– Живое варенье! Приготовленное на пару, ну! Сила Сибири! Дикорос!
– Божественно, – говорю я.
– Ну приходите же, приходите, приходите ко мне, я вам другое дам попробовать! – расплывается в воображаемой улыбке парень, но я говорю:
– Нет.
– Но почему?
И я объясняю:
– Мне нужно спуститься в темный подвал.
А потом я делаю шаг в пропасть.
Гайдн
Водитель Доктурбек Данилбекович слушает во весь сабвуфер концерт Гайдна для фортепиано и струнных соль мажор часть первую аллегро модерато в исполнении камерного оркестра имени Ференца Листа и шепчет что-то в телефон нежное по-узбекски, мен сени севаман жуда согиндим кутаяпман варшавка вацап. И листья падают, и осень, и дома ужин.
Хокку
Знакомому второкласснику задали сочинить пару хокку. Второклассники в принципе не пишут хокку. Ну то есть научить считать до семи и поощрять любое акынство – совершенно не значит автоматом вырастить хайдзинов (хоккуистов, по-нашему). Но программа есть программа.
Поэтому хокку пишут родители второклассников. И они, родители, довольно быстро устают быть кем-то, кроме родителей, – золотошвейками, строителями скворечников, поварами-блинопеками в промышленных масштабах… масаоками сиками, в конце концов.
И лишь солнце заходит, и наступает время срочных чешек, циркулей, транспортиров и игрушек своими руками, родители шепчут в чаты: «Друзья, помогите! Напишите хоть пару хокку. Сил моих нет больше с этими уроками, а ещё только октябрь!»
И друзья помогают:
Солнце погасло.
Кто-то включил группу «Сплин».
Вот потанцуем.
«…Только нужно так, чтобы это будто второклассник написал!» – прилетает вдогонку.
Но все уже танцуют.
Ф-ф-ф
И вдруг в самый неподходящий момент начинает жужжать телефон. И номер, разумеется, незнакомый, знакомые жужжать давно отучены.
Зачем-то отвечаю.
– Ф-ф-ф!! – доносится из глубин голос взволнованной женщины. – Ф-ф-ф! Просто скажите, что слышите меня! Слышите меня?!
– Слушаю вас, – говорю.
– Не поняла. Ф-ф-ф! – говорит.
– Ф-ф-ф слушает вас, – говорю, откусывая огурец, хотя совсем этого не хочу.
– Ф-ф-ф! Не понимаю! Куда я попала?
– А куда вы хотели попасть? Почему вы не спрашиваете, удобно ли мне говорить, как спрашивают все незнакомые? – говорю я, раз уж всё равно болтаем.
– Ф-ф-ф! Да что ж такое! – говорит непонятно кто.
– Просто расскажите мне о себе, о ваших услугах, новых скидках, салонах красоты кому за пятьдесят, кулинарных мастер-классах, кружках керамики, бойцовских клубах, купонах на еду, – говорю я, потому что со мной всё равно никто не разговаривает, – пригласите на ёлку в конце концов! В этом году меня всего трижды пригласили на ёлку, а я так люблю сладкие подарки и холодок «Южный».
– Ф-ф-ф… – повторяет неабонент. – Ф-ф-ф.
И мне уже, знаете, нужен этот Ф-ф-ф, который мне как друг настоящий. Я уже даже представляю, как мы идем веселые по новогодней Москве, в этих гирляндах и снеговой жиже, обсуждаем книгу и песню, а ещё у меня варежки со снежинками и всё сложно…
А она всё не слышит меня и не слышит, странная женщина с непонятным сообщением. Думает, что я ее тоже не слышу, но продолжает кричать, продолжает фыфтеть, не подозревая, что мне неудобно разговаривать – мне всегда неудобно разговаривать, поэтому мой телефон на всякий случай всегда в авиарежиме. И что ты, спрашивается, дышишь тяжело, что за бандероль ты пытаешься пропихнуть туда? Что тебе вообще нужно в ситуации, когда в принципе не может быть связи?
Портал
Ходила чинить макбук к ребятам через дорогу. С утра относила – нарядный офис, добрые ребята, провода, запчасти, во всем привкус надежды и радостного ожидания.
Вечером иду забирать. За дверь подъезда хватаюсь – вообще не такая дверь, древняя какая-то, скрипучая; в подъезд заглядываю – страшный какой-то подъезд, темный, лестница раздолбанная, а в том месте, где дверь в мастерскую была – стена. «Вот и приехали, мама, – думаю, – чертов портал». Были ребята и нет ребят. И год небось 1985-й, а я тут такая нарядная с айфоном, хотя мне вообще некогда вот это вот всё, мне на работу надо. Короче, стою и готова уже к тому, что Весельчак У начнет кефир громко глотать, или Макконахи, проходя мимо, скажет: «Перестань дышать». Тревожно мне, страшно, но с места сдвинуться не могу.
Тут-то и вышел на лестницу бледный мужчина в халате и тапочках, и закурил, и я моргнула в темноте.
Камни
Однажды к соседнему дому привезли грузовик огромных валунов, выложили их в странном порядке на неухоженный газон, потом приехали самосвалы чернозема, прошла группировка коров, приехали люди с лопатами и сделали около каждого камня аккуратные параллелепипеды грядок.
Туда и высадили специальные женщины с тяпками и грабельками всю линейку маргариток, пеннисетумов, книфофий, физостегий, вьюнков и нивяников, тётушек-петуний, рябчиков и прочих цветков с прикольными названиями.
Целое лето камни отбрасывали тени в разные части трициртисов и хионодоксов, всё пестрело и радовало глаз, хоть ни один случайный прохожий и не понимал, зачем эта красота между рынком, трамвайным кругом и старым ДК.
Прошли годы. Физалисы с живучками давно завяли, параллелепипеды заросли травой, и лишь камни торчат то тут, то там странным и, на первый взгляд, бессистемным мегалитом. Радиоуглеродные аналитики разводят руками в попытках датировать этот кромлех, группа астрономов из Опочки видят в дальнем валуне указание на северный полюс Галактики, раз в месяц по вторникам у третьего камня справа ночует одинокий друид Тимур.
Дайте нам каких-то триста лет, и мы сдвинем нашу окраину к китайскому туристическому автобусу, покрошим один валун на магниты, а другому натрем бока, поставим на входе билетера Тамару и мерчандайзера Валеру, протопчем тропинки и натянем веревочки.
И тогда, вот тогда, под случайный трек Дидье Маруани пойдут веселым косяком экскурсанты по хитрым траекториям ничего раньше не значащего луга в округе Нагорный. И, может быть, даже не успеют на самолет.
Звоночек
В девять утра проснулась от мысли: кто я? В тот же момент раздался звонок.
– Звоночек… – подумала я.
– Василий? – послышалось на том конце провода.
Стеклышки