Звёздный огонь

– Нет. Незачем ворошить пепел.

Женщина ёще что-то сказала, но так тихо, что Хаген не расслышал ни слова. Быть может, она говорила сама с собой, потому что магус промолчал. Их странная беседа приоткрыла пересмешнику дверь в прошлое феникса – не дверь даже, а щелочку. Он слышал о пожаре в городе Лэйфир, который случился лет десять назад: взорвался склад звездного огня, потом с ветром пламя перешло на крыши соседних домов, а ведь стояло сухое, жаркое лето…

И часа не прошло, как от города остались одни головешки.

Пересмешник не знал точно, сколько человек тогда погибло – твердили, что выживших было едва ли десятков пять, – но ему доводилось слышать, что именно в день пожара в гавань Лэйфира заходил фрегат под изумрудными парусами. Значит, так оно и было?..

В раздумьях Хаген не заметил, что Крейна и Камэ на палубе уже нет. Вместо них появился Джа-Джинни, который смотрел на сонного оборотня бирюзовыми глазами, укоризненно качая головой. А ещё был кто-то большой и темный, он прятался в тени «Невесты ветра», подглядывая за тем, что происходило на палубе.

Или, быть может, это ему приснилось…

* * *

Потоптавшись недолго у двери, он чуть-чуть успокоил бешено колотящееся сердце и лишь после этого взялся за ручку, которая оказалась такой холодной, что пальцы тотчас же онемели.

– Ты пришел? Входи же скорее, мой мальчик!

Хоть дядюшка и обращался с ним весьма сердечно, Хаген всякий раз при разговоре начинал трепетать. Что послужило тому причиной, он не понимал: Пейтон был сама любезность и ничуть не походил на торговца-скупердяя, о котором то и дело рассказывали тетушки. Он забрал горе-племянника с собой в Фиренцу, поселил в собственном доме, выделив комнату – хоть маленькую, но отдельную. В доме Хеллери у него и этого не было. И всё-таки какое-то темное предчувствие терзало Хагена, не давая спокойно спать.

Что Пейтон попросит взамен?..

– Садись, поговорим.

Библиотека, по совместительству кабинет, располагалась на втором этаже. Здесь царил прохладный полумрак и пахло книжной пылью, а сами книги, казалось, настороженно взирали на Хагена с дубовых полок – словно знали, что он не особенно любит читать. Ещё здесь было два стола – за одним дядюшка сидел, утопая в огромном кресле, а другой был накрыт темной тканью, под которой угадывались странные, резкие очертания чего-то… лабораторных приборов? Какой-то механизм жужжал и тикал в дальнем углу. Трисса уже говорила, что её отец держит у себя в кабинете часы – такие же, как на главной башне Фиренцы, только маленькие…

Хаген принюхался: в «книжный» запах вплетались нотки чего-то иного, горько-сладкого – незнакомого и слегка пугающего. В этой комнате, понял он, не только читают.

– Как тебе понравился город? – Пейтон начал издалека, в этом они с Хеллери были очень похожи. – Красивый, не правда ли?

– Я не так уж много успел увидеть, – ответил Хаген, пожимая плечами. – Погулял вчера вечером по рынку, по площади… да, красиво. Так много цветов…

Обилие цветов и впрямь удивило Хагена: переехав из Кейтена в Фиренцу, которая располагалась много южнее, он попал из осени в лето. Кругом благоухали розы всевозможных оттенков и размеров, от их запаха кружилась голова. Вполне подходящее местечко для соловьев: они обосновались здесь ещё во времена Основателей, дав свое имя городу – и тот вскоре стал пристанищем для художников, ваятелей и музыкантов.

– Певунам можно лишь позавидовать, – сказал Пейтон, словно прочитав мысли Хагена. – Живут в спокойствии и достатке, ни о чем не думая. Творят шедевры… – В его голосе появилась горькая ирония. – До тех пор, пока Алиенора остается Императрицей, им ничего не грозит.

Хеллери всегда отзывалась о супруге Капитана-Императора с сочувствием, называя её не иначе как «царственной узницей». Всё это было для Хагена слишком уж запутанным…

– А мы ютимся по углам, словно крысы, – продолжил Пейтон. – Разве это справедливо?

Молодой пересмешник опустил голову; ему вдруг показалось, что в комнате сделалось жарко. Клан попал в немилость в год его рождения, когда Гэри Локк отказался выполнить некое поручение Капитана-Императора и вышел из зала совещаний, хлопнув дверью. Ждали, что Аматейн их уничтожит, но всё случилось иначе: постепенно для Пересмешников закрылись двери во все богатые дома, семейство потерпело ряд неудач в торговых делах и вскоре обеднело до того, что Гэри был вынужден продать родовой особняк.

Так они превратились в бездомных бродяг.

А потом Гэри подхватил лихорадку; через три дня его не стало. Ещё через день стало ясно, что его жена Мойра тоже больна…

– Тебе плохо, мальчик мой? – заботливо спросил Пейтон. – Выпей воды!

– Н-не надо, – ответил Хаген. – Зачем вы меня позвали?

Невидимые жаровни разгорелись сильнее, на его лбу и шее выступили крупные капли пота. Пейтон смотрел на своего племянника, прищурив глаза, и обычно подвижное лицо старого пересмешника сейчас казалось мраморной маской.

– Хеллери рассказала мне о том, что между вами произошло, – сказал он ровным голосом. – О том, что ты готов хоть сейчас отправляться к Его Величеству и требовать восстановления справедливости… так, да?

Хаген опустил голову. До чего же глупо он, должно быть, выглядит…

– Винить я тебя ни в чем не собираюсь. Юности свойственна горячность, а ты ведь ещё и сын своего отца – Гэри точно так же поступал, сначала делал и лишь потом – думал. Ну ладно, Шторм ему судья… лучше скажи мне, что ты собираешься предпринять?

– Прогоняете? – вырвалось у Хагена. – Я задерживаться не стану.

– Да куда ж ты гонишься! – Пейтон всплеснул руками. – Право слово, я теперь не удивляюсь тому, что Хеллери решила тебя проучить. Хорошо, спрошу напрямик: ты недоволен игрой в кошки-мышки, которую ведет с нами Аматейн?

– А разве мышка может быть этим довольна? – запальчиво воскликнул Хаген и вскочил… чтобы тотчас же повалиться обратно в кресло, потому что комната закружилась вокруг него. «Что со мной происходит?» – Я от своих слов не откажусь!

– Тебе следует быть осторожнее, – обеспокоенно заметил Пейтон. – Твои ушибы ещё не зажили до конца.

«Да? Но ведь я их даже не чувствую…»

– Хаген, что бы ты хотел сделать… для семьи? Что бы ты хотел изменить?

Этот вопрос он задавал себе не раз, но ответа найти так и не сумел. Он знал лишь одно, о чем не преминул честно сообщить Пейтону:

– Я готов сделать ради клана всё, что угодно! Всё, на что хватит сил. Прикажите, дядюшка!

Пейтон откинулся на спинку высокого кресла.

– Что угодно? Не советую бросаться такими словами. Вдруг я попрошу тебя о чем-то низком и даже подлом? К примеру, я могу приказать тебе принять чужой облик и стать чьим-то другом лишь для того, чтобы потом предать этого человека.

Жара накинулась с новой силой, у него даже пересохло в горле.

– Если так будет нужно для блага семьи… – медленно проговорил Хаген.

– Я мог бы попросить о чем-то более серьезном, – продолжил Пейтон таким небрежным голосом, словно они беседовали о погоде. – Ты что же, и на убийство согласишься? Нет, не отвечай. Взгляни для начала туда, – он махнул рукой в сторону второго стола. – Что ты видишь?

– Нечто спрятанное… – Хаген пожал плечами. – Мне кажется, ему пристало бы находиться в кабинете ворона, а не пересмешника.

– Почти угадал, – сказал Пейтон с улыбкой и, поднявшись, аккуратно снял темный покров, под которым оказалось беспорядочное нагромождение стеклянных колб разных форм и размеров, витых трубок и прочих инструментов, о предназначении которых Хаген и не пытался догадаться. Выходит, он был прав – дядя на досуге балуется алхимией, – но странное открытие почему-то не удивляло.

Он вообще переставал понимать, что видит и чувствует…

– Видишь это?

Пейтон показал Хагену заполненный черной жидкостью небольшой флакон, чье горлышко было запаяно сургучной печатью. При первом же взгляде на безобидную с виду вещицу давешнее тревожное предчувствие нахлынуло заново, но оно не сумело побороть странную апатию, овладевшую молодым пересмешником.

– Представь себе, мой мальчик, – торжественно произнес Пейтон, – что этой безделице предназначено вернуть наше прошлое. Ты спросишь – как именно? Весьма просто. Видишь ли, одна капля этой жидкости лишает человека воли. Две – погружают его в сон, который продлится не меньше двух месяцев. Ну, а от трех капель он уснет навсегда… Остается лишь применить сие средство в нужное время и в нужной пропорции. Так что, ты по-прежнему готов на что угодно для восстановления нашего доброго имени? Или признаешься, что не способен на что-то, выходящее за пределы пустых мечтаний сумасбродного мальчишки?

– Ради клана, – проговорил Хаген, закрыв глаза. Происходящее сделалось слишком уж странным и страшным, чтобы быть реальностью, но и сон не мог оказаться столь четким и ясным. – Прикажите, и я сделаю…

Комната вновь закружилась, духота сделалась непереносимой. «Тебе плохо… выпей воды…» Пейтон что-то с ним сделал – и теперь удовлетворенно улыбается, как сытый паук. Нет… он сам что-то сделал не так… он что-то сказал, и изреченные слова клеймом отпечатались на лбу. Теперь нет дороги назад…