом в руках, пытаясь найти доказательства, что тот подлинный.

– А так вот же, смотри! – теперь доволен был он.

Он указал пальцем на надпись на внутренней стороне обложки. Там детским почерком было написано: “Я и моя семья.”

– Может скажешь, что это не ты писала, или, что я как-то подделал твой почерк?

Кристина не могла не признать, что это писала она, но все равно не сдавалась:

– Может это и мой альбом, но фото в нем не мои.

– Ну, хватит, упрямиться. Это ты на фото, а я твой папа.

Незнакомец перелистнул альбом.

– А вот смотри, это мы с мамой твоей. Только поженились. Тебя еще не было. А вот мы втроем. А здесь, уже без меня… Мы не долго прожили с твоей мамой. Не знаю, как это вышло. Мы любили друг друга, а потом все как-то не так пошло. Она говорила, что виноват я, я говорил, что виновата она, но на самом деле, вина была на нас обоих. Мы просто не справились. Но то, что я не был с тобой рядом, когда был нужен – это только моя вина. Я очень поздно понял, что должен был оберегать тебя. Из-за меня ты здесь.

Кристина молчала. Каждое услышанное слово отдавалось звоном в ушах, пока голос незнакомца не превратился в сплошной звон.

– Скажи, пожалуйста, твой отчим… он закопан в лесу?

Этот вопрос заставил Кристину очнуться. Она посмотрела на отца, и слезы выступили у нее на глазах.

– Самое страшное, когда понимаешь, что нельзя ничего изменить… То, что произошло, теперь будет всегда. Можно притвориться, что все забыто, но на самом деле, ничего никогда не забывается, все просто оседает на самое дно. Но твое будущее еще можно исправить. Только поверь, что тебе надо проснуться.

– Проснуться?! Да я бы с радостью проснулась, но нельзя проснуться, если не можешь уснуть. Да, в лесу закопан этот урод. Джек перегрыз ему горло. И знаешь что? Мне совсем не жаль. Он вполне этого заслуживал. И если бы я каким-то чудом встретила его снова, то убила бы его еще раз. И даже не за то, что он так обращался со мной. Нет. За то, что он отобрал у меня маму. Он сломал ее. Он так избил ее в последний раз… Он бил ее лейкой от душа. Если бы он не сорвал кран и не полилась вода, он бы не остановился. И каждый раз, заходя в ванную, я видела трещины на плитке на стене и вспоминала ее разбитое лицо. Из больницы она вернулась совсем другой. В конце концов, ей стало все равно, и он делал, что хотел. Все знали, что он водит домой эту рыжую лахудру, но ей было безразлично, как и все остальное, как и я.

Отец долго искал слова, с мольбой в глазах глядя на Кристину.

– Прошу тебя, послушай меня… Ненависть, обида, они как соль на снегу. Они разъедают тебя. Так скоро от тебя не останется ничего.

– Слушай, что тебе надо от меня? Какая тебе разница?

– Я хочу помочь…

Кристина ехидно улыбалась.

– Не поздновато ли, папаша, ты одумался? А знаешь, что я сделала с твоим братцем, который отобрал у меня единственного человека, который любил меня? Зажарила его заживо.

– Как… же тебе страшно было…

– Страшно?! Да что ты знаешь о страхе?! – Кристина, вскочила, ее красное от напряжения лицо исказила страшная гримаса. Казалось, она вот-вот ударит отца. – В истинном своем обличие страх раскрывается только, когда приходит вместе с беспомощностью. Знаешь, как это?! Когда ищешь, где спрятаться, но безопасного места нет? Можно зажмуриться, но так еще хуже, потому что кожей чувствуешь угрозу своему существованию. И все, что остается, это смотреть. Смотреть и не плакать. Пытаешься понять, в каком дерьме надо оказаться, чтобы все это ощутить? Все очень просто. Нужно просто родиться твоим ребенком. Многие с упоением вспоминают детство, мечтают хоть на немного почувствовать себя снова ребенком. А я, я только в страшном сне могу вернуться в детство! Славно, что ты решил проведать меня, а теперь, вали на хер отсюда, пока можешь!

Обессилив от крика, Кристина опустилась в кресло. Она молчала, безвольно свесив голову на грудь.

– Не поступай так с собой, пожалуйста. Достаточно и того, что тебе пришлось пережить. Ты можешь быть счастливой, просто проснись.

Словно не замечая жестких слов, отец в который раз повторил свою просьбу. Кристина на это только снова разозлилась.

– Я годами ждала, что ты придешь. Ты хоть представляешь, на сколько сильно надо нуждаться в ком-то, чтобы день изо дня, год за годом ждать? Я не выбирала любить тебя. В отличие от родителей, которые могут и не любить своего ребенка, ведь он может оказаться незапланированным, больным или не того пола, ребенок обречен с рождения любить тех, кто его создал, любить любыми, какими бы они ни были, даже если они конченные уроды, типа тебя. Нельзя просто так взять и перестать любить родителей. Если кто-то перестает любить своих родителей – значит эту врожденную любовь из него выдрали с кусками плоти, оставив дыру навсегда, сделав калекой, обреченным терпеть боль до конца своих дней. Не представляю, что еще более жесткое и разрушающее можно сделать с человеком.

Казалось, бледное лицо отца, еще больше постарело. Он несколько минут молчал, опустив глаза в пол под обжигающим ненавистью взглядом его единственной дочери.

– Я не надеюсь на твое прощение, – тихо заговорил он, – а тем более на то, что ты снова будешь любить меня. Я и сам себя не прощу никогда… Пойми, воюя с призраками, думая, что ты уничтожаешь врагов, ты разрушаешь лишь себя. Еще немного и ты застрянешь здесь насовсем, в этой квартире, с этим трупом. Навсегда. Нельзя изменить прошлое, его можно только отпустить…

Кристина резко вскочила, не дав отцу договорить.

– А знаешь, ты ведь прав! Мне не надо было пытаться ни с кем поквитаться. Мне нужно было убить тебя! И знаешь, это отличная идея. Джек! Ко мне!!!

Джек, напряженно следивший за всем этим долгим разговором, моментально среагировал на команду и теперь стоял возле Кристины, готовый выполнить все, что прикажут. Отец вскочил с дивана и стоял не столько напуганный, сколько растерянный.

– Джек перегрызет твое горло, и тогда ты не сможешь нести эту чушь. Ты вполне этого заслуживаешь!

Каждой своей фразой Кристина сама подливала масла в огонь, и ее ненависть переходила в ярость, но ей это нравилось. Даже если бы она вспыхнула настоящим пламенем, она бы не остановилась, пока не сгорела бы дотла.

– Это ведь ты во всем виноват! Только ты! Ты и бабушку бросил, ее некому было защитить, и маму, и меня. Все из-за тебя!!!

Отец, будто это не ему угрожают смертью, сделал шаг на встречу дочери, которая теперь уже сквозь рыдания кричала угрозы, и их нельзя было разобрать. Джек преградил ему дорогу, став перед Кристиной, и оскалился.

– Не подходи, он разорвет тебя! Он всегда меня будет защищать! От всех и от тебя!

Кристина снова захлебнулась слезами.

– Девочка моя… ну, прошу тебя, послушай меня. Ты крепко спишь. Все это сон. Тебе не от кого защищаться.

Но слова отца были бесполезными, Кристина не слышала его, она слышала лишь собственные рыдания. Отец хотел обнять ее, но стоило ему только дернуться, как Джек страшно оскалился, еще немного и он бы бросился на него, пришлось отступить. Отец был в отчаянии, казалось, он сам сейчас заплачет. Он сжал голову руками, словно пытаясь выжать из нее решение. Вдруг он просиял.

– Тебе просили передать: “Прости своего неуклюжего медведя.”

Фраза про медведя, которую отец почти прокричал, заставила Кристину перестать плакать. Она удивленно посмотрела на отца опухшими от слез глазами.