режек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему из воды отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Шелкова
трава ноги спутала,
Люта
змея сердце высосала!
Козлёночек опять начал вызывать сестрицу. Алёнушка всплыла кверху и показалась над водой. Царь ухватил её, сорвал с шеи камень, вытащил Алёнушку на берег, да и спрашивает, как это сталося? Она ему всё рассказала. Царь обрадовался, в саду всё зазеленело и зацвело. А козлёночек так и прыгает, так и прыгает. От радости перекинулся он три раза через голову и снова обернулся мальчиком Иванушкой.
Колдунью приказал царь казнить: разложили на дворе костёр и сожгли её.
После того царь с царицей да с братцем Иванушкой стали жить да поживать да добра наживать.
Белая уточка
Один князь женился на прекрасной княжне. Не успел он ещё на неё наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть!
Много плакала княгиня, много князь её уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала всё исполнить. Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось – такая простая, сердечная! Но на самом деле она была злой ведьмой, которая задумала погубить молодую княгиню.
– Что, – говорит женщина, – ты скучаешь? Хоть бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала, что по саду походить – невелика беда, и пошла.
Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит
В саду разливалась ключевая хрустальная вода.
– Что, – говорит женщина, – день такой жаркий, солнце палит, а водица студёная – так и плещет. Не искупаться ли нам здесь?
– Нет, нет, не хочу! – А сама подумала: «Ведь искупаться не беда».
Скинула она сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина ударила её по спине:
– Плыви ты, – говорит, – белою уточкой!
И поплыла княгиня белою уточкой.
Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась и села ожидать князя.
Только щенок вякнул, колокольчик звякнул – она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её.
А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка, и деточки её вышли – ребяточки.
Она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики собирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.
– Ох, не ходите туда, дети! – говорила мать.
Дети не слушали. Нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше, и забрались на княжий двор.
Ведьма чутьём их узнала, зубами заскрипела. Вот она позвала деточек, накормила, напоила и спать уложила, а сама велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи.
Белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка
Легли два братца и заснули, – а заморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить – заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит.
Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает:
– Спите вы, детки, иль нет?
Заморышек отвечает:
Мы спим не спим, думу думаем,
Что хотят нас всех порезати;
Огни кладут калиновые,
Котлы висят кипучие,
Ножи точат булатные!
«Не спят», – подумала ведьма и ушла. Походила-походила, опять под дверь:
– Спите вы, детки, иль нет?
Заморышек опять говорит то же:
Мы спим не спим, думу думаем,
Что хотят нас всех порезати;
Огни кладут калиновые,
Котлы висят кипучие,
Ножи точат булатные!
«Что же это всё один голос?» – подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном.
Была у ведьмы припасена рука мертвеца, которая могла сделать сон спящих беспробудным. Тотчас обвела она братьев мёртвой рукой – они и умерли.
Поутру белая уточка зовёт деток, детки нейдут. Зачуяло её сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
На княжьем дворе, белы как платочки, холодны как пласточки, лежали братцы рядышком.
Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила: