Айбала. История повитухи

Нет, отец этого не допустит! Да и мать не принудит Меседу к такому браку. Она согласилась с Зури только на словах, чтобы не обижать ту прямым отказом. Она даже не скажет Меседу об истинной причине визита Зури, чтобы не расстраивать и не оскорблять ее этим предложением.

Почему мулла выбрал именно Меседу? Неужели потому, что часто видит ее в мечети и знает о ее богобоязненности? Он в таком возрасте, когда мужчина уже не обращает внимания на женскую красоту. Да у муллы и возможности-то не было рассмотреть Меседу, она ведь ходит покрытая.

Дверь открылась, прервав тягостные размышления Айбалы. Вошла Меседу, на ходу снимая никаб. Ее щеки раскраснелись, глаза блестели, на губах блуждала улыбка. Айбала уже не помнила, когда сестра в последний раз улыбалась. Непривычное оживление еще больше преобразило ее красивое, с точеными чертами лицо. Меседу выглядела очень юной, полной жизни, счастливой.

Мать не сказала ей, подумала Айбала. Нельзя, чтобы Меседу узнала. Надо быстро придумать причину, по которой Зури к ним приходила.

Айбала решила, не откладывая, поговорить с матерью и уже взялась за ручку двери, когда Меседу сказала:

– Я выхожу замуж за Садуллу-хазрата.

Айбала медленно повернулась к ней. Меседу смотрела на нее сияющими глазами и улыбалась.

– Ты слышала, Айбала? По воле Аллаха, я стану женой муллы.

– Я слышала. Не переживай, мы что-нибудь придумаем. Даже если мама дала Зури свое согласие, отец не допустит этого брака. Он слишком любит тебя, чтобы…

– О чем ты говоришь? – удивленно перебила Меседу. – Я хочу стать женой Садуллы-хазрата. Я ждала этого целый год. Знала, что он хочет меня засватать. Его останавливал только мой возраст. Сама я готова была выйти за него еще прошлой весной, но Садулла-хазрат…

– Подожди, Меседу, остановись. Я не понимаю. Ты хочешь за него выйти?

– Ну конечно! – Девушка рассмеялась. – Я об этом тебе и говорю.

Айбала не могла поверить ушам. Она смотрела на сестру и понимала, что происходит что-то очень плохое. Надо остановить это как можно скорее. Нельзя позволить Меседу совершить ошибку, о которой она будет жалеть всю жизнь.

– Но он же… он же старик! – воскликнула Айбала.

– Неправда! – Меседу вспыхнула. – Ему всего шестьдесят семь.

– Всего?! Наш отец и то младше.

– Только на один год. – Меседу упрямо вздернула подбородок, ее глаза холодно блеснули. – Значит, ты не одобряешь этот брак?

Айбала замешкалась с ответом. Она понимала, что речь идет о духовном лице, оскорбить которого значило оскорбить Всевышнего. Она пыталась подобрать правильные слова, чтобы, с одной стороны, вразумить Меседу и открыть ей глаза на заблуждение, а с другой – не допустить неправедных высказываний в адрес столь уважаемого человека.

– Ты войдешь в дом Садуллы-хазрата третьей женой, – сказала она. – Самой младшей, самой бесправной. На такое соглашаются или вдовы, или те, у кого нет шансов на более удачный брак. Такие, как Малика Мяршоева, или… – Айбала покраснела, но продолжила: – Или такие, как я. Но ты красавица, Меседу! И такая молодая. Зачем торопиться? Тебя ведь не выдают насильно. Все ждут, когда тебе исполнится шестнадцать, поэтому и не присылают пока сватов, но не пройдет и месяца, как многие парни попросят своих матерей…

– Хватит, Айбала. Не хочу слушать о других парнях. Я не передумаю. – Меседу помолчала. – Вижу, ты не понимаешь меня. Хорошо, объясню. Мой муж должен быть богобоязненным и праведным человеком, только тогда я смогу слушаться его во всем. Он не должен чинить преград на моем религиозном пути или требовать от меня того, что не угодно Всевышнему. В нашем ауле есть только один такой человек: Садулла-хазрат. Я знала, что он попросит моей руки, и предупредила маму. Я сказала ей, что выйду замуж только за него или не выйду вовсе.

– И она не попыталась отговорить тебя? И отец не попытался?

– Отец еще не знает. Мама скажет ему сегодня. Но он не станет препятствовать, если хочет, чтобы я была счастлива. Все решено, Айбала. Свадьба через месяц. Ты не поздравишь меня?

– Я не могу, Меседу.

Меседу гневно взглянула на нее и молча вышла из комнаты.

Айбала присела на топчан и потерла виски: от расстройства у нее разболелась голова. Она жалела, что обидела сестру. Прежде они никогда не ссорились. Но она не хотела обманывать Меседу, не хотела выражать радость, которой не чувствовала.

Меседу не сможет стать счастливой с Садуллой-хазратом, и не только из-за полувековой разницы в возрасте. Он был мрачным, холодным, замкнутым человеком. Жены Садуллы-хазрата страдали из-за его тяжелого характера и чрезмерной, даже по меркам консервативной жизни аула, плодовитости: каждая из четырех жен родила ему не меньше десятка детей. Старшие уже давно имели своих детей, а младшие только учились ходить.

Дом муллы, стоявший рядом с мечетью, напоминал крепость за высокой каменной оградой. Женщины не имели права выходить за ворота без сопровождения мужа, а поскольку большую часть дня мулла проводил в мечети, его жены оставались вынужденными затворницами, хотя все их односельчанки были свободны в своих перемещениях. И Меседу добровольно соглашалась на такую жизнь. Ее не пугали затворничество, беспрекословное послушание, тяжелая домашняя работа и частые роды. Она видела в этом замужестве свое истинное предназначение.

Услышав голос отца, Айбала встала и пошла на кухню.

Он сидел за столом в ожидании обеда, а мать перекладывала из кастрюли в миску горячий хинкал. Она вела себя так, будто ничего не случилось.

Айбала почувствовала, как внутри нее поднимается незнакомая, пугающая волна гнева, словно за старика засватали ее, а не Меседу. Она справилась с собой и спросила своим обычным тихим голосом:

– Отец, ты уже знаешь?

Джавад посмотрел на Айбалу удивленно, а Шуше – сердито. Она хотела сама сообщить новость мужу, выбрав для этого более подходящее время. Обычно после обеда Джавад пребывал в благодушном настроении, а хинкал он любил больше остальных блюд, поэтому Шуше специально расстаралась, даже сделала чесночный соус, чтобы Джаваду было во что обмакивать хинкал.

– Что случилось, Айбала? – спросил Джавад, почувствовав напряжение между женой и дочерью. – Что произошло, пока я помогал Максуду?

– Я не успела тебе рассказать, вот прямо сейчас хотела, – вмешалась Шуше. – Приходила Зури сватать Меседу.

– Сватать Меседу? – Джавад отложил кусок лепешки, который собирался обмакнуть в соус. – За кого?

– За Садуллу-хазрата, да продлит Аллах его годы.

– Надеюсь, ты ей отказала?

Шуше отвернулась, чтобы закрыть кастрюлю крышкой, а сама обдумывала, что ответить мужу. Ох и устроит же она Айбале за ее самовольное вмешательство!..

– Ай, как я могла отказать? – Шуше пристроила крышку на место и всплеснула руками. – Садулла-хазрат святой человек, выйти за него – большая честь. Что до возраста, так у него до сих пор рождаются дети. Мулла хорошо заботится о женах, у него большой дом и достаток, по Шариату он имеет право взять себе еще одну жену. Меседу сама захотела, она так просила…

– Ты шутишь, женщина? – Джавад нахмурился, что не предвещало ничего хорошего.

– Мама говорит правду, – вмешалась Айбала. – Ты ведь не отдашь за него Меседу?

– Меседу сама захотела! – повторила Шуше, бросив на дочь очередной сердитый взгляд. – Разве я могла ей отказать после того, как наши старшие дочери сами решили, за кого им выходить?

– Где она? – спросил Джавад, отодвинув тарелку с дымящимся хинкалом, которую угодливо поставила перед ним жена.

Это был по-настоящему тревожный знак: Джавад никогда не отказывался от обеда, тем более проработав несколько часов на холоде.

– Снимает белье на веранде, – неохотно ответила Шуше.

– Позови ее. Сейчас позови, слышишь, да?

– Я за ней схожу, – сказала Айбала.

Внутренняя лестница – темная, крутая, со скрипучими деревянными ступеньками – вела на вытянутую вдоль всего дома, застекленную и утепленную веранду, выходившую окнами на ущелье. Из окон открывался панорамный вид на окрестные горы. Через люк в потолке можно было попасть на плоскую крышу, откуда вид был еще более захватывающим.

На веранде в холодное время года собирали за длинными столами гостей по семейным праздникам. Здесь всегда было много естественного света, поэтому Айбала и ее сестры, когда учились в школе, делали домашние задания за одним из столов у окна.

На веревках, растянутых под потолком, сушили белье, которое приносили в плетеных корзинах из прачечной, примыкавшей к кухне. Айбала и Меседу стирали по очереди. Стирка постельного белья считалась самой тяжелой домашней работой. Сначала надо было натаскать воды из родника, вскипятить полный бак, замочить белье в большом корыте, отстирать один раз, снова замочить, отстирать второй раз, прополоскать в холодной воде, отжать и развесить сушиться, а потом снять с веревок и выгладить чугунным утюгом, нагретым на плите.