– Ух, как я долго спал! Здесь кто-то был, всё надо мной плакал да причитывал, только я никак не мог глаз открыть – так тяжело мне было!
– Это тебе во сне привиделось, – отвечает царевна. – Здесь никого не было.
На третий день пришла красна девица на берег моря синего. Сидит на сыпучем песке печальная, грустная, держит в руках золотое пялечко, а иголочка сама вышивает – да такие узоры чудные!
Увидала царевна и ну пялечко торговать.
– Позволь только посмотреть на Финиста – Ясна сокола, – говорит девица, – я его тебе даром отдам!
Царевна согласилась, взяла пялечко. Вечером опять опоила сонным зельем Финиста – Ясна сокола, а после послала она своих мамок за красной девицей.
Та пришла, будит своего милого, обнимает, целует да слёзно причитывает:
– Ты проснись-пробудись, Финист – Ясен сокол! Это я, красна девица, к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары башмаков железных истоптала, три хлеба каменных изглодала, всё тебя, милого, искала!
Не просыпается сокол.
Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щёку её горючая слеза, и он в ту же минуту проснулся. Увидал Финист – Ясен сокол красну девицу и так обрадовался, что и сказать нельзя.
Она рассказала ему, как позавидовали ей злые сёстры, как она странствовала и как торговала с царевной.
Полюбил он её пуще прежнего, поцеловал в уста сахарные и велел не мешкая созвать бояр и князей. Стал он у них спрашивать:
– Как вы рассудите, с какой женой мне век коротать – с той ли, что меня продавала, или с той, что меня выкупала? С той ли, что для меня прошла через леса дремучие, через пески сыпучие, через высокие горы, через быстрые реки, или с той, что ради забавы от меня отказалась?
Все бояре и князья думали-думали и в один голос порешили: быть ему с тою женой, что его выкупала.
Так и сделал Финист – Ясен сокол, цветные пёрышки.
В трубы затрубили, в пушки запалили, пир собрали, их обвенчали. Свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, а во рту не было.
Василиса Прекрасная
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
– Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу. Береги её всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у неё совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.
Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, – стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашёл в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на всё село красавица; мачеха и сёстры завидовали её красоте, мучили её всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела, – совсем житья не было!
Василиса всё переносила безропотно и с каждым днем всё хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала её куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрётся в чуланчике, где жила, и потчевает её, приговаривая:
– На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки – не вижу себе никакой радости. Злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?
Куколка покушает, да потом и даёт ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвёт цветочки, а у неё уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка ещё укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет. Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе, на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: «Не выдам меньшой прежде старших!» – а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.
Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житьё в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила Баба-яга. Никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке Бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трём девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую – чулки вязать, а Василису – прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всём доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, а сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке. Одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
– Что теперь нам делать? – говорили девушки. – Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнём к Бабе-яге!
– Мне от булавок светло! – сказала та, что плела кружево. – Я не пойду!
– И я не пойду, – сказала та, что вязала чулок, – мне от спиц светло!
– Тебе за огнём идти, – закричали обе, – ступай к Бабе-яге! – и вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
– На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнём к Бабе-яге. Баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза её заблестели, как две свечки.
– Не бойся, Василисушка! – сказала она. – Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у Бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идёт она и дрожит. Вдруг скачет мимо неё всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый и сбруя на коне белая, – на дворе стало рассветать.
Идёт она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, – стало всходить солнце.
Скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне
Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка Бабы-яги. Забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами. Вместо верей [столбов] у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам чёрный, одет во всём чёрном и на чёрном коне. Подскакал к воротам Бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, – настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.
Вдруг скачет мимо неё всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый и сбруя на коне белая
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели, выехала из лесу Баба-яга – в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
– Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
– Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнём к тебе.
– Хорошо, – сказала Баба-яга, – знаю я их, поживи ты наперёд да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! – Потом обратилась к воротам и вскрикнула: – Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, и Баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять всё заперлось.
Войдя в горницу, Баба-яга растянулась и говорит Василисе:
– Подавай-ка сюда, что там есть в печи; я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать Бабе-яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять. Из погреба принесла она квасу, мёду, пива и вина. Всё съела, всё выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины.