–Иди! Иди на все четыре стороны, видеть тебя не могу! – кричала в сердцах Олимпиада.
И Игорь ушёл. Через две недели после выпускного бала он уже стоял на плацу в военной форме. В том году был объявлен набор в спецотряд, который должен был действовать в горячих точках. Отбор был жесточайшим, денно и нощно командиры испытывали новобранцев на прочность. Обучение скорее походило на истязание. Все упражнения были не на пределе человеческих возможностей, а далеко за их границей. Но больше всего бойцы боялись не боли, неимоверной усталости или новых испытаний, а того, что могут не выдержать, и тогда их вычеркнут из особого списка. Каждый поставил перед собой цель – во что бы то ни стало, дойти до финиша. А финишем было первое задание, которое они получили спустя долгие месяцы обучения.
Немногие прошли эти испытания до конца, среди зачисленных в отряд был и рядовой Игорь Роззман.
Игоря наставники заметили сразу, и со временем их убеждение, что этот несгибаемый молодой человек может стать командиром отряда, только укрепилось. Спецотряд готовился, как секретное оружие для уничтожения главарей банд, хозяйничавших на Северном Кавказе. Освобождение из плена российских солдат и офицеров было тоже их миссией.
Игорь скоро понял, что такая жизнь для него подходит больше, чем столичная круговерть, он пропитался насквозь духом воина – невидимки. Главной задачей отряда было действовать без шума и пыли. Каждый боец обращался с любым оружием, как с продолжением самого себя, но идеальной считалась та операция, при выполнении которой оружие не применялось. За два года отряд не потерял ни одного бойца, и все они сплотились и срослись настолько, что даже взгляда было достаточно, чтобы понять друг друга. Когда время первого контракта подошло к концу, вопрос «что делать дальше» перед ними не стоял. Никто и не помышлял о мирной жизни «на гражданке» в то время, когда помощи спецотряда ждут сотни солдат и офицеров, находящихся в плену.
Много крови попортил бандитам спецотряд своим дерзкими вылазками, а неуловимость его стала почти легендарной. За ними охотились, пытаясь вычислить место следующей операции, но тщетно. Никто, кроме командиров, не знал, как выглядят бойцы, их личные дела были засекречены. Самой успешно выполненной задачей в списке побед отряда считалось уничтожение полевого командира, которого даже свои за жестокость называли Мясником. Особое зверство он проявлял к местным жителям, не поддерживающим его в ненависти ко всем русским и ко всему русскому. Не щадил ни детей, ни стариков. Нужно было остановить его, но он успешно прятался в горах всякий раз, когда против него выдвигались войска. Тогда этим поручили заняться отряду Игоря.
Мясника уничтожили, но у него остался брат, самопровозглашённый генерал Алихан, который поклялся отомстить за смерть брата реками крови.
Однажды Игоря вызвал к себе полковник. Войдя в его кабинет, Игорь увидел, что командир стоит спиной к двери и курит в форточку, отбивая дробь пальцами по подоконнику. Это был плохой знак, командир вёл себя так, когда ситуация выходила из-под его контроля.
–Входи, – сказал командир, не оборачиваясь, – правительство заказало первому каналу серию передач о нашей доблестной армии. Одна из них будет посвящена боевым действиям в Чечне. Руководство решило, что этот сюжет будет именно о твоей группе, и именно о предстоящем выезде.
Игоря обдало горячей волной возмущения: что делать здесь этим столичным холёным журналистам? Вслух он произнёс:
–Хотят снимать сюжет о моей группе? Пусть снимают, но только на базе, а на выезд я их не возьму.
Командир, настоящий боевой офицер, знающий войну изнутри, тоже был не в восторге от этой затеи, но приказ поступил с самого верха, и выполнять его придётся в любом случае. Он подошёл к столу, затушил сигарету в массивной пепельнице из чёрного камня.
–Послушай, – сказал он, – я отбивался от этой идеи до последнего, но мы с тобой ничего не решаем, единственное, что в наших силах – свести риски к минимуму. Мне удалось убедить начальство, что больше двух журналистов на задание мы взять не сможем. Они прибудут через три дня, у тебя будет два дня, чтобы их подготовить.
–Детский сад какой-то! – взорвался Игорь, – может, мы теперь и экскурсии водить будем? Я отказываюсь рисковать жизнями своих ребят, все операции засекречены, а мы потащим с собой неизвестно кого.
–Насчёт этого не переживай, их проверят «от и до» по всем каналам.
На третий день Игорь снова был вызван к командиру теперь уже для знакомства с журналистами. Распахнув дверь, он замер на пороге, прямо перед ним стоял брат. Игорь знал, что Святослав, закончив МГИМО, отказался от идеи стать послом, и его приняли на первый канал в качестве ведущего политической программы. Но каким образом он оказался здесь?
Полковника явно занимала эта немая сцена, улыбнувшись в усы, он обратился к Игорю:
–А представь, как у меня челюсть отвисла, когда ты вошёл в кабинет и представился как Святослав Гражинский, причём на полном серьёзе. Я сначала подумал, что у кого-то из нас поехала крыша, даже не сразу вспомнил, что у тебя брат-близнец есть, – и, заметив, как лица братьев растянулись в улыбках, снисходительно добавил, – ну ладно-ладно, не обращайте на меня внимания, наверное, долго не виделись.
Они сорвались с мест, и обнялись крепко, по-мужски. Потом был целый час расспросов о том, как там мама, как столица, как общие знакомые? Братья не виделись очень давно, редкие телефонные звонки не могли заменить им живого общения. Игорь уже несколько лет не был в отпуске, его никто не ждал в Москве, девушки завести не успел, а с матерью отношения так и не наладил. Он полностью окунулся в службу, а работы было очень много.
Вечером Игорь вновь зашёл к полковнику. Он не хотел, не мог брать на задание журналистов, тем более одним из них был его брат. В полумраке кабинета горела только настольная лампа. Командир жестом пригласил его сесть. Они давно были на «ты», когда рядом не было посторонних.
Игорь не сразу начал разговор, а командир не торопил, рассматривая карту местности, которая лежала под стеклом на столе.
–Я тут вот чего подумал, Геннадич, – заговорил Игорь, – давай, мы наших корреспондентов послезавтра на операцию не возьмём. Ну, скажем, что обстоятельства изменились, а через пару дней устроим им показательные выступления, возьмём какого-нибудь боевика в ущелье, там не так опасно.
Геннадич хмуро посмотрел на подчинённого исподлобья:
–Понимаю тебя, Игорь, но нам с тобой за эту самодеятельность такие показательные выступления начальство штабное устроит, что полетим мы с тобой со службы, аки голуби сизокрылые, не токмо погоны, но и головы снимут. Сказано запечатлеть взятие Механика, значит, будем над этим работать.
Механик (правая рука Алихана) получил своё прозвище за то, что умел управляться с любым механизмом, будь то оружие или автомобиль, не хуже изобретателя. Игорь уже имел с ним дело, год назад его отряд захватил этого бандита. Обычно с главарями банд работал сам полковник, выкачивая из них нужную информацию, но в этот раз штаб потребовал, чтобы Механика срочно передали им, даже прислали свою группу сопровождения. Но по дороге боевики отбили своего командира. Штабное начальство, конечно, не стало устраивать разбор полётов, для галочки наказали тех оставшихся в живых, что конвоировали Механика.
Теперь для спецотряда было делом чести добраться до сбежавшего бандита, а он в свою очередь назначил круглую сумму за голову Игоря.
Операция разрабатывалась в строжайшей секретности, но, видимо, у боевиков была своя лазейка к доступу важной информации, иначе она не закончилась бы так трагично.
Рано утром, облачившись в гражданскую одежду, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, спецотряд и журналисты погрузились в старые «жигули» и такую же видавшую виды «волгу», и отправились в родовое село Механика, куда по сведениям разведки он наведывался к своей четвёртой жене инкогнито, в сопровождении всего пары охранников. Но до села они так и не доехали. Ещё на выезде из города, в полностью разрушенном микрорайоне, где в первую чеченскую войну шли такие бои, что не осталось ни одного уцелевшего здания, их ждала засада. Первым же выстрелом из гранатомёта была подбита «волга», снаряд попал в двигатель, водитель и сидевший рядом с ним спецназовец погибли на месте. Святослав, раненый в ногу, выполз из машины, ища укрытие в руинах. Второй журналист с камерой в руках тоже попытался спрятаться за грудой кирпича, но пуля была быстрее. Вторым снарядом разнесло «жигули», Игоря, находящегося в них, выбросило вместе с оторванной дверью, он пролетел несколько метров, угодив под упавший искарёженый рекламный щит. Дверь от машины накрыла его сверху так, что Игоря невозможно было увидеть со стороны. Это и спасло его от неминуемой гибели. Сознание то возвращалось в изуродованное тело Игоря, то покидало его. Он мог видеть пространство, на котором развернулась бойня, но не мог пошевелиться, не мог даже закрыть глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
Боевики, поняв, что сопротивление оказывать некому, стали выползать из-за разрушенных зданий, как саранча. Их было много. Подходя вплотную, они добивали раненых в упор, произнося проклятия.
Игорь видел, как эта же участь настигла и его брата. Механик, довольный результатом, пнул ногой тело Святослава, и сказал: «Ну, вот и встретились, Роззман. Твоя голова будет хорошим подарком для Алихана, – и, повернувшись к одному из боевиков, добавил, – сними с него голову, Рашид, сегодня у нас хороший день».
Игорь видел, как всё происходило, как умело, твёрдой рукой сделал своё дело Рашид, как голова брата была брошена в грязный пакет, найденный тут же. В этот момент он не хотел ни воевать, ни мстить, он хотел просто умереть, вместо Святослава, потому, что это он ходил все эти годы по острию ножа, а брат выбрал для себя мирную профессию и должен был жить. Сознание вновь покинуло его, когда всё закончилось, он так и остался лежать незамеченным, его не нашли бы и свои, прибывшие на место кровавой расправы, если бы не служебная собака, почуявшая Игоря под грудой железа. Пульса и дыхания у Игоря не было, как не было и ни одной уцелевшей косточки после взрыва гранаты. Сначала все решили, что он мёртв, и положили вместе с другими телами, но всеобщая любимица овчарка Тельма, не отходила ни на шаг, скуля и пытаясь привлечь к себе внимание.
Затем был самолёт в Москву, госпиталь и операция, которая длилась десять часов. А потом месяц в коме и месяцы реабилитации.
Настя слушала Игоря, не перебивая, она физически чувствовала его боль. Но как можно помочь человеку в такой ситуации? Каким бы златоустом ты не был, слова не принесут облегчения. Время может лишь притупить боль от потери, но, сколько должно пройти этого времени?
Игорь рассказал о последней встрече с матерью и замолчал, глядя в стену. Настя попыталась смягчить его переживания.
–Послушай, – сказала она, – для твоей мамы сейчас очень трудное время. Нужно подождать, когда она сможет всё понять и принять. Поверь, для матери нет ничего страшнее, чем пережить своё дитя. Она считает виноватым в трагедии весь мир. Со временем, она будет нуждаться в тебе, ведь у неё больше никого нет.
Игорь молчал, не желая лишать себя этой слабой надежды. А вдруг Настя права, нужно только подождать.
После выписки из госпиталя Настя и Игорь уже не расставались. Сначала они жили в её маленькой квартирке, а затем, погостив у Милы и Димы пару недель, остались жить рядом с ними. К этому решению их подтолкнул профессор, который поставил Игоря на ноги, ведь столичная суета и городская экология не помогали выздоровлению.
В считанные месяцы умельцы из соседней деревни поставили высокий деревянный терем с широкой террасой для Насти и Игоря. Красная черепичная крыша его среди зелени окружающих лесов была видна издалека. Новоиспечённые селяне принялись за обустройство своего гнёздышка.
Глава 2
Олимпиада Аркадьевна, выпроводив сына из дома и запретив ему появляться ей на глаза, не находила себе места. Необходимо было, что бы кто-то выслушал её. Нет, ей совершенно не нужна была жалость, тем более обвинение в бессердечности, она привыкла слышать от окружающих только слова восхищения её мудростью и прозорливостью. Те же, кто не пел ей хвалу, немедленно вычёркивались из списка узнаваемых. Исключение составляла только соседка и подруга детства Лидия, лишь она могла позволить себе покритиковать Олимпиаду, и отчитать её, если посчитает нужным.
Поправив причёску, Олимпиада вышла на лестничную площадку и направилась к квартире напротив, где и жила Лидия, переводчица с французского и английского. Благодаря её трудолюбию и невероятной работоспособности многие зарубежные новинки появлялись в книжных магазинах в русскоязычном формате. Та открыла не сразу, видимо, корпела над очередным переводом, а увидев на лице Олимпиады страдальческую мину, которую та успела изобразить, когда в двери повернулся ключ, спросила:
–Что с тобой!
В Олимпиаде, однозначно, пропадала артистка, она, обессиленная упала на пуфик в прихожей, и, тяжело дыша, простонала:
–Лидия, дорогая, воды.
Получив желаемое, она сделала два глотка и вернула стакан подруге, забыв при этом поблагодарить её.
Лидия пригласила гостью в просторный кабинет, больше похожий на библиотеку. Две стены от пола до потолка занимали книжные стеллажи, у окна стоял широкий письменный стол, на котором среди стопок бумаг, словарей и письменных принадлежностей соседствовали ноутбук и старинная печатная машинка. И в довершение всей картины на подставке из карельской берёзы занимали своё место пресс-папье и чернильница из малахита. Этими приборами хозяйка не пользовалась, они достались ей в подарок от какого-то издательства ещё в юности, и она считала их своим талисманом.
В центре кабинета стоял чайный столик и два глубоких кресла, на одном из них и расположилась Олимпиада. Хозяйка принесла кофе и тарелочку с пирожными, села во второе кресло и внимательно посмотрела на подругу:
–Ну, рассказывай.
–Я отреклась от Игоря, – страдальчески произнесла Олимпиада, подняв глаза на Лидию в ожидании бурной реакции.
–Что, прости? – Лидия подумала, что ослышалась.